Духи пророческие
Случаи, когда именно одержимость, присутствие некой сущности, поселившейся в человеке, делает его исключительно знающим и осведомленным, известны и в православии. Послушник Никита, в будущем епископ Новгородский, в начале своего служения, как сказано о нем в церковном тексте, «впал в соблазн»: «А не можеше никто стязаться с ним книгами Ветхого Завета из уст умеяше – бытие, исход, левити, числа, судии, царства и вся пророчества по чину». Когда же братия пришла к прельщенному и помолилась за него, он утратил полностью эти познания, которые принадлежали не ему, а сущности, обитавшей в нем. «Они вывели его из затвора и спросили о Ветхом Законе, желая что-нибудь услышать от него. Но он с клятвою уверял, что никогда не читал книг. И тот, который прежде знал на память ветхозаветные книги, теперь не знал ни Иова. Преподобные отцы едва научили его грамоте».
Безусловно, не все, имеющие диагноз эпилепсии, населены некой сущностью, но все, кем занимался Шлядинский, в ком обнаруживал такую сущность и изгонял ее, имели такой официальный диагноз. Я приводил примеры необъяснимой осведомленности одержимых. Так вот – такую столь же необъяснимую осведомленность проявляют, по наблюдению врачей, и некоторые больные эпилепсией во время приступа. Около 6% подобных больных в этом состоянии обнаруживают «феномен предвосхищения». Исследователи Н. Р. Брагина и Т. А. Добровольская приводят пример: во время приступа больная говорит: «Я знаю, что сейчас произойдет, кто войдет, кто позвонит по телефону». И действительно, в комнату входит человек, которого она заранее мысленно видела входящим. Когда звонит телефон, в нем звучит голос человека, который она как бы слышала перед этим.
– Такая сущность, – продолжает Шлядинский, – когда она говорит со мной через одержимую, о ней самой, о своей жертве, она говорит о ней в третьем лице, не ассоциируя, не связывая себя с нею: «она», «ей», «у нее» и т. д. Моя задача, моя цель, вступая в контакт, в разговор с сущностью, узнать, как зовут ее, ее имя. Пока я не знаю имени, я не могу подчинить ее себе, заставить выйти. Весь смысл занятий, которые читаю я на этом этапе, смысл того, что я кричу, ору, заключается r том, что я пытаюсь заставить ее сказать главное для меня – ее имя. Но даже когда она называет имя, как правило, это бывает ложью. Я обязательно начинаю проверять. Когда я вижу, что имя срабатывает, значит, я добился этого и могу идти дальше. Имена могут быть самые обычные. Одно было даже Сережа. Но чаще что-то вроде прозвищ. Один назвал себя «Анухидий Думна». Я стал читать другое заклинание уже с этим именем – не срабатывает. Оказалось, ложное. Потом я расшифровал его, оказалось, это анаграмма матерного выражения. Ведь додуматься надо! Как только я узнаю имя, это позволяет мне овладеть ее волей. Таким образом, первая часть того, что я делаю, это – вызвать припадок, вторая – узнать имя, и только третья – собственно само изгнание этой сущности. Все это продолжается много часов подряд.
Но от меня процесс этот требует такой отдачи, что я не могу выдержать, обычно, более шести часов. Выкладываюсь весь.[21] Это продолжается, пока либо я почувствую, что устал и больше не могу, либо сущность эта начинает выходить из тела. Я это чувствую руками, что она покидает тело и идет на меня. В этот самый момент и происходит изгнание. Это самый ответственный момент. Сущность эта, когда она выползла, объемно представляет собой некое подобие шара. Ощущение той же вязкой упругости, что тогда, когда она находилась в человеке. В этот момент я должен очень сильно сосредоточиться, думать только о том, чтобы мне ее не упустить. Если я сильно сосредоточусь на этом, если меня ничто не отвлекает, то сущность эта, находясь в моих руках, действительно не может никуда деться. Правда, было у меня два случая, когда я все же ее упустил. Оба раза эта сущность меня прямо по-хамски отбрасывала. Я отлетал в сторону чисто на физическом уровне. В одном случае я почувствовал в руках вдруг пустоту. Я не мог бы даже сказать, в какую сторону она ушла. И после этого мягкий, даже не удар, а скорее толчок с очень сильным ускорением в грудь. Это было совершенно неожиданно, я отлетел в сторону, ударился головой о стену и получил сотрясение мозга. В другом – меня развернуло в воздухе, и я ребром ударился о спинку кровати. Сломать ребро – не сломал, но ушиб был сильный. А она ушла. Как понял я потом из разговоров с другими сущностями, и той и другой уйти удалось потому, что они были более высокого ранга, чем остальные. Очевидно, как у людей, там существуют свои деления по магической силе. Очевидно, обладай я сам большей смой или используй более сильные приемы, они бы не ушли.
