— Эмерсон, никто не поверит, будто ваши отношения с этой аспиранткой не включают в себя интимные отношения. Особенно учитывая вашу репутацию. Естественно, бремя доказательства вашей вины лежит на ваших работодателях, если только ваша chiquita[31] не подаст на вас жалобу или если кто-то не застукает вас в компрометирующей ситуации. Я уж молчу о том, если она окажется беременной.
— Такого быть не может.
— Все так говорят, Эмерсон.
— Согласен, но, учитывая характер наших с нею отношений, такого действительно просто не может быть.
Джон закатил глаза, но решил не читать профессору лекцию на биологическую тему.
— Если вас застанут вместе без явных доказательств сексуальных отношений, вы, Эмерсон, скорее всего, отделаетесь дисциплинарным взысканием за неподобающее поведение. Но это лишь мои предположения. Я уже сказал: прежде чем давать вам советы, мне нужно созвониться с той женщиной. Она хорошо разбирается в университетском крючкотворстве.
— Спасибо.
— В конце концов, под удар поставлена ваша задница, а не моя. Так что будьте осторожны. Мне-то что? Я в любом случае получу свой гонорар. — Джон прочистил горло. — Габриель?
— Я вас слушаю.
— Вот что, Эмерсон. Один совет я вам все-таки дам, и вполне профессиональный. Держитесь подальше от девушек, потасовок, пьянства в общественных местах и всего похожего. Учтите: любой иск против университета сразу высветит ваше прошлое, а вам едва ли хочется такой известности. Лучше, если прошлое останется в прошлом. Вы меня поняли?
— Да, Джон.
Попрощавшись с адвокатом, Габриель швырнул трубку и решил выплеснуть накопившиеся эмоции в фехтовальном клубе.
Вернувшись домой, Джулия сразу же принялась исследовать припорошенную снегом клумбу, надеясь найти там хотя бы часть открытки Габриеля. Ей удалось извлечь лишь несколько клочков.
Почти весь остаток дня и вечер Джулия листала монографию Чарльза Уильямса, делая краткие выписки. Габриель оказался почти что провидцем. Читая основательный труд Уильямса, Джулия нашла там немало полезного для своей диссертации.
Перед сном она сидела на кровати, слушала музыку и думала о Габриеле. Вторую закачанную им песню — «Молитва Данте» — тоже исполняла Лорина Маккеннитт. Слова и голос певицы так подействовали на Джулию, что она расплакалась.
Она снова достала из комода фотографию Габриеля и положила себе под подушку. Сон не шел. Тогда она попыталась спокойно и отстраненно проанализировать все, что произошло между нею и Габриелем за минувшие сутки.
Начать с того, что он предрасположен к наркотикам. Если он когда-нибудь опять сорвется, то сломает жизнь не только себе, но и ей.
Затем она подумала о том, что ее отношения с Габриелем могут угрожать карьере их обоих. Стоит кому-нибудь случайно узнать об их отношениях, и по факультету поползут сплетни, густо сдобренные домыслами и откровенным враньем. Габриель сделается предметом пересудов на факультетских вечеринках, где коллеги будут упражняться в остроумии, перемывая ему кости. А потом факультетское руководство, стоящее на страже нравственности, сочтет нецелесообразным продлевать контракт с одаренным, но дурно влияющим на студентов и аспирантов профессором Эмерсоном. Джулии тоже достанется. Ее представят заурядной молодой шлюшкой, стремящейся раздвиганием ног добиться степени магистра, поскольку это единственный доступный ей способ. Если кто-то уже видел их вместе, бесполезно ждать конца семестра. За эти пять недель их успеют вывалять в грязи.
И наконец, она по уши влюбилась в Габриеля Эмерсона, когда ей было семнадцать. Первый раз ее взяли за руку, посмотрели в глаза, поцеловали, прошептали ласковые слова. Ну и что? Можно много чего накрутить вокруг их первой встречи. Можно сказать, что она была предопределена судьбой и все такое. Но какой бы ни была истинная причина их встречи, Джулия крепко и по-настоящему влюбилась в этого человека. Она пробовала подавить свои чувства. Пробовала даже избавиться от них и влюбиться в другого. Но стоило ей провести вчера ночь в объятиях Габриеля, и все вернулось. «Оборонительные сооружения», которые она строила в своей душе, оказались песчаным замком, смытым приливной волной. Ее любовь к Габриелю никуда не исчезла. Достаточно было одной ночи, и крохотная искорка вспыхнула неистовым факелом. И это пламя не могли уже погасить никакие приливные волны.
