В последнее время благодаря серии книг «Атлантида» к российскому читателю возвращается творчество советского беллетриста Г. Гребнева. Параллельно ходят слухи, что ряд произведений Гребнев написал в соавторстве с Вашим братом, Аркадием Натановичем. Называют повести «Иной мир», «Потерянное сокровище»… Действительно ли Аркадий Натанович был соавтором Гребнева? Какие именно произведения они написали вдвоем?

Илья Кочетков. Барнаул, Россия — 16.07.04

В начале 60-х АНС работал редактором в Детгизе, и ему поручено было подготовить к печати сборник Гребнева. Гребнев к тому времени уже умер. Сборник находился в ужасающем состоянии — повести были написаны в лучшем случае наполовину, остальную часть рукописи составляли черновики и наброски, и с этим надо было что-то делать. В результате АНС практически переписал «Иной мир» и в значительной степени откорректировал «Сокровище». Так что в этом смысле его, действительно, можно считать соавтором Гребнева. Он, помню, очень гордился этой своей работой. Ведь еще в школе он безумно увлекался предвоенной повестью Гребнева «Арктания», зачитал ее до дыр, заставлял читать меня, сделал множество к ней иллюстраций, даже, по-моему, пытался писать продолжение. И вот судьба так неожиданно свела его с Гребневым двадцать лет спустя. Прямо-таки какая-то каверинская история, в стиле «Двух капитанов»!

Недавно обнаружил книжку «Экипаж Меконга». Среди редакторов обнаружил фамилию Стругацкий. А художник Высоцкий. Что же это? И как вы относитесь к этой книге?

Павел. Кемерово, Россия — 25.05.00

Высоцкий там «не тот». А вот Стругацкий — тот самый, Аркадий Натанович. Он тогда (вторая половина 50-х, начало 60-х) работал в Детгизе редактором и однажды, помню, приволок в Питер громадную папку с «Меконгом». Боже, какое это было наслаждение читать и обсуждать! Войскунский и Лукодьянов были безусловно талантливейшей парой, но «Меконг», их первая книга, была (на мой взгляд) и самой у них лучшей. Это вообще одна из лучших книг, написанных писателями Второго поколения.

Какое отношение имели АБС к правозащитному движению и конкретным его персоналиям?

Иван Остапенко. Самара, Россия — 01.07.00

Среди наших знакомых было несколько правозащитников и множество диссидентов. Но сами мы правозащитной деятельностью не занимались совсем. Один раз, помнится, получив по почте пачку документов о положении крымских татар, мы написали в «Известия» письмо с соответствующими протестами и требованиями. Письмо, естественно, осталось без ответа. Репрессий, впрочем, тоже не последовало.

Как бы Вы отнеслись к тому, что Вы с А. Н. окажетесь персонажами в каком-либо фантастическом романе?

Сергиенко А. Л. Пермь, Россия — 12.06.00

А мы были прототипами — по крайней мере один раз. Был такой роман «В институте времени идет расследование». Его написали наши хорошие знакомые Ариадна Громова и Рафаил Нудельман. Тактам выведены два, если не ошибаюсь, физика — Аркадий и Борис. Аркадия, помнится, я узнал без труда.

Как для себя Вы отвечаете на вопрос, поставленный Баневу на встрече с детьми — «каким Вы хотели бы видеть будущее и нас в нем?».

Сергей. Москва, Россия — 05.07.00

«Какими вы хотели бы нас видеть в будущем?» Этот вопрос, действительно, был задан мне, когда году эдак в 65-м я выступал перед учениками одной из «колмогоровских» школ Ленинграда. Равно как и впоследствии Банев, я был этим вопросом повергнут в глубокий шок и ответил, помнится, банальностями (как и он). Я и сегодня не знаю точного и краткого ответа. Проще всего было бы ответить что-нибудь вроде: станьте такими, как Горбовский… или Максим… или Атос-Сидоров. Это было бы кратко, но, боюсь, не слишком точно. Можно было бы набрать букет нравственных дефиниций — «честными», «добрыми», «трудолюбивыми», — но это было бы чрезвычайно длинно, да и не точно тоже. Поэтому попытаюсь так: «Хотел бы, чтобы вы нашли в себе свой Главный Талант, и чтобы всю жизнь ваша работа была для вас источником наслаждения и радости». Сойдет?

