Потом камера мазнула по группе людей, вносящих в особняк Бемиша несколько ящиков, и крупным планом показала «девушку с драконом» в его рабочем кабинете.

— На словах этот человек радеет о нравственности, — сказал Шаваш, — а втайне покупает за тысячу денаров картины, которые стоят миллионы, — картины из запретных покоев, которых никогда не мог касаться глаз простого смертного! Его наглость дошла до того, что картину Коинны, являющуюся национальным достоянием народа, картину, которая входит в первую сотню священных предметов дворца, картину, перед которой предки императора совершали бескровные жертвы и которой молились о счастьи династии, — эту картину он повесил у себя над столом, — чтобы двое прародителей династии Алома могли смотреть на пончики, которые кушает землянин, подсчитывая на компьютере стоимость нашей империи! Я не знаю, какие наказания полагаются тем, кто играет на бирже, но дворцовым ворам вырывают кишки, по еще никем не отмененному закону! И в этом законе не написано, что для землян следует делать исключение, потому что принят закон был четыреста пятьдесят лет назад, когда империя была центром мира и ни о каких людях со звезд никто и слыхом не слыхивал!

Первый министр Яник даже прищелкнул от восхищения языком, слушая Шаваша. В отличие от землян, он очень хорошо знал, что государь равнодушен к ценным бумагам и урановым рудникам, в которых он не очень понимает, но крайне гневается, когда речь идет о воровстве во дворце; почти все, что растаскивалось, было не только искусством, но и предметом поклонения, и государя больно ранило, что невежественные земляне покупают за гроши то, что не имеет цены.

— Эту картину подарил мне ты! — закричал Бемиш.

— Я подарил копию, а вы, столковавшись с ворами, заменили ее оригиналом!

— Ты дерьмо и подонок, — заорал Киссур на Шаваша, — а пленка эта липовая!

— Готов послать пленку на международную экспертизу, — заявил, улыбаясь, Шаваш. — С публикацией мнения экспертов во всех СМИ.

Джайлс тихо наклонился к Бемишу и прошептал:

— Ведь вас предупреждали, Теренс, что вас по стенке размажут. Что из вас яичный порошок сделают и пошлют его, как гуманитарную помощь, ящерам Ганаи… Вам понятно, что вас действительно могут повесить?

— Дайте мне, пожалуйста, вашу жалобу, господин Бемиш, — сказал император.

Бемиш сидел совершенно ошарашенный. Больше всего ему хотелось разреветься. Шаваш, с наглой улыбкой, вынул у него из руки папку и протянул государю. Государь взял старинное перо, обрызганное золотой пылью и подписал жалобу. После этого он снял с шеи печать с изображением дракона, ловящего свой хвост, прижал печать к подушечке с благовонной тушью «фениксовая кровь» и оттиснул печать на бумаге. Он протянул лист Бемишу и сказал:

— Примите мои поздравления, — я увольняю господина Шаваша с поста директора Ассалахской компании и назначаю вас на его место.

— Но, государь! — возмущенно закричал Шаваш. Император обернулся так, что вышитые рукава хлопнули Бемиша по лицу.

— Молчите, господин заместитель министра. Я не нуждаюсь в чужеземных экспертах, чтобы они мне сказали, кто из вас негодяй — землянин или вы! И если вы только посмеете показать вашу пленку хотя бы лягушке у большой дороги, то лишитесь не только Ассалаха!

Бемиш мертвой рукой принял листок, взглянул на него и с ошеломлением заметил, что приказ помечен вчерашним числом. По документам выходило, что государь сместил Шаваша раньше, чем тот подписал контракт с «Ай-Си».

Шаваш, бледный от злобы, молча поднялся и вышел из комнаты.

— Попрошу оставить меня, господа, — грустно улыбаясь, сказал император, — вы меня утомили. Киссур, приезжай ко мне утром.

* * *

Бемиш был слишком ошеломлен, чтобы думать правильно. Выйдя из павильона, он добрел до каменного прудика, в котором плескались белобрюхие тюлени, и хлопнулся на цветочную горку, видимо, нарушая все правила этикета. Спрашивается, что же теперь? Теперь Теренс Бемиш, как директор Ассалахской государственной компании, будет продавать эту компанию Теренсу Бемишу, директору «АДО»? Потому что, черт возьми, Ассалах надо продать «АДО», на рынке должны появиться ценные бумаги межгалактической, а не вейской компании… Что скажет комиссия по деловой этике? А когда ей продемонстрируют эту пленку?

Чья-то тень встала над его плечом, и рядом, на траву, плюхнулся Киссур.

— Сразу видно, — сказал Киссур, — что ты дерьма не нюхал. Про меня вот говорили, что у меня рыбья чешуя на боках и уши срослись за затылком, — а тут, подумаешь, какая-то клееная пленка.

— Он готов был отправить пленку на любую экспертизу, — сказал Бемиш. — Он не блефовал. Ты понимаешь, что это значит? Откуда у него технические средства изготовить такую липу, которая выдержит любую экспертизу? Ты понимаешь, что это средства не на один раз, что они не для меня покупались, что они покупались под тебя, под Яника, под других ваших чиновников…

— Ладно, — сказал Киссур, — это дело надо заесть. Поехали в кабак.

И они поехали в кабак.

* * *

Когда они вышли из кабака, было уже довольно темно, — на выцветшем, как старая акварель, и таком чужом для Бемиша небе сияли крупные гроздья созвездий, и у тротуара, прислонившись к длинной каплеобразной машине, скучал человек в шелковом летнем костюме и белой куртке.

— Я довезу господина Бемиша, — сказал шелковый человек. Он приподнял голову, и Бемиш узнал маленького чиновника.

Они молча сели на заднее сиденье. Машина тронулась. Шаваш покопался у себя под ногами и передал Бемишу толстый пакет.

— Это что? — сказал Бемиш.

— Документация по компании. В основном вы ее видели, господин новый директор. А вот это — оригинал записи, можете кинуть ее сегодня в жаровню.

И маленький чиновник протянул Теренсу коробочку с лазерным диском.

— А вы уверены, что это именно документация, — поинтересовался Бемиш, — а не бомба с дистанционным управлением, двести тысяч в валюте Геры или партия наркотиков, за хранение которых я буду арестован сегодня вечером?

Маленький чиновник промолчал.

— Черт возьми, — сказал Бемиш, — да если бы ваш император встал с другой ноги, меня бы и вправду могли повесить. Я должен вас ненавидеть за ваши фокусы.