— Чего тебе, друг? — обратились они ко мне. — Хочешь присоединиться к нам? Готов подписать пакт? Погоди, скоро мы призовем дьявола, нашего господина!

Слова их встревожили меня, и я поспешил ответить:

— Нет, господа, я добрый христианин и не желаю предаваться Сатане.

— Ты ошибаешься. Все мы добрые люди. Ты не пожалеешь, что присоединился к нам. Позабудь те глупости, что говорит кюре, и откажись от своей веры.

— Ах! Господи Боже, — вскричал я, сотворив крестное знамение, — приди мне на помощь!

Стоило мне произнести эти слова, как свечи погасли, загрохотал гром и пиршественные столы исчезли. Вспыхивали молнии, и я видел лишь стаи летучих мышей и неясытей, кружившихся вокруг меня и испускавших жуткие крики; я едва мог вздохнуть, но тут услыхал чей-то голос:

— Ничего не бойся, христианин! Всему аду не одолеть тебя!

Голос тот вдохнул в меня силы, и я побежал прочь.

— Спору нет, ты пережил невероятное приключение, — сказал я крестьянину. — Я должен увидеть все своими глазами.

И действительно, некоторое время спустя, в пятницу, в ясную лунную ночь, я решил отправиться на шабаш. Мои желания исполнились: достигнув дьявольского виноградника, я оказался на великолепном пиршестве. Восхитительные женщины, изысканные модники, фейерверки, поединки, забавы, танцы — все сливалось в этом пестром и небывалом зрелище.

Я в изумлении застыл, но тут ко мне подошла поразительной красоты дама в костюме Венеры.

— Будь нашим гостем, — сказала она. — Мы ждали тебя; без тебя праздник наш неполон. И в знак особой милости господин наш и повелитель, вопреки обычаю, предстанет перед тобой.

Вслед за тем меня подчеркнуто вежливо приветствовал очень любезный господин, сказавший:

— Ты попал на ассамблею ведьм и колдунов. Как видишь, они вовсе не страшны. Входи смело, никто не причинит тебе зла.

Я мгновенно очутился в громадном зале, где все дышало радостью и весельем. Вокруг разносили закуски и прохладительные напитки, но мне ничего не предложили.

— Догадываюсь, о чем ты думаешь, — заметил господин и повелитель. — Но прежде, чем ты разделишь нашу трапезу, я должен кое-что тебе объяснить.

Как я уже говорил тебе, все собравшиеся здесь — ведьмы или колдуны, и потому им дарована честь принадлежать мне. Если ты съешь хоть кусочек, выпьешь хоть глоток, ты также по праву станешь моим. Но мы не желаем никого неволить; доверие лежит в основе всех наших деяний. Теперь ты предупрежден. Если хочешь подписать договор, выбор за тобой; назови свои условия. Думаю, мы придем к согласию.

— Воистину, месье дьявол, — сказал я, — выглядите вы отнюдь не таким дьявольским, как нам кажется. Но я не могу принять ваше предложение. Я доволен своей судьбой и не намерен ее менять.

— Поразмыслите над этим, — отвечал он строгим голосом. — Мы собираемся здесь в первую пятницу каждого месяца.

Церковные колокола прервали его, прозвонив Ангелус[22]; и тотчас все собравшиеся разразились ужасными завываниями, дьявол принял чудовищный облик, заставив меня замереть от ужаса, а женщина, показавшаяся мне такой прекрасной, превратилась в уродливую черную кошку; прочие гости обратились в летучих мышей, неясытей и других ночных животных и птиц. Я задрожал от страха, когда они, обратившись, окружили меня, грозно щелкая зубами; непроглядная тьма воцарилась вокруг, и в ней открывались бездны, готовые поглотить меня; я не мог сделать и шага; земля извергала серу, смолу и зловонный, невыносимо отвратительный запах. Я был сдавлен со всех сторон, я задыхался, пот лил с меня градом; меня охватила такая слабость, что я едва держался на ногах.

