В наших разговорах с Дональдом и Кимом мы почти не касались темы разведки, хотя иногда и вспоминали с Кимом общих знакомых по Интеллидженс сервис. Полагаю, что это было неосознанным следствием многолетней привычки не говорить о работе. Дональд, как это вообще свойственно сотрудникам дипломатической службы, относился к разведке и разведчикам немного свысока. В отличие от Кима, который, как мне кажется, связался с разведкой (помимо его верности коммунистической идее) потому, что это ему просто нравилось, Дональд согласился стать агентом исключительно из чувства долга. Подобная работа была не по нему, и он постоянно боролся с внутренней неприязнью к ней. Тем не менее я уверен, что он многое сделал. В Вашингтоне у него был доступ к ядерным секретам, и то, что мы последние сорок пять лет живем в мире и собираемся жить так и дальше, я в большой мере отношу на счет деятельности так называемых «атомных агентов», к которым принадлежал и Дональд. Благодаря им Советский Союз в рекордно короткий срок сумел создать атомную бомбу и достичь ядерного паритета. Это «взаимное сдерживание», уровень которого, я надеюсь, заметно снизится по сравнению с сегодняшним, служит, по моему мнению, гарантией «мира для всех».
Насколько мне известно, Дональда и Кима объединяло только одно: они оба много курили, предпочитая крепкие сорта табака — «голуаз», если удавалось его достать, но чаще «дукат», самые дешевые из советских сигарет с особенно едким запахом.
Ни Ким, ни Дональд никогда не упоминали «пятого»: о существовании Энтони Бланта я впервые узнал из английских газет. Лишь после этого Дональд как-то произнес его имя в связи со своим и Гая Берджисса побегом (которого я никогда не встречал, так как он умер до моего приезда в Москву). Дональд часто рассказывал о Гае и об их непростых отношениях, когда они жили в одной квартире в Куйбышеве в первые годы пребывания в СССР. Более подробно я узнал о нем от Надежды Петровны, домработницы Дональда, с которой я до сих пор поддерживаю связь и которая работала у Гая до его смерти. Эти рассказы только подтвердили мое впечатление о нем. Он, очевидно, был умным, смелым и очень обаятельным человеком, но, судя по всему, обожал разыгрывать своих друзей и ради этого не гнушался даже вскрывать их письма.
Примерно через два года после приезда в Москву я устроился на свою первую работу: переводчиком на голландский язык в издательстве «Прогресс», однако это занятие не слишком меня вдохновляло. Не говоря уж о том, что тексты, которые я должен был переводить, большого интереса не представляли, эта работа лишь усугубила мою изоляцию: я работал дома, примерно раз в две недели приходя в издательство, чтобы отдать готовый материал и забрать новый. Таким образом, я не имел возможности узнать своих коллег и влиться в коллектив, что важно в любой стране, в которой вы собираетесь жить, но особенно в Советском Союзе, где общественная жизнь вне работы крайне ограничена.
Дональд сразу заметил это и еще на заре нашей дружбы предложил мне перейти к нему в институт, где царила совершенно иная атмосфера. С его помощью и при содействии КГБ это удалось устроить, и работа в институте оказалась еще одним важным шагом к тому, чтобы почувствовать себя полноценным членом общества и жить нормальной жизнью.
Работа оказалась интересной, а сотрудники — доброжелательными. Каждый в моем отделе специализировался на чем-то своем в области международных отношений, и многие жили или бывали за рубежом, вследствие чего они были лучше информированы и отличались более широкими взглядами, нежели большинство их сограждан. Среди них я встретил людей, обладавших огромными знаниями, с ними было интересно беседовать, и, находясь в их компании, я получал истинное удовольствие. Сейчас я даже не могу себе представить, как сложилась бы моя жизнь, если бы мне не посчастливилось попасть в институт. Наверняка она была бы гораздо более унылой.
