— Тогда что-то случилось? — осторожно спросил Габриель, обнимая ее.

— Случилось. Даже вспоминать не хочется. — Джулия попыталась отвернуться, но Габриель крепко держал ее.

— Знаю, не обо всем легко рассказывать. Но прошу тебя: расскажи. Мне это поможет тебя понять.

Возможно, днем она не стала бы об этом рассказывать. Но ночью о подобных вещах говорить легче. Джулия поддалась не столько самой просьбе, сколько интонации его голоса.

— Сейчас я понимаю: мне в тот день лучше было бы уйти и не мешать материнской попойке с ее очередным дружком. Но тогда мне искренне хотелось приготовить праздничный обед. Я решила, что сделаю фаршированную курицу, печеный картофель с сырной начинкой и овощной салат.

— Уверен, все было просто пальчики оближешь, — сказал Габриель.

— Не знаю…

— Почему?

— Не получилось.

— Джулианна, что тогда произошло? — Габриель вновь повернул ее к себе.

— Кухонного стола у нас не было. Я накрыла стол в гостиной. На троих… Какая же я была дура! Я же с самого начала чувствовала, что им не нравится моя затея с готовкой… Когда я шла из кухни с полным подносом, мамин дружок подставил мне ножку.

— Нарочно?

— Да. Он видел, что я иду.

Габриель дернулся. Его пальцы сжались в кулаки.

— Я упала. Тарелки разбились. Все разлетелось в разные стороны.

— Ты сильно ушиблась?

— Уже не помню, — глухим, холодным голосом ответила Джулия.

— Мать тебе помогла?

Джулия покачала головой. Габриель тихо зарычал.

— Они оба хохотали, словно это было телевизионное шоу. Представляешь, я ползаю по полу, реву от бессилия, все лицо в подливе. Один кусок курицы улетел в дальний конец комнаты… Если бы ты меня тогда видел, тебя бы удар хватил.

Габриель едва удержался, чтобы со всей силы не стукнуть кулаком в стену.

— Нет, Джулианна. Меня бы не хватил удар. Но дружок твоей матери получил бы за все.

— Потом им надоело смотреть на меня, и они пошли в комнату матери трахаться. Даже дверь не закрыли. Это был мой последний День благодарения с Шарон.

— Твоя мать похожа на персонажа из стихов Энн Секстон.

— Шарон вообще не читала стихов.

— Боже мой, Джулия. — Габриель разжал кулаки и крепко обнял ее.

— Я вымыла пол, переоделась и выскочила на улицу. Села в первый попавшийся автобус. Бесцельно ездила по городу, пока не увидела здание Армии спасения и большой плакат, приглашавший бездомных на праздничный обед. Я зашла, спросила, не надо ли помочь на кухне. Меня очень приветливо встретили и сказали, что волонтеры им всегда нужны.

— Так вот как ты провела День благодарения.

— Да. Мне вообще не хотелось возвращаться домой. А там была очень теплая, дружественная обстановка. После того как мы накормили бездомных, волонтерам тоже устроили праздничный обед. Нас угощали индейкой. Мне дали большой пакет с едой. Там был даже пирог. — Джулия вздохнула. — У нас дома пирогов не пекли. Ты будешь смеяться, но впервые домашний пирог я ела у Грейс.

— Джулианна, а почему отец не забрал тебя из этого ада?

— Там не всегда был ад. — Джулия рассеянно дергала ткань его футболки.

— Больно, между прочим, — засмеялся Габриель. — Так у меня никакой растительности на груди не останется.

— Извини. — Она нервно разгладила ткань. — Даже не знаю, почему отец женился на такой женщине, как моя мать. Сначала мы жили все вместе. Когда мне было четыре года, между родителями произошел крупный скандал. Я тогда плохо понимала что к чему! Уже потом отец мне рассказал, что мать выгнала его. Он вернулся в Селинсгроув, где вырос. А вместо отца у матери стали появляться другие мужчины. Она их называла дружками. Почти каждое воскресенье отец звонил мне, и мы с ним минут двадцать разговаривали. Однажды я ему проболталась, что накануне вечером очередной мамин дружок перепутал мою комнату с ванной и вошел ко мне совершенно голый. — Опасаясь, как бы Габриель не задал ей вполне очевидный вопрос, Джулия прокашлялась и быстро продолжила: — Отец рассвирепел и сразу же спросил, дотрагивался ли этот дружок до меня. Я сказала, что нет. Тогда отец потребовал, чтобы я позвала к телефону маму. Я ответила, что мама лежит в постели с этим мужчиной и мне в такие моменты входить к ней строго запрещено. Отец велел мне идти к себе в комнату и запереться на замок. Я уже не стала ему говорить, что там нет даже простой задвижки. На следующее утро отец прилетел в Сент-Луис и объявил матери, что забирает меня в Селинсгроув. Дружок успел уйти, и это, я думаю, спасло ему жизнь. Отец бы его убил.

