— Кто он? Он мертв?

Ползая возле тела, я посмотрел вверх на Марту Борден.

— Да, мертв. А что касается того, кто он, у меня такое чувство, что мне не понравится ответ на этот вопрос, когда я его найду.

Из заднего кармана брюк убитого я достал бумажник и убедился в своей абсолютной правоте. Первое же удостоверение, на которое я наткнулся, поведало мне, что передо мной — останки мистера Джозефа Армстеда Толли, 24 лет, специального агента Бюро Внутренней Безопасности Федерального Информационного Центра Соединенных Штатов Америки.

Глава 8

Я не стал вытаскивать из машины водителя, чтобы определить непосредственную причину смерти. Я просто проверил пульс на свисающей руке, но такового не обнаружил. Этот был старше, его звали Ховард Марч, и он занимал должность старшего агента в том же бюро. Вопрос, почему старший сам сидел за рулем, ненадолго озадачил меня, но я напомнил себе, что предпочитаю сам сидеть за баранкой, сколько бы блестящих молодых помощников ни было рядом. Возможно, Ховард относился к этому так же.

Не без труда я добрался до идентификационной книжки — в отличие от своего помощника, он носил ее отдельно, во внутреннем кармане пиджака. После нас остались отпечатки ног, а на грязной дороге — кое-какие следы шин, которые доставят много удовольствия эксперту из полиции, когда он станет делать замеры и гипсовые слепки. Это не особенно меня волновало. Если бы требовалось вмешательство полиции, меня бы много часов назад остановил подтянутый полицейский штата Аризона. Это было частное дело — ну, скажем, частное государственное дело, — и у меня было предчувствие, что многие приложат массу усилий, чтобы оно таким и осталось. Им не нужны были слепки и замеры. Кого они преследуют, они знали и так. Марта облизала пересохшие губы.

— Что ж! Надеюсь, теперь вы удовлетворены? Теперь, когда вы убили двух коллег-агентов в результате какого-то идиотского недоразумения...

— Трех, — ответил я. — Не забывай мистера Джоела Паттерсона и его 7-миллиметровую винтовку системы “магнум”. Держу пари — хорошенько его проверив, мы бы обнаружили, что жалованье он тоже получал в ФИНЦе, не говоря уже об оружии и боеприпасах. — Когда она, ошеломленная, попыталась возразить, я решительно оборвал ее. — Давай убираться отсюда. Здесь не слишком интенсивное движение, но кто-то же иногда пользуется этой дорогой, иначе никому бы не пришло в голову строить ее.

Всю обратную дорогу в Туссон Марта Борден молчала, что мне было только на руку. С меня хватило трех недель отпуска с неизлечимо сентиментальной девицей; иметь рядом другую в рабочее время было ужасным испытанием для моего терпения. Я свернул на первую же заправку, где был телефон-автомат, и попросил наполнить бак. Мы проехали лишь сто миль, но гигантская молотилка под капотом отличалась впечатляющей жадностью. И я подумал, что в таких обстоятельствах полный бак не будет излишней предосторожностью.

— Пошли, — сказал я девушке и подвел ее к телефону на углу стоянки. — Я звоню в Вашингтон, — объяснил я ей, вкладывая монеты. — Хочу, чтобы ты послушала. Это избавит меня от многих объяснений. Ничего не говори, только слушай.

Я набрал номер — на этот раз специальный, и после многочисленных щелчков и гудков связь установилась. Слышимость была еще хуже. Когда знакомый голос ответил, я едва его расслышал.

— Где ты, Эрик?

Я отклонил трубку, чтобы девушка тоже могла слышать.

— Туссон, Аризона, сэр. У меня была блестящая мысль провести ночь на ранчо. Я подумал, что благодаря этому я отправлюсь на восток, хорошенько выспавшись ночью. Но я ошибся.

— В чем дело?

— Сэр, были ли у вас в последнее время какие-нибудь контакты с ранчо?

— Нет, уже с неделю или около того. Не было нужды. А что?

