— Что, очень больно? — поинтересовался тот.

— Да, нет. В лесу было гораздо больнее. Просто… не вижу смысла. Все же ясно.

— Многие открытия не были сделаны только потому, что экспериментаторы не проводили до конца все серии экспериментов, — заметил Тим. — А потом, где-нибудь на другом конце мира, находился более прилежный ученый и делал это открытие исключительно в силу своего прилежания. Так что первым оставалось только кусать себе локти.

Проверили реакцию на ожоги. С тем же результатом.

— Это последний такой эксперимент, — успокоил Тим.

— Давайте подводить итоги, — начал Серж, когда Высшие собрались на консилиум. — Регенерации никакой, иммунитет слабенький, телепатических способностей никаких — homo naturalis. Зря парня мучили.

— А генетический анализ забываешь? — возразил Тим. — Он же наполовину Иной.

— Значит не на ту половину.

— Телепатических способностей никаких, говоришь? А как он подчиняет себе людей? Как он вводит в состояние транса целые армии? Как он сам контролирует собственный эмоциональный уровень, наконец?

— Это не телепатия. Гипноз и самовнушение. Эта способность и раньше встречалась среди низших. Правда, редко. И не с такой силой.

— Вот именно. А поведенческие особенности? Склонность к рискованным и самоубийственным поступкам. Между прочим, они для них, для всех характерны.

— Я и не говорю о том, что эта группа никак не должна быть выделена, — смирился Серж. — Но это не вид. Скорее подвид homo naturalis.

На этом и остановились: «Homo passionaris является подвидом homo naturalis отличающимся нестандартным поведением, более высоким, чем в среднем по homo naturalis, уровнем интеллекта, а также способностью к гипнозу низших и требует к себе особого отношения. Возможно, следует подумать об особом статусе этого подвида в социальной структуре общества».

— Теперь мы должны остановить ему сердце, — подытожил Серж. — Он нам больше не нужен.

— Он просил предупредить его за три дня.

— Хорошо, три дня нас не устроят. Пойди скажи ему.

Тим вышел во внутренний двор, где в это время Косте было позволено дышать свежим воздухом. Представитель подвида homo passionaris сидел на низкой ступеньке у стены и рассеянно перебирал гитарные струны. Больше ничего во дворе не было. Только белый камень. Голые стены.

— Привет, Тим! — крикнул Костя, а потом посмотрел Высшему в глаза. Жест открытости. — Слушай, а мне нельзя увидеться с братом? Я с ним даже не простился.

— Нет. Здесь секретный объект. Игоря сюда не пустят. Только когда станет Высшим.

— Жаль. Очень хотелось увидеться с ним перед смертью. Тим, как ты думаешь, если здесь посадить цветы, я успею увидеть, как они расцветут? А то очень голо.

— Успеешь, Костя, обязательно. Я тебе обещаю.

Тим больше ничего не сказал. В тот же день он приказал выкопать несколько цветущих розовых кустов и пересадить их во двор. А потом пошел к Сержу.

— Серж, а зачем нам его убивать?

— А зачем он нам нужен?

— Мы не исследовали поведение homo passionaris в социуме. По-моему, это может быть очень интересно. Все равно придется решать, что делать с представителями этого подвида.

— Ты предлагаешь его выпустить?

— Нет, конечно. Сначала попытаться установить жесткий контроль. Вести.

— Тим, и так ясно, что он очень плохо управляем. К тому же очень опасен.

— Опасен? Мы три месяца над ним измываемся, а он нам ни разу грубого слова не сказал!

— Очень естественная реакция высшего животного. Он же понимает, что, если будет плохо себя вести, это приведет только к ухудшению условий содержания. А он, судя по всему, тяжело переносит неволю. А так ты ему картину подарил, книгами завалил, гитару дал, а теперь еще эти розы! Доживет последние дни в относительном комфорте. У тебя кто-нибудь из подопытных животных вида homo naturalis содержался когда-нибудь в таких условиях?

— Ты и про розы знаешь?

— Знаю. Тим, тебе не кажется, что он может гипнотизировать не только низших?

— Ну, что ты. Я прекрасно помню, что я делал и зачем.

— И зачем ты это делал?

— Чтобы он зря не страдал. Это не нужно. И я хочу продолжить эксперимент. Под мою ответственность.