В своих произведениях уже в 60-х годах Вы с А. Н. очень живо и правдоподобно описываете иностранную жизнь, делая очень мало ошибок в описании деталей. Что это, интуиция, начитанность? А вообще, когда Вы первый раз попали за границу? Какие у Вас были впечатления, и сильно ли они отличались от Ваших представлений?

Юрий. Лимассол, Кипр — 23.02.0)

За границей мы бывали, но мало и редко. Я несколько раз ездил в Польшу, АН — в ЧССР. В 1987 году вместе съездили в Англию. Впечатления были вполне благоприятные, но ничего кардинально нового мы там для себя не обнаружили. Между прочим, нам приходилось слышать и гораздо более резкие отзывы о нашем «знании заграничных реалий» (нежели Ваш). Мы относились к этому всегда вполне спокойно, потому что были уверены: всё, что мы описываем, наверняка где-то существует, ибо не противоречит ни законам логики, ни законам реальности. В частности, я спросил сейчас одного моего знакомого (много ездившего по заграницам) насчет «общего душа» — он сказал, что это, да, встречается редко, но встречается, во всяком случае, встречалось в начале 70-х в провинциальных отелях, скажем, Австрии.

Расскажите, пожалуйста, о своем первом творческом опыте. Как вы начали писать? Что это было за произведение?

Диана. Ижевск, Россия — 22.12.01

В девятом классе нам задали на дом сочинение на свободную тему. И я придумал свой первый рассказ. Он назывался «Виско». (Не от «виски», конечно, а от слова «viscosity» — вязкость, липкость.) Виско — это было человекообразное чудовище, искусственным образом созданное (вылепленное) в тайной лаборатории в джунглях Амазонки. Деталей не помню. Помню только, что в конце концов измученное экспериментами чудовище убивает своего создателя и разрушает лабораторию. (Явная аллюзия на «Остров д-ра Моро».) К сожалению, до новейших времен рассказ этот (написанный тушью и снабженный соответствующей иллюстрацией) не дожил: где-то в середине 50-х я сжег его в печке в приступе законного самоуничижения. А за сочинение на свободную тему получил, помнится, пятерку и изумленный взгляд учительницы литературы.

В начале Вашей с братом писательской деятельности не сталкивались ли Вы и Аркадий Натанович с таким отношением со стороны близких, друзей и т. д., что Вы занимаетесь ерундой, а надо бы заняться чем-нибудь серьезным?

Исмаев Константин. Москва, Россия — 02.03.02

Нет. Наши друзья относились к нашим писаниям сочувственно и, в общем, одобрительно. В этом нам безусловно повезло.

Вы писали, что в начале Вашей с братом литературной деятельности выдавали на гора 8—12 авторских листов в год. Это довольно много. Особенно если учесть объем «черновой» работы. При этом Вы оба работали и у Вас уже были семьи. Как Вы находили время для всего? Как относились Ваши домашние к этому?

Дмитрий Макаров. Bonn, Germany — 14.12.03

Семьи относились к нашей работе с пониманием, а потом и с уважением. И на работе не слишком тормозили — всегда давали, при необходимости, отпуска за свой счет. Так что проблем такого рода у нас не было никогда.

В одном из последних ответов Вы сказали, что заниматься наукой для Вас — наслаждение, а литературой — мука. Почему же Вы тогда не посвятили свою жизнь науке, а посвятили литературе?

Алексей Васильев. Красноярск, Россия — 24.04.02

Я уже, помнится, отвечал на этот вопрос. Коротко: «литература» получалась у меня лучше, чем «наука». Наслаждение, получаемое от РЕЗУЛЬТАТА труда, я предпочел удовольствию, получаемому от ПРОЦЕССА труда. (В скобках замечу, что наслаждение от процесса труда частенько свидетельствует о «графомании» трудящегося. Тоже ничего хорошего.) Впрочем, я никогда не бросал науки совсем. Просто занимался ею как любитель, а не как профессионал. (Вплоть до конца 80-х, когда понял, что отстал безнадежно и вообще — ничего серьезного уже сделать не успеваю.)