Лок кивнул, снова приближаясь ко мне и втыкая мне в голову иглу позади уха.

Затылок онемел. Сосредоточиться стало практически невозможно.

— Игла на указательном пальце вошла прямо в теменную борозду мозга, — напевал Лок мне на ухо, — что оказывает непосредственное воздействие на центр правды. Теперь ты не можешь солгать, несмотря ни на что. Так что тебе известно об истинной причине?

— Н-ничего… — заикаясь, произнес я.

Он качнул иглой, и в моей голове вспыхнула боль.

— Как тебя зовут?

— Грегор Эйзенхорн.

— Место рождения?

— Мир ДеКере.

— Первое сексуальное завоевание?

— Мне было шестнадцать, служанка в школе…

— Твой самый большой страх?

— Человек с пустыми глазами!

Все ответы были правдивы, все вырывались непреднамеренно, но последний удивил даже меня самого.

На этом Лок не закончил. Он еще раз пошевелил вставленной иголкой и проник в заднюю часть моей шеи остальными, так что все мое тело парализовало и по венам потек лед.

— Что тебе известно об истинной причине?

— Ничего!

Сам того не желая, я заплакал от боли.

Горгон Лок продолжал допрашивать меня в течение четырех часов… по меньшей мере четырех часов. А что было потом, не помню.

Вновь придя в себя, я обнаружил, что лежу на холодном рокритовом полу. Каждый нерв моего существа заполняла тянущая боль, каждый мускул — слабость. Я едва мог шевелиться. Никогда прежде мне не приходилось испытывать такой жуткой боли и отчаяния. Никогда я не чувствовал себя так близко к смерти.

— Лежи спокойно, Грегор… ты с друзьями… — проговорил знакомый голос.

Эмос.

Я открыл глаза. Убер Эмос, мой верный архивист, смотрел на меня с состраданием, которое не могли скрыть даже аугметические очки. На его скуле расплывался синяк, а красивые одеяния были порваны.

— Лежи спокойно, старый друг, — убеждал он.

— Ты ведь меня знаешь, Эмос, — сказал я, медленно садясь.

Это оказалось непростой задачей. Некоторые группы мышц наотрез отказывались работать, и меня чуть не вырвало.

Я посмотрел вокруг затуманенным взором.

Сидел я на полу цилиндрической рокритовой камеры. С одной стороны этого цилиндра имелся люк, а с другой — подъемная решетка. Эмос присел на корточки возле меня, а за его спиной, глядя на меня с подлинным беспокойством, застыла Елизавета Биквин в разорванном платье. Опершись спиной о стену и сложив руки на груди, стоял Хелдан, а возле люка жались Махелес и четверо других сопровождавших нас посланников Гильдии Синезиас. Все они были бледными, с опухшими глазами, словно только что плакали. Бетанкора в камере я не обнаружил.

— Хрупкая эгида, пред потопом, — произнес Эмос на превосходной глоссии, заметив мой взгляд.

Эти слова подразумевали, что Бетанкору каким-то образом удалось избежать заточения, которое постигло остальных моих спутников.

Я поднялся главным образом благодаря своему упрямству и поддержке Эмоса и Биквин. На мне по-прежнему не было ничего, кроме легинсов, сапог, кровоподтеков и многочисленных темных точек в тех местах, где надо мной поработал Горгон Лок.

Он должен был заплатить за это.

— Что вам известно? — спросил я, после того как восстановил дыхание.

— Нас уже можно считать покойниками, — искренне произнес Хелдан. — Неудивительно, что мой наставник оставил эту часть работы вам, самоубийственные радикалы. Жаль только, что я согласился присоединиться.

— Благодарю, Хелдан. Может, кто-нибудь желает сказать что-нибудь менее нравоучительное?

Эмос улыбнулся:

— Мы находимся в тюремной камере под западным крылом, в дальней его части, практически под лесом. Они ворвались в наши комнаты спустя три часа после твоего ухода и взяли всех под прицел. Я внимательно запоминал маршрут, которым нас вели, после чего сравнил его с картой Мидаса и теперь абсолютно уверен в нашем местоположении.

— Что, черт возьми, они с тобой сделали? — спросила Биквин, промакивая раны на моей груди куском материи, оторванным от собственного платья.

Морщась от боли, я наконец понял, почему ее одежда так изодрана. Она ухаживала за моими ранами, пока я лежал без сознания. Доказательством ее преданности служила валяющаяся на полу куча пропитанных кровью обрывков материи.