Я занимался изучением Ближнего Востока и имевших там место конфликтов, прежде всего арабо-израильского. Эта область не была для меня незнакомой. Время от времени я писал статьи или заметки, анализируя изменения в ходе событий. В своих работах я долгое время указывал на настоятельную необходимость восстановления дипломатических отношений с Израилем. Если уж хочешь выступать в роли примирителя, то необходимо иметь одинаково хорошие отношения с обеими сторонами. Мне казалось, что Советскому правительству было бы гораздо легче помочь в решении палестинского вопроса, говоря напрямую с израильским правительством, чем лишая себя такой возможности. Безусловная, а часто и некритичная поддержка Израиля со стороны администрации США не мешает ей сохранять хорошие отношения с подавляющим большинством арабских стран. В последние годы в результате нового политического мышления появилась надежда, что положение в области советско-израильских отношений постепенно нормализуется.
Примерно три года назад благодаря гласности наш институт начал издавать ежегодник «Разоружение и безопасность», в котором анализируется весь спектр проблем, связанных с обузданием гонки вооружений, снижением уровня военной конфронтации в различных регионах мира и уменьшением угрозы войны. Книга выходит на русском и английском языках, и меня попросили помимо прочей работы быть редактором английского издания.
Тем не менее я не могу сказать, что перегружен работой, в этом смысле наш институт не отличается (да и не может отличаться) от прочих советских учреждений, где существует избыточный штат сотрудников. Кроме того, сам ритм жизни в этой стране заметно медленнее, чем на Западе. Здесь, на мой взгляд, есть два преимущества: высокий уровень социальных гарантий и отсутствие безработицы, так что не чувствуешь себя участником бешеной гонки. С другой стороны, уровень жизни значительно ниже. Но приходится выбирать, ведь в жизни невозможно иметь все. Хочешь жить лучше — будь готов работать не покладая рук, а если предпочитаешь более умеренный ритм, то и довольствуйся меньшим. Я часто объяснял своим русским друзьям, что третьего здесь не дано, этот закон справедлив как для целых народов, так и для отдельных людей. Большинство исследователей ходят на работу три раза в неделю, эти дни называются «присутственными». Оставшиеся два дня, именуемые «библиотечными», люди, как правило, проводят дома, и уже дело их совести, работают они или нет. Нет сомнения, что работа, связанная с анализом политической ситуации, в основном лучше получается дома, в кабинете. В конце концов важнее всего сделать ее вовремя, хотя сроки — тоже понятие растяжимое.
Атмосфера в большинстве советских учреждений (я знаю это по собственному опыту и по рассказам других) весьма расслабленная. Много времени тратится на разговоры о домашних проблемах или, как в моем институте, о международных делах. Мы с Дональдом занимали соседние комнаты, часто виделись и всегда вместе пили по утрам кофе, а днем — чай, которые готовили сами. Утренний кофе и дневной чай в советских учреждениях столь же священный ритуал, как и в британских.
Дисциплина, как правило, слаба. Люди приходят на работу поздно и уходят рано, а так как большинство насущных проблем можно решить только днем, когда открыты нужные для вас учреждения, то и дневные отлучки не считаются столь уж серьезным проступком.
На советских предприятиях часто организуются экскурсии, иногда довольно дальние, и тогда, чтобы хватило времени, к выходным прибавляется еще один день — понедельник или пятница. Здесь это в порядке вещей, но я никогда этим не пользовался, мы с женой предпочитаем проводить уик-энд на даче.
Когда я купил машину, что было бы невозможно без содействия КГБ, поскольку список очередников крайне велик, мы решили использовать ее в основном для того, чтобы объездить весь Советский Союз. Сейчас этот проект мне кажется совершенно нереальным. Путешествие на машине здесь сопряжено с множеством затруднений. Заправочных станций немного, они находятся далеко друг от друга, и часто их трудно найти. Станций техобслуживания еще меньше, сложно достать запчасти. Если вы сами не хороший механик — а я таковым не являюсь — и у вас нет связей среди автомобилистов, починить машину становится настоящей проблемой. Так что отправляться в дальнее путешествие на машине — довольно рискованное предприятие. Мне так и не пришлось испытать свое мастерство и выносливость в этой области. Как я уже упоминал, во время нашего первого путешествия моя жена сообщила мне, что ждет ребенка. Это ставило крест на наших планах объездить страну. Теперь я пользуюсь машиной только летом, чтобы ездить на дачу и обратно. Зимой я ездить не люблю: дороги скользкие, по утрам тяжело завести мотор, кроме того, прежде чем сесть в машину, часто приходится счищать с нее снег. Поэтому в конце октября я ставлю ее в гараж на даче и не сажусь за руль до середины апреля.