— Хорошо, под твою ответственность. Но ты очень рискуешь.

Тим вышел во двор, а теперь сад. Костя сидел в обнимку с гитарой и любовался розами. При приближении Высшего, он поднял голову.

— Ничего не говори, Тим. Я все понял. Завтра? Послезавтра? Ты ведь вчера приходил предупредить меня. Недаром розы уже распустившиеся. Чтобы я успел посмотреть.

Тим подошел к Косте и сел с ним рядом на ступеньку.

— Я тебя выторговал. Под свою ответственность. Ты уж не подведи.

— Хочешь, я тебе спою. Я понимаю, что тебе неинтересно, но ты просто посиди и сделай вид, что слушаешь. Только старые песни, к сожалению. Здесь не пишется.

Тим потом рассказывал, что Костя пел очень хорошо, даже по нашим меркам. Все равно, конечно, медленное искусство, искусство низших. Но можно настроить восприятие. Слушаем же мы птиц.

— У тебя слова сложноватые для homo naturalis, — заметил Тим. — Ты уверен, что твои слушатели тебя понимают?

— Не знаю. Может быть, на музыку ведутся или на голос, на манеру исполнения. Но им нравится. Тим, я теперь всегда буду здесь жить, в тюрьме?

— Это не тюрьма, это институт.

— Неважно.

— Поглядим.

Установлением жесткого контроля над сознанием Кости занимался в основном Тим. По его словам, получалось. Низший слушался и быстро реагировал на посылаемые ему мысленные команды. Несколько раз ему сканировали мозг. Никакой агрессии.

— Даже лучше, чем я думал, — заключил Тим.

Почти через год, весной, Костя обнаружил себя в саду в руке с только что срезанной любимой розой. Рядом стоял Тим. Костя обернулся.

— Ты заставил меня это сделать?

— Почему ты так решил?

— Я не совсем понимаю, зачем я ее срезал.

— Это последний экзамен. Завтра ты выходишь на свободу.

— Здорово. Только это очень неприятно. Ты все, что угодно можешь заставить меня сделать?

— Я не собираюсь насиловать твой мозг без большой необходимости.

— И на том спасибо.

— Жить будешь в доме рядом с институтом. Из города пока никуда выходить нельзя. И каждую пятницу вечером ко мне, поговорим.

— Сканирование сознания?

— Да.

— Что ж, так редко? Может быть, каждый день после завтрака, обеда и ужина?

— Слишком обременительно. И вообще, мне не нравится, как ты со мной разговариваешь.

Тим просканировал ему сознание. Да нет, ничего. Просто обида. Пройдет.

— Простите меня, товаби. Я забылся.

Тим подошел к нему и взял за руку.

— Я не заставлю тебя сделать ничего ужасного, не беспокойся. Но с организацией бунтов будут сложности.

Костя улыбнулся.

— Какие уж тут бунты!

— Кстати, в твоем новом доме оборудована студия.

— Спасибо, товаби, — кажется, Костя, наконец, по-настоящему обрадовался.

Когда они уходили из сада, роза упала на землю, и Костя случайно наступил на нее ногой.

Шло время. Костя пользовался большим успехом: собирал целые концертные залы. Скоро диски с его записями попали на материк и продолжили по нему победное шествие. Если бы Костя родился до периода Изменений, он бы, наверное, давно стал миллионером. Но теперь низшие не имеют права владеть собственностью. Как и мы, Иные. Все принадлежит Высшим. Homo naturalis только пользуются имуществом. Мы пользуемся и распоряжаемся, пока это не противоречит воле Высших. Но Косте, кажется, и не нужно было ничего, кроме его студии и маленького дома, почти, как Иному. А, если бы понадобилось, Тим бы ему дал, и канделябр, и ковер, и шкаф красного дерева.

Тим продолжал работать в Институте Контроля Сознания. Занимался подвидом homo passionaris, курировал направление. Работы было много. Во избежание возможных неприятностей, homo passionaris решили изолировать. Всех. Вплоть до установления жесткого контроля над сознанием. Отправляли, в основном, на Сейби. В результате времени у Высшего катастрофически не хватало, и он разрешил Косте приходить на сканирование не чаще раза в месяц, правда, иногда заходил сам послушать, как Костя репетирует и заодно «поговорить».