Современные ситуации и условия, в которых срабатывает инстинкт самосохранения, обычно самоочевидны, и в объяснениях не нуждаются — это любые ситуации, несущие в себе риск смерти или явного ухудшения здоровья индивида; причём опасность может «вычисляться» (в том числе — в буквально-математическом смысле этого слова) совершенно рассудочно. И далее, эта осознаваемая опасность может воздействовать на подсознательные механизмы, включающие инстинкт самосохранения. Например, рассудочное понимание опасности проникающей радиации вызывает вполне инстинктивный страх за свою жизнь и здоровье, хотя сама радиация не воспринимается органами чувств. Но, разумеется, инстинктивное подсознание и помимо этого хранит массу готовых релизеров, свидетельствующих о потенциальной опасности ситуации.
К числу последних можно отнести такие, отчасти атавистические эволюционные фобии и отвращения, как боязнь и неприязнь к:
темноте,
неизвестности,
высоте (с высотой, впрочем, не всё однозначно),
змеям,
паукообразным (и вообще членистоногим),
червеобразным животным (которые часто бывают паразитами),
мелким, быстро двигающимся животным любого вида (мышам, насекомым),
хищникам, особенно — среды эволюционной адаптации (львы, гиены и т. п.),
крови,
больным,
покойникам,
экскрементам,
бурно протекающим природным процессам (напр. грому)
и тому подобным явлениям.
Названные фобии, будучи встроенными в подсознание, находят своё отражение во многих культурных явлениях — искусстве, архитектуре, геральдике, и т. п.
К индивидуальным витальным инстинктам можно отнести также инстинкт экономии энергии (лени) и инстинкты внутривидовой эксплуатации (воровство и обман в отношении «своих», т. е. действия, не относящиеся к межвидовой конкуренции). Реализация последних возможна только при взаимодействии нескольких индивидов, ибо физический смысл их состоит в незаслуженном потреблении ограниченных общих ресурсов в персональных интересах; их можно считать модулями социальных или половых инстинктов, и поэтому они будут рассмотрены в соответствующих разделах.
У самок, в силу большей их репродуктивной ценности, инстинкты самосохранения выражены сильнее, что мы можем часто наблюдать в виде иррационально бурной реакции женщин на, например, мышей или лягушек. Разумеется, речь не идёт о том, что подобные реакции присущи исключительно женщинам — но они для них, без сомнения, более характерны.
Любовь к себе и модуль самооценки
Эгоист — человек дурного тона, больше заботящийся о себе, чем обо мне.
Начнём с цитаты. Эрих Фромм, «Искусство любить»:
Только искренне любящий себя человек может по-настоящему любить других людей.
Эрих Фромм был отнюдь не первым глашатаем процитированной максимы, хотя сейчас она обычно ассоциируется именно с ним. Мы полагаем, и постараемся сейчас показать, что эта максима — есть массовое идеалистическое заблуждение, тесно связанное с уже рассмотренной нами идеей всесовершенства природы. В основании этой максимы лежит специфическая сакральность слова «любовь», придающая обозначаемому понятию оттенок чего-то «правильного, должного и высшего». Ещё бы: любовь, главным образом — половая, — есть ярчайше, и даже кричаще выраженное долгосрочное поведение — поведение, выглядящее совершенно нелогично в свете сиюсекундной выгоды индивида, в то же время, явно полезного в более далёкой перспективе — как для него самого, так и для всего общества. А потому — воспринимаемого как нечто сверхъестественное и святое, и стало быть — неотъемлемо правильное. Но если копнуть глубже, то оказывается, что у Фромма под «любовью к себе» неявно понимается то, что мы опишем ниже как предпосылки к горизонтальной консолидации, должная выраженность которых побуждает заботиться о своей долговременной репутации. Мы тоже полагаем горизонтальную консолидацию наиболее правильной и должной формой отношений людей, но это не повод произносить здесь слово «любовь». Нет, нет, мы с глубочайшим уважением относимся к гуманистической позиции Фромма, и более того — во многом солидарны с ним в части идеалов, высказанных в этой книге, но мы против того, чтобы понимать их как «любовь к себе». Разве что как магическое заклинание или вводящую в заблуждение метафору. К позиции Фромма мы ещё вернемся.
С позиций элементарного здравого смысла, не говоря уж о строгих материалистических науках, «любовь к себе» не может соотносится с «любовью к окружающим» иначе, как по принципу сообщающихся сосудов. Ведь «любовь к другому» — есть альтруизм, который, согласно определения биологического альтруизма, предполагает ту или иную жертву своими интересами в пользу этого «другого», что никак не может быть «любовью к себе». Если, опять же, этот термин понимать не в каком-то расширенно-переносном значении, и не рассматривать его как часть очень далеко идущих и хитро закрученных планов.
Цитата от критика:
Всё это неправда. Человек, который сам готов спать на голом полу и питаться гнилым яблоком, абсолютно неспособен любить другого человека «по-настоящему» — обеспечивая тому настоящую постель и негнилое яблоко.
Нельзя не заметить сугубую умозрительность процитированных рассуждений (как и всей книги Фромма, кстати) — хотя, для одной ситуации возражение, с оговорками, справедливо. Это ситуация сильной лени потенциального дарителя: его предпочтение краткосрочных целей настолько велико, что он, в угоду сиюминутной экономии энергии, отказывается от деятельности по сбору яблок — даже для собственного потребления. Не говоря уж о потреблении кого-то другого. О да, если у человека просто нет настоящей постели и съедобного яблока, то он и в самом деле будет неспособен обеспечить другому ожидаемые последним комфортные условия. Но если это нелюбовь, то нечто обратное (как бы любовь) оказывается автоматически завязанным на наличие определённой собственности у «любящего»! Как это романтично… Верно — истинно любящий себя человек, активно действующий в смысле накопления каких-то благ, получает в своё распоряжение некую собственность, излишки которой он может передавать другим людям, осчастливливая их. Но любовь ли это? Действительно ли человек, одаривший голодающего соплеменника съедобным яблоком, автоматически его любит? Да, как частный случай это верно, но если этот благодетель только что вывез на свалку вагон таких съедобных яблок, то это не любовь, а сброс излишков. Любовью отношения будут только тогда, когда у благодетеля было всего два яблока — свежее и с гнильцой; и он подарил вам как раз свежее, оставив себе гнилое. Другими словами — истинная любовь — есть альтруизм, но никак не техническая возможность сорить излишками…
Не будем далее развивать эту тему, а обратимся к биологическому определению альтруизма.
В биологии (в частности — [2]) АЛЬТРУИЗМОМ называется такое поведение существа (не только организма, но и, к примеру, гена), когда его поведение (но не намерение!!!) способствует благу другого существа, в ущерб благу самого себя. Подчеркнём, что такие понятия как «добровольность», «осознанность» и «бескорыстие» в этом определении не фигурируют — т. е. они могут иметь место, а могут и не иметь. В свете этого определения, малиновка, выкармливающая кукушонка, является таким же альтруистом по отношению к кукушке, каким является человек, делающий добровольные пожертвования в пользу погорельцев. Опять же — добровольные, но не обязательно строго бескорыстные: прицел (обычно не осознаваемый явно) может быть, например, на рост своей репутации. Эта форма альтруизма является ключевой для горизонтальной консолидации, о чём мы будем говорить далее. Сброс излишков, не являющийся для донора жертвой, альтруизмом не считается.
