Вы; наверное, знаете, насколько страшно положение психически неполноценных (это жестоко звучит!) людей в России и в Украине. Я прошел сквозь это, как один из них. Как Вы думаете, каковы корни страха перед ранимыми, страдающими, замкнутыми на себе душами?

Владимир Некрасов. Киев, Украина — 06.01.03

Это все пережитки средневековья. Равно как и страхи перед прокаженными и ВИЧ-инфицированными. Неосознанное (как правило) опасение заразиться, «стать таким же» — изгоем и уродом. Сильно подозреваю, что в основе здесь лежит какой-нибудь древний инстинкт, доставшийся нам в наследство от волосатых предков. Животные (за редким исключением) сторонятся своих больных сородичей, раненных, в частности. Наверное, в этом есть некий эволюционный смысл, — впрочем, совершенно «бессмысленный» для Хомо сапиенс сапиенс.

Я отсидел 10 лет в тюрьме за убийство… Теперь вышел, мне 36,— и вдруг я открыл в себе назначение: я пишу музыку, я нашел любимую… и т. д. Так вот, вопрос: верите ли Вы в исправление преступников или в то, что человек может меняться? Просто я себя преступником уже не считаю, я здоров, перенес все на зоне, заплатил, но люди продолжают относиться ко мне с опаской.

Oleg. Волгоград, Россия — 05.02.03

В «исправление преступников» я, безусловно, верю. Преступниками не рождаются, преступниками становятся (когда жизнь, по тем или иным причинам, идет наперекосяк). И если человек оступился, но сумел взять себя в руки, ничего дурного с ним больше не случится. А что дураки на Вас косятся… Тут уж ничего не поделаешь. Радуйтесь, что Вы не еврей, и не лицо кавказской национальности, и не ВИЧ-инфицированный: на них «косятся» еще покруче.

А насчет автора того письма, если бы он был моим соседом, Вы бы смогли мне 100 % гарантировать, что он во второй раз не убьет кого-нибудь (он ведь на примере доказал, что он способен убивать)? Гуманность по отношению к преступникам — это хорошо… а как насчет гуманности к жертвам — прошлым и будущим?

Daniel Haikis. New York, USA — 27.03.03

На 100 % гарантировать нельзя даже то, что ВЫ никого не убьете. Вывод?

Если смертную казнь Вы считаете абсолютно неприемлемой, то какое тогда наказание, по Вашему мнению, приемлемо для негодяя, убившего ребенка или надругавшегося над женщиной?

Максим Воршев. Москва, Россия — 12.03.03

Видите ли, я вообще не верю в осмысленность самого понятия «наказание». Наказание реализуется в одном-единственном случае: когда преступник осознал свою «гадскость» и возненавидел себя всей душой. Все остальное же не наказание, а просто разные виды мщения, — вполне бессмысленные, потому что мстим мы всегда не преступнику (преступник остался в прошлом, он уже и сам себя не помнит), а — как правило — жалкому, обгадившемуся со страху, дрожащему кусочку плоти, в котором ничего уже нет от того злобного клыкастого зверя, который некогда мучил, терзал и убивал. Наказывая, мы мстим не убийце-насильнику-хищнику, а совсем другому существу, вызывающему уже не ненависть, а жалость и омерзение. Поэтому не о наказании должна идти речь, а об изоляции от мира нормальных людей. Это особенно правильно и рационально, когда зверь в преступнике есть его психическая суть, способная утихнуть, затаиться, но никогда не исчезающая вовсе.

Я работаю в Управлении по наркотикам и в последнее время возникают ситуации, когда наказать зло (впрочем, это не главное — главное обезопасить от будущего зла других), мы вынуждены задуматься об использовании методов, о которых в ХВВ Вами словами Римайера было сказано довольно-таки резко. У меня вопрос — если я твердо уверен в том, что мои действия спасут не одного человека, могу ли я преступить закон, который призван охранять, преступлю даже общепринятую мораль и сделаю (доброе?) дело и кого-то спасу. Хотелось бы знать, как поступили бы лично Вы.