Что толку говорить о выборе, если выбора у нее нет? Свой выбор она сделала шесть лет назад, когда без колебаний протянула ему руку и пошла с ним в старый яблоневый сад. Достаточно было его первого прикосновения, и Джулия уже знала: она принадлежит этому человеку. Все эти годы Габриель незримо присутствовал в ее жизни, как призрак, которого не прогнать. И теперь этот призрак обрел плоть. Заявил, что Джулия ему нужна.
Но вот любит ли ее Габриель?
На следующее утро, проверив голосовую почту, Джулия обнаружила сообщение Габриеля. Он позвонил, когда она уже спала.
Джулианна, ты обещала отвечать на звонки. (Вздыхает.) Я решил, что ты мылась в душе и не слышала сигнала. Перезвони мне, как только прослушаешь это сообщение.
Жаль, что мне сегодня не удалось никуда тебя сводить. Но я бы с удовольствием сделал это завтра. Можем мы хотя бы обсудить этот вопрос? (Пауза…) Позвони мне, principessa.[32] Пожалуйста, позвони.
Джулия сразу же занесла его номер в память телефона, введя имя Данте Алигьери. Потом позвонила сама, но теперь его телефон был переключен на прием голосовых сообщений.
Привет, это я. Прости, пожалуйста; когда ты позвонил, я была не в душе, а уже спала. С удовольствием бы увиделась с тобой, но боюсь, что обед на публике — дело слишком рискованное. Мне очень хочется снова узнать тебя, Габриель, и я надеюсь, мы найдем безопасное место, где сможем это сделать. А сейчас твой телефон недоступен. Позвони, когда освободишься.
В пятницу Джулия почти до вечера шлифовала план своей диссертации. Телефон оставался включенным, однако Габриель больше не звонил. Зато ей позвонил Пол. Он находился в библиотечном отсеке. Едва начавшийся разговор был прерван внезапным появлением профессора Эмерсона. Настроение профессора заметно улучшилось, из чего Пол заключил, что буря, угрожавшая разразиться над головой Джулии, промчалась стороной.
Встреча с Кэтрин Пиктон была очень интересной, но, вернувшись домой, Джулия поняла, что очень проголодалась. Обследовав шкаф и холодильник, она нашла лишь томатный суп-пюре быстрого приготовления. Поужинав, Джулия отправилась в душ. Завернувшись в фиолетовое полотенце, которое едва закрывало ее грудь и живот, она стала выбирать себе ночную пижаму. Холодный октябрьский воздух и приближение Хеллоуина остановили ее выбор на пижаме с фонариками из тыквы.
Тук-тук-тук.
Джулия испуганно вскрикнула. Стук продолжался, сопровождаемый невнятным бормотанием. Собрав всю храбрость, какая у нее была, Джулия подскочила к окну и отдернула занавеску, увидев по ту сторону рамы… встревоженное лицо Габриеля.
— Ну и напугал же ты меня! — рассердилась Джулия.
Одной рукой она взялась за шпингалет старого, плохо открывавшегося окна, а другой прижимала сползающее полотенце.
— У тебя не отвечал ни телефон, ни домофон. Я уже волноваться начал. Пошел на задний двор. Смотрю, твое окно освещено. — Заметив, что ей не поднять раму, Габриель просунул руку. — Я сам. — Одним движением он поднял скрипучую раму и вручил Джулии два бумажных пакета.
— Что это? — спросила она.
— Обед. Пожалуйста, отойди от окна, а то простудишься. — Габриель ухватился за оконный козырек.
— Что ты делаешь?
— Как что? Лезу в твое окно.
— Я могу открыть входную дверь и впустить тебя, как это делают нормальные люди.
Подтягиваясь, Габриель успевал поедать глазами Джулию.