Не упустить сущность, которая только что изгнана, важно не только ради безопасности экзорциста. Удержать ее нужно и ради того, чтобы какое-то время спустя она не вернулась обратно в свою жертву. Обратимся еще раз к тому, что говорит об этом Новый Завет: «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит. Тогда говорит: „Возвращусь я в дом мой, откуда я вышел“. И, пришедши, находит его незанятым, выметенным и убранным. Тогда идет и берет с собой семь других духов, злейших себя, и, вошедши, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого».
Чтобы этого не произошло, стараются переместить такую сущность либо в другое живое существо, либо в предмет. Шлядинский решил использовать для этой цели камни, минералы. Годились, однако, только те, что имели определенную ауру. Сначала он полагал, что камни, пригодные для этого, должны быть если не драгоценные, то хотя бы полудрагоценные или декоративные. Чтобы проверить эту догадку, он ходил по коллекционерам, встречался с людьми, которые интересуются и собирают такие камни. Поскольку истинный его интерес ничего, кроме недоумения, вызвать не мог, всякий раз приходилось придумывать какой-то благовидный предлог. Все это было тем более трудно, что коллекционеры – а драгоценных камней тем более – люди весьма настороженные и избегающие контактов с теми, кто не из их клана. Но усилия найти камень, который годился бы для этой цели, долго оставались тщетны. Ни один из камней, которые он имел возможность видеть, не имел ауры, близкой к той, которой обладает такая сущность. Очевидно, Шлядинский думал об этом постоянно, постоянно был настроен как бы на эту волну. Однажды на улице он увидел на асфальте обыкновенный камень, булыжник. Протянул к нему руку – это оказалось именно то, что он так долго искал!
– Ощущение это очень субъективное, – говорит он. – Очень трудно выразить его в словах. Сказать, что это та же или близкая мера плотности, упругости, вязкости или чего-то еще – бессмысленно. Это не то, к чему я мог бы подобрать слова. Слова не могут ни близко, ни тем более адекватно выразить того, что я имею в виду. И уж совсем, наверное, непонятно будет, если я скажу, что речь идет о неких признаках, ощущениях, но по сравнению с сущностью как бы с другим знаком. С противоположным? Не могу сказать. Потому что там другая градация, чем «верх-низ», «плюс-минус».
Поэтому я не мог бы объяснить, по какому признаку я различаю их, эти камни. Различаю, и все! Почему я обратился именно к камням? Потому что в текстах, которые читал я, была информация, что сущность такую, выведя ее из человека, загоняют именно в камень. Так что это не я придумал. Я знаю, что можно перевести и в животное, но просто возни больше. И вообще это очень трудно. Камни, которые использовал я, кроме некой резонансности, но с другим значением, должны работать как бы на засасывание. Вроде бы вакуум внутри. Если его не было, я создавал его сам. В момент, когда сущность выходила и находилась в руках у меня, я отправлял ее туда, сопровождая это определенным действием, и она всасывалась туда. Чтобы она не могла выйти, я «ставил замок», произносил должное заклинание. После этого камень я выбрасываю в Москву-реку и на этом все кончается. В воду бросаю их я потому, что знаю, что есть люди, которые интересуются такими вещами, и, если камень оставить просто так, на виду, рано или поздно кто-нибудь может найти его, почувствовав, что в нем нечто есть, и по незнанию выпустить эту злую сущность. Бросая камень с заключенной в нем сущностью на дно реки, я свожу вероятность, что это произойдет, до минимума.
Очевидно, именно такое, столь большое психическое напряжение, необходимое для изгнания, подсказало среднеазиатским шаманам практику, когда шаман прибегает к помощи присутствующих. Собравшиеся родственники и близкие одержимого активно участвуют в изгнании, повторяя хором каждое слово, произносимое шаманом, каждый его жест и движение.