Александр. Владивосток, Россия — 02.07.00

Я твердо знаю одно: первая обязанность сотрудника (любых) правоохранительных органов — предельно точное соблюдение духа и буквы закона. Причем, если между духом и буквой наблюдается противоречие, выбор должно делать в пользу буквы. Это — ЕДИНСТВЕННАЯ возможность сохранить законность в стране. Любые отклонения от этого принципа чреваты такими искажениями и злоупотреблениями, для которых нет и не может быть нравственных оправданий. Ваша высшая нравственность — в соблюдении законов. А вот я — другое дело. Я — лицо частное, а потому могу себе позволить делать выбор в пользу духа закона, даже в ущерб букве. Правда (к счастью), такая возможность предоставляется мне очень и очень редко.

Религиозный ли Вы человек, и какой конфессии?

kaboom. Москва, Россия — 23.07.98

Я нерелигиозен — в той степени, в какой это доступ но обыкновенному рационально мыслящему и не слишком эмоциональному человеку.

Верите ли Вы в существование некоего высшего существа (или существ), некоего высшего разума, некой идеи Абсолюта, Бога, как говорят верующие (назвать можно по-разному) или нет? Верите ли Вы, что после смерти еще что-то есть? Или просто небытие (из него приходим и потом в него же возвращаемся)?

Виктор Букин. Мурманск, Россия — 23.09.98

К сожалению (для себя), не верю ни в высшее существо, ни в высший разум, ни в Абсолют. Вообще не верю в то, что человеческой жизнью или человеческой историей сознательно управляет Некто. И после смерти, к сожалению, ничего нет. Увы. А жалко, правда?

Не кажется ли Вам, что сознательный откат от атеистического воспитания к религиозному, наблюдаемый в последнее время в обществе бывшего СССР (и в семьях, и в школах), является большим шагом назад?

Василий. Киев, Украина — 22.05.99

Мне это кажется процессом вполне бессмысленным. Россия перестала быть религиозной страной и более таковой не станет никогда. Разве что вновь установят диктатуру и примутся вводить религиозность огнем и мечом, что маловероятно.

Место религии в образовании — в учебниках по истории и философии. Согласны ли Вы с этим?

Василий. Киев, Украина — 22.05.99

Пусть каждый ищет религию тогда, когда захочет, и там, где захочет. Это и есть свобода совести, дарованная нам Конституцией.

В одном из Ваших ответов Вы написали: «Россия перестала быть религиозной страной и более таковой не станет никогда». Отчего это — оттого, что время религии прошло? Или оттого, что не нужна она никому? Или просто веру люди утратили, и у них «орган этот, которым верят, атрофировался»?

Герман. Омск, Россия — 18.06.99

Перефразируя Ю. Семенова: «с религией много работали» — и вышибли ее-таки из народного обихода. Вообще человек — существо, скорее, «верующее». Особенно, когда ему плохо и он бессилен. Но вера эта, скорее, языческая. «Правильную» религию надобно прививать: терпеливо, жестко и — веками. Не вижу общественной организации в России, которая готова была бы этим серьезно заняться. Разве что какое-нибудь очередное Бим-бом-синрикё.

Как Вы относитесь к религии? Не считаете ли Вы, что она уже отжила свое на Земле?

Алексей Попович. Нальчик, Россия — 17.07.99

Религия — порождение слабости человека перед мощью и непреклонностью окружающего мира. До тех пор, пока существуют слабые люди, беззащитные люди, сломленные люди, испуганные люди, — религия будет нужна и даже необходима. Как опиум, пантапон, морфий в медицине. Ибо религия как раз и есть социальный болеутолитель и транквилизатор («опиум для народа»).

Не считаете ли Вы плохим признаком набирающий в последнее время нездоровый, по моему мнению, интерес к богу и вере в бога? Не является ли это признаком деградации населения России в целом? Власть начинает тесно переплетаться с церковью, пытаются вводить какие-то уроки курса божьего в школах, хотя это понятно, власти всегда выгодна та покорность, которой учит церковь.