— Потом они пришли еще раз, час спустя, и притащили тебя. Но ничего не говорили, — добавил Хелдан.

— Сэр Фархавал, вы и в самом деле инквизитор? — спросил Махелес, выступая вперед.

— Да, это так. Меня зовут Эйзенхорн.

Махелес и все его спутники зарыдали:

— Мы покойники. Ты всех нас привел на смерть!

Я почувствовал к ним что-то вроде жалости. Гильдия Синезиас прогнила насквозь, и всех этих людей уже затронуло разложение, но в столь затруднительном положении они оказались по моей вине.

— Заткнитесь! — ответил им Хелдан.

Потом он оглянулся на меня и протянул мне что-то вытащенное из отворота на его комбинезоне. Маленькую красную капсулу.

— Что это?

— Адмилладокс, десять граммов. Похоже, тебе это нужно.

— Я не пользуюсь наркотиками, — сказал я.

Он с силой вложил капсулу в мою руку:

— Адмилладокс утоляет боль и очищает сознание. Мне плевать, применяешь ты наркотики или нет. Я только хочу, чтобы эта штука оказалась в тебе до того, как откроются эти ворота.

— Почему? — посмотрел я на решетку.

— А тебе никогда не доводилось сражаться на арене?

Гло получили от меня все, что могли. Теперь они хотели моей смерти, а заодно и смерти всех тех, кто был со мной. Однако банальное убийство было ниже их достоинства.

Но ведь из убийства можно сделать спорт.

Примерно на рассвете решетка со скрипом поползла вверх. В нашу тускло освещенную камеру ворвался жесткий и яркий искусственный свет.

Вместе с ним в нашу камеру ворвались облаченные в броню бойцы милиции Дома Гло и выгнали нас наружу с помощью энергощитов и пси-кнутов.

Пока мы пытались проморгаться и привыкнуть к освещению, решетка за нами опустилась.

Я огляделся. Просторный круглый амфитеатр, увенчанный куполом — без сомнений, тем самым, внешнюю поверхность которого мы видели, подлетая к поместью. Земляной пол арены порос мхом, а по стенам десятиметровых каменных стен ползли лишайники. Над стенами размещались зрительские ряды, заполненные сейчас членами Дома Гло, их слугами и гостями. В ложе я увидел Уризеля Гло, лорда Оберона, Горгона Лока, леди Фабрину, экклезиарха Даззо, курильщика кальяна. Капитан Терронс, во время банкета сидевший за нашим столом, руководил стражей из сорока человек. Все охранники были облачены в зеленую броню, серебряные шлемы с плюмажем и держали в руках автоматическое оружие. Более чем две сотни членов клана Гло, их домашняя прислуга, милиция и чернорабочие заняли места в амфитеатре и восторженно выли, напоминая кровожадных гиен.

Игнорируя оскорбительные выкрики, я оглядел арену. Кое-где торчали покореженные деревья и валуны, что придавало арене некоторое подобие природного ландшафта.

Возле зарешеченного входа в камеру располагалась стойка с ржавым оружием. Махелес со своими собратьями уже подбежали к ней и схватили тупые короткие мечи и беззубые пики.

Я выбрал кинжал с эфесом, прикрытым чашкой, и странную, крючковатую косу с зазубренной внутренней стороной лезвия.

Я привыкал к весу оружия в своих руках.

Хелдан взял кинжал и топор на длинной рукояти, Биквин — плетеный щит и нож с острым кончиком. Эмос только пожал плечами и ничего не взял.

Нас осмеивали и освистывали, но потом все стихло, и только тихие вздохи доносились со зрительских рядов.

Карнодон был шести метров в длину, от носа до кончика яростно хлещущего хвоста. Девятьсот килограммов мышц, когтей и острых клыков.

Зверь вышел из-за группы мертвых деревьев, волоча за собой тяжелую цепь, свисавшую с его шипастого ошейника. В мгновение ока зверь достиг Махелеса и сбил его с ног.

Посланник Гильдии Синезиас заорал и продолжал вопить намного дольше, чем представлялось возможным для человека, от которого карнодон отрывает куски. Может быть, это всего лишь игра моего испуганного воображения, но мне кажется, что крик прекратился, только когда в пасти чудовища исчезла голова несчастного представителя гильдии. Другие посланники закричали и побежали. Кроме одного, который упал без сознания.