Тем временем, серебристые переливы колоколов возвестили первые лучи рассвета; по привычке, я прочитал «Ангел Господень». Крики и вопли сейчас же удвоились, дьявол корчился, принимая тысячи обличий, загремел гром и я очутился посреди потоков огня, окруженный злобными рептилиями.

Закончив молитву, я сотворил крестное знамение; и тогда земля разверзлась и поглотила всех ужаснувших меня чудовищ.

День придал мне силы и мужество. Я удалился и более не испытывал соблазна посещать ночные пиршества.

Анекдот, который мы собираемся изложить, взят из путешествия де Турнефора по Леванту[23] и может пролить свет на россказни о так называемых вампирах.

На острове Миконос (говорит автор) мы были свидетелями весьма необычной сцены, связанной с одним из тех мертвецов, которые, как считается, оживают после погребения. Народы Севера именуют их вампирами; грекам они известны под именем вруколаков. Человек, о котором мы намерены рассказать, был крестьянином с Миконоса и обладал мрачным, раздражительным и сварливым характером. В отношении его следует заметить, что он был убит в сельской местности, однако мы не знаем, кем и как.

Спустя два дня после того, как его похоронили в городской церкви, поползли слухи, что он разгуливает по ночам, носится по улицам, врывается в дома, переворачивает мебель, гасит лампы, исподтишка хватает людей и производит тысячи других мелких безобразий. На первых порах над этими слухами лишь посмеивались, но дело приняло серьезный оборот, когда жаловаться начали и самые достойные и честные граждане. Попы (греческие священники) сами вынуждены были признать, что они говорят правду. Никто в городе не пропускал церковные службы. И однако, мертвец продолжал бесчинствовать, не желая исправляться. После многих обсуждений члены городского совета, священники и монахи рассудили — уж не знаю, согласно какому старинному церемониалу, — что следует подождать, пока со времени похорон не пройдет девять дней. На десятый день в церкви, где покоился усопший, отслужили службу с целью изгнания демона, обосновавшегося, как они верили, в мертвом теле. Затем тело выкопали и извлекли сердце; труп издавал такой смрад, что пришлось зажечь благовония, но дым лишь усилил запах разложения и разгорячил умы этих бедных людей. Стали говорить, что из тела исходит густое облако дыма. Мы же, бывшие свидетелями всего этого, не осмеливались сказать, что то был дым кадильниц.

Несколько добровольных помощников заверили, что кровь злосчастного крестьянина осталась ярко-красной; другие клялись, что тело еще теплое; отсюда они заключили, что умерший допустил большую ошибку, не умерев окончательно, или, вернее сказать, позволив дьяволу оживить себя; именно таким они представляют себе вруколака, и слово это с тревогой слетало с их губ.

В толпе пришедших раздались громкие возгласы; когда умершего несли в церковь для погребения, говорили они, люди заметили, что тело его не окоченело; следовательно, утверждал хор голосов, то был настоящий вруколак.

Когда нас спросили, верим ли мы, что этот человек умер, мы ответили, что он вполне и совершенно мертв; что же касается алой крови, то легко увидеть, что это всего-навсего весьма зловонные телесные выделения; и наконец, мы постарались всеми силами их успокоить либо, по крайней мере, не подливать масла в огонь их распаленного воображения, объяснив им присутствие так называемых испарений и теплоту мертвого тела. И все-таки, несмотря на все наши доводы, решено было сжечь сердце мертвеца. После этой экзекуции, однако, мертвец отнюдь не сделался более послушным и стал буйствовать еще сильнее, чем прежде. Его обвиняли в ночных нападениях на людей; говорили, что он вышибал двери, бил окна, рвал на клочки одежду и опустошал котлы и бутылки. Это был очень беспокойный мертвец; кажется, он обходил стороной лишь дом консула, где мы жили. Воображение у всех разыгралось, и даже самые разумные горожане были захвачены всеобщим страхом. Мы видели истинную болезнь рассудка, не менее опасную, чем мания или бешенство. Целые семьи бросали дома, бежали на окраины города, навьюченные своими убогими пожитками, и ночевали там. Каждый жаловался на какое-нибудь новое нападение мертвеца; самые осторожные уходили в деревни.