Страх за свою шкуру уже давно точил душу ярого нациста Ганса Шнайдера, и подгоняемый собственным больным воображением и слухами, что англичане делают с пленными эсэсовцами, он орал на своих подчиненных, которые и так держались на честном слове. А бояться ему было чего: если он попадет в лапы островитян и о нем будут наведены справки, то о легкой и безболезненной смерти придется долго мечтать, проклиная выбор своего жизненного пути.

Сколько у них всех было гонору, когда они только прибыли сюда! Но это все осталось далеко позади, сейчас над ними нависла сама Смерть, которая плотоядно улыбалась клыкастой пастью и время от времени взмахивала длиннющей и острой косой над головами, обдавая людей могильным холодом. В данный момент каждый боец роты - от СС-манна до гауптшарфюрера - молился всем богам, только чтобы бравые солдаты великого и могучего фельдмаршала Роммеля не дрогнули и продержались еще немного.

- Шульц, - рявкнул Шнайдер, - ко мне!

Долговязый Шульц в звании роттенфюрера оставил небольшой железный ящичек, на котором он вел перепись выносимой документации, сунул в нагрудный карман записную книжку с карандашом, и подбежал к командиру.

- По вашему приказанию прибыл, - сказал он. К изможденному и скуластому лицу голубоглазого арийца блином прилипла апатия.

- Процент погрузки? - нервно спросил Шнайдер.

- Пятнадцать процентов, унтерштурмфюрер, - выпалил на одном дыхании роттенфюрер. - Это три машины. Они готовы к отправке на аэродром. «Гиганты» уже ожидают наши автомобили.

- Отправляй, - приказал Шнайдер.

- Есть, - сказал Шульц и рванул к грузовикам.

Оставшись наедине со своими тяжелыми мыслями, Шнайдер спрятался в тени бронетранспортера и закурил. Одной роте, размышлял он, предстоит эвакуировать ценой собственной жизни целый исследовательский центр. Как по мне, дальше развивал свою мысль Шнайдер, то я бы ничего не эвакуировал из бумаг. Сжечь к чертям! Главное, что хранится в головах ученой братии. Это важнее, чем бумажный прямоугольник с кучей непонятных формул.

Погрузившись глубоко в размышления, он ничего не видел и не слышал. Мысли, которые заполнили его черепушку, пугали своей мрачностью. И правда, радоваться особо нечему: только дурак не поймет, что Великий Рейх начал захлебываться.

- Господин унтерштурмфюрер, - кто-то начал дергать ротного за рукав, - господин унтерштурмфюрер.

Поморщившись, он повернулся к худому человеку в белом халате и роговых очках на бледном лице.

- Что вы хотите от меня, доктор? - в глазах нациста вспыхнула злость. У него и так дел по горло, а тут еще эти ученые, о которых он в пылу работы позабыл. Три десятка этих самых ученых угрюмо стояли недалеко от входа в бункер и тоскливо взирали на разруху и мельтешение вокруг них. Они сейчас были похожи на брошенных детей, которые собрались в группу, чтобы привлечь к себе внимание взрослых.

- Прошу прощения, - залепетал доктор, - что отвлекаю вас. Но вы не могли бы ответить мне: когда нас доставят на аэродром?

- Хоть сейчас, - отмахнулся от ученого эсэсовец. Отыскав взглядом гауптшарфюрера, он окликнул его и приказал отвезти яйцеголовых на аэродром, не дожидаясь отправки всего каравана. Кивнув, тот быстро согнал исследователей в кучу и быстро погрузил их, понукая оружием, в автомобили.

«Слава Богу избавился от них, - облегченно подумал унтерштурмфюрер. - Остался только этот суровый обер, которого нужно отдельно от всех доставить к Гиммлеру». Надо сказать, что Шнайдер боялся этого ученого всей душой. От рослого и широкоплечего оберштурмфюрера, руководителя исследовательского центра, всегда исходила аура льда и хладнокровия, от которой он покрывался холодным потом и начинал дрожать как осиновый лист. Доктор мог одним взглядом прибить каждого из бойцов к земле, даже не проронив ни единого слова при этом.

Мысленно перекрестившись, унтерштурмфюрер подошел строевым шагом к сидевшему на железном ящике руководителю НИЦ и проговорил:

- Господин Штемпфель, мне приказано вывезти вас из Африки отдельным самолетом. Поэтому прошу сесть в мой личный автомобиль, шофер доставит вас на законсервированный аэродром. На штабном «Шторьхе» вас доставят через Рим в Берлин.