— Там что-то не так. Я угодил в капкан, только он не захлопнулся достаточно быстро. Мне нужна уборочная команда. Скажите ребятам, чтобы ехали по дороге... — я назвал координаты. — Скажите им, чтобы искали белый четырехдверный “фалкон” и два тела. Один труп в машине, другой — в небольшом овраге. Около двадцати ярдов восточнее кратчайшей линии между машиной и дорогой, примерно на полпути. Ужасная авария. Вы знаете, как обманчивы бывают эти пустынные дороги. Они ехали слишком быстро и не вписались в поворот... Вы что-то сказали, сэр?

— Ничего. — Мак молчал. — Ты определил, кто были эти двое?

— Да, сэр. Что такое Бюро Внутренней Безопасности? Последовала еще одна пауза.

— Боюсь, что это особое полицейское подразделение Герберта Леонарда, Эрик.

— Понимаю, — медленно проговорил я. — У него есть специальная команда ищеек, сующих нос в дела наших ищеек. С высшими патриотическими целями, конечно. Что ж, теперь их стало на трех меньше, если вчерашний стрелок был тем, за кого я его принимаю. — Я подождал, но Мак ничего не ответил, поэтому я продолжил: — Хотя у Леонарда есть личные причины не любить меня, относящиеся ко времени нашей последней встречи, я не могу поверить, что он занялся частной вендеттой, используя государственных служащих. Сэр, что он делает — ведет войну против всего нашего учреждения? Уничтожая нас, где бы ни нашел? Боже правый! Либо, натравливая таким образом одну государственную организацию на другую, он страдает манией величия, либо...

— Либо что, Эрик?

— Либо это не мания. У него есть основания надеяться на поддержку сверху, даже в убийствах. Конечно, он не будет называть это убийством, не так ли? Он придумает какую-нибудь хорошую дисциплинарную причину. Какой, интересно, предлог он использует в своем случае, сэр?

— Я не знаю. — Даже сквозь шорохи и треск на линии в голосе Мака чувствовалась огромная усталость. — Я просто не знаю. Конечно, мы никогда не были очень популярным агентством. Вероятно, после того как мы расстроили его планы пару лет назад, он опасается нас и предпринимает все, чтобы это не повторилось. Мы же потеряли несколько хороших агентов из-за бюрократизма или по соображениям безопасности. Леонард очень тщательно изучил дела и пользуется каждым, даже малейшим нарушением. Я не отдавал себе отчета в том, что происходит. Я обратил внимание, что некоторые из наших людей вовремя не отметились, но такое нередко случается. Я не отдавал себе отчета... — Голос Мака смолк.

— Хорошо бы оповестить всех, чтобы они укрылись, пока гроза не пройдет мимо.

— Хотел бы я думать, что она пройдет. Но политическое положение здесь, в Вашингтоне, очень напряженное. Все советуют применять всевозможные репрессивные меры по отношению к людям и движениям, которые им не нравятся. Леонард просто пользуется общей обстановкой, чтобы заполучить реальную власть. И раз он считает нас препятствием, то боюсь, что он намерен депимировать всех нас до последнего человека под тем или иным предлогом. Я совершенно не представляю, какова была первоначальная причина в твоем случае, но теперь, когда погибли трое государственных служащих... — Он остановился и несколько секунд молчал. Я ждал. Наконец Мак довольно неуверенно добавил: — Думаю, Эрик, тебе лучше прибыть сюда. Мы посмотрим, что можно сделать, чтобы прояснить ситуацию. В общем, это — приказ. У меня еще есть кое-какие возможности...

— К чертовой бабушке, сэр. При всем уважении к вам я сомневаюсь, что проживу хоть десять минут, если эти типы поймают меня в четырех стенах. Но несомненно — Леонард в своих делишках не стремится к гласности. Это дает мне небольшое преимущество. Продолжайте и смотрите, что вы можете сделать со своей стороны, сэр, но я останусь здесь, как было запланировано сначала. — Мак ничего не ответил. Я глубоко вздохнул и заявил с грубой самонадеянностью в голосе: — Да, и попросите этого седого парнишку — пусть посылает людей из основного состава, если они у него имеются. Иметь дело с теми жалкими придурками, что он поставлял мне до сих пор, то же самое, что прихлопнуть кучу сонных мух.

Повесив трубку, не дожидаясь ответа, я полагал, что девица тут же на меня набросится и снова будет говорить, какой я жуткий человек, но она молчала, пока мы вновь не выехали на автостраду.