— Ты поехала с отцом в Селинсгроув?

— Да. Отец пригрозил Шарон: или она отвадит всех дружков и пройдет курс лечения от алкоголизма, или он подаст иск о лишении ее родительских прав. Она согласилась лечиться, а я отправилась с отцом в Селинсгроув.

— Сколько тебе тогда было?

— Восемь.

— Почему ты не осталась у отца?

— Его вечно не было дома. Он работал в будни, иногда в выходные. Плюс его дежурства в пожарной команде. Целый год я проучилась в Селинсгроуве, а когда учебный год кончился, отец снова отвез меня в Сент-Луис. У Шарон тогда была «светлая полоса». Она прошла курс лечения и работала в маникюрном салоне. Отец решил, что Шарон взялась за ум и что мне с матерью будет лучше.

— Но потом ты опять вернулась в Селинсгроув?

Джулия какое-то время колебалась.

— Джулианна, не надо таиться, — сказал Габриель, крепко обнимая ее. — Тебе надо это выплеснуть из себя.

— Я вернулась за год до встречи с тобой. Отец снова забрал меня.

— Почему?

— Она ударила меня. Я не удержалась на ногах, упала и затылком ударилась об угол стола. Меня увезли в больницу. Оттуда я позвонила отцу и сказала, что, если он не возьмет меня к себе, я убегу. Он приехал за мной… Матери я больше не видела.

— У тебя, наверное, остался шрам?

Джулия молча взяла его руку и приложила к тому месту, где был небольшой бугорок и где не росли волосы. Габриель несколько раз поцеловал ее шрам.

— Может, тебе и неприятно это слышать, но их обоих нужно было отколотить до бесчувствия. И начать с «бравого пожарного», которому его каланча была дороже дочери.

— Мне еще повезло. В общем-то, Шарон меня не била.

— Ничего себе, «повезло»! Это и отдаленно не похоже на везение.

— Зато мне везет теперь. Здесь меня никто не бьет. И у меня есть друг, который меня кормит.

Габриель мотнул головой и выругался сквозь стиснутые зубы.

— С тобой вообще должны были обращаться как с принцессой. Знала бы ты, как родители возились с Рейчел!

— Я не верю в сказки, — почти шепотом возразила Джулия.

— Попробую сделать так, чтобы ты поверила. — Габриель наклонился к ней и поцеловал в лоб.

— Реальность лучше фантазий.

— Только если она фантастична сама по себе.

Джулия покачала головой, но улыбнулась:

— А я могу задать тебе вопрос?

— Естественно.

— У тебя есть шрамы? — спросила Джулия, перестав улыбаться.

— Нельзя ударить по тому, в чьем присутствии ты сомневаешься, — без всякого выражения ответил Габриель, и Джулия поняла, что опять подошла к запретной территории. — Неизвестно, что хуже: когда тебя бьют или когда на тебя не обращают внимания. Наверное, все зависит от того, какой вид боли ты предпочитаешь.

— Прости, Габриель, я не знала. — Она переплела свои пальцы с его пальцами. Сделав глубокий вздох, Джулия спросила: — Ты что, уже уходишь?

— Только если ты меня выгонишь. — Габриель гладил ей волосы, стараясь не дотрагиваться до шрама на затылке.

— Я хочу, чтобы ты остался со мной.

— Тогда я остаюсь.

Джулия тут же заснула, как обрадованный ребенок. Габриелю не спалось. Он думал о шрамах, которые Джулия ему показала. Но ведь есть и другие, которые она стыдится показать, хотя они и не на теле.

— Джулия, — тихо позвал он.

Она спала.

— Я никому не позволю причинить тебе боль, — прошептал Габриель, целуя ее в щеку. — И в первую очередь — себе самому.