Доктор поднял на ротного пронзительный взгляд, обдавший того волной презрения, и лениво сказал:

- Шнайдер, так уж и быть, я покину вас. И вот что я скажу вам на прощание. Только послушайте, пожалуйста. Все равно вы все не вывезете, поэтому ту документацию, которую подняли сюда - грузите, а остальное, что осталось внизу, - уничтожьте любой ценой. В руки англичан не должна попасть ни одна бумажка.

- Я не могу, оберштурмфюрер, - запинаясь, произнес командир роты. - У меня приказ Гиммлера.

- Да в пекло твоего Гиммлера вместе с его приказом, - сплюнул на песок доктор. - Скажи честно: ты тупой?.. Я думаю, что нет. Мне кажется - твоя шкура давно чувствует нависшую опасность. Это первый признак приближения неприятных событий. Так что, в твоих же интересах последовать моему совету.

- Что же делать? - прошептал Шнайдер.

- Часть бойцов оставь в охранении снаружи, - ученый поднялся во весь свой громадный рост. - Часть отправь в бункер с приказом разнести там все в пух и прах. Уяснил?

Унтерштурмфюрер ничего не ответил. Он медленно кивнул. Собравшись с мыслями, ротный прошел к одному из грузовиков, забрался в кузов, привлек к себе взгляды своих подчиненных, и отдал несколько приказов собравшимся вокруг него людям. «Главное, чтобы успели», - вскользь подумал начальник эвакуируемого исследовательского центра, садясь в «кубельваген» ротного.

- На аэродром, - сказал он коротко водителю и, передернув затвор MP.40, позволил себе расслабиться...

За полчаса трудового марафона все ящики были погружены на оставшиеся машины и отправлены в сторону Тобрука, где находился недавно отремонтированный аэродром. «Надеюсь, Кессельринг еще держит власть в воздухе», - Шнайдер проводил взглядом очередную эскадрилью «мессершмидтов», летевших в сторону линии фронта.

За время усиленной работы канонада усилилась в разы. Солдаты стали бросать настороженные взгляды в сторону горизонта, где посреди верблюжьих колючек, камня и песка сошлись лоб в лоб англичане и немцы.

Разделив роту на две части, Шнайдер отправил первую половину под командованием штурмшарфюрера Фишера в бункер с заданием все уничтожить, а сам остался со второй половиной в охранении. Распределившись по периметру, его группа приготовилась к отражению возможной атаки со стороны английских коммандос.

Зарывшись в песок, ротный молча рассматривал в бинокль окружающий пейзаж, размышляя, откуда противник может ударить. Он ожидал, что британцы по своему обыкновению произведут стремительный рейд на джипах, и строил оборону исходя из этого, но эсэсовец никак не предполагал, что враг десантируется прямо сверху, из планеров. Он это даже в расчет не брал, думая, что их родное люфтваффе все еще держит марку первоклассных летчиков-истребителей.

Зря надеялся.

- Англичане! - раздался вопль, но тут же оборвался.

Резко перевернувшись на спину и бросив взгляд в тыл, ротный увидел, как на песок поочередно опускаются парашютисты. Шнайдер на мгновение онемел: происходящая картина казалось нереальной. И когда тишину вспорола первая автоматная очередь, он пришел в себя и проорал:

- Вражеский десант! Всем отражать атаку!

«Черт. У нас научились, не иначе», - подумал он.

Следом за его приказом было что-то сказано громким голосом по-английски. Десантники, кто уже оказался на земле, залегли и открыли стрельбу на поражение; сверху также летели свинцовые «гостинцы».

- Оберманн, - процедил унтерштурмфюрер, - Бекер! Живо к Фишеру с приказом поторопиться. Он нужен здесь!

Солдат коротко кивнул, поправил пробковый шлем, сползший на глаза, и ужом пополз к жерлу прохода в бункер. Изредка постреливая по врагу, солдат приподнимался, зигзагом пробегал несколько метров и вновь ложился на землю.

Плотность стрельбы с обеих сторон достигла апогея и долгое нахождение в вертикальном положении грозило смертельной порцией свинца. За несколько метров до прохода в бункер Бекер поднялся в полный рост и, сделав несколько шагов, рухнул носом в пыль с пробитым черепом.