— Ну-ка, прикинем…

Я быстро набросал схему, расставил векторы сил, потом очень приблизительно рассчитал их величины. После чего вынужден был прокомментировать полученный результат на разговорном диалекте великого и могучего.

— А почему мы именно му…ки? — растерянно спросил Гоша.

— Потому что судно может устойчиво находиться на границе двух сред только тогда, когда гидродинамическая выталкивающая сила много меньше веса. А она пропорциональна квадрату скорости. То есть быстро плыть могут только тяжелые суда. Легкие будут или глиссировать, или нырять. Нырять нельзя, под водой радиоволны гасятся. Глиссировать тоже нельзя, слишком заметно и на любой волне перевернешься. Для тонны максимальная скорость получается в районе тридцати километров в час.

— Получается, что вся затея с радиоуправлением — химера? — огорчился Гоша.

— Да не с радиоуправлением, а с катерами-камикадзе. А радиоканал не пропадет, подумаем, как его в диверсионном деле использовать.

Крейсер "Светлана", который дядя генерал-адмирал беззастенчиво использовал в качестве личной яхты, медленно плыл по Финскому заливу (это я думал про себя; скажи я такое вслух, находящиеся рядом морские офицеры вполне могли бы и выразить свое отношение ко мне действием). Дядя Алексей, Гоша и прочие высокие шишки были наверху — не знаю, именно эта площадка над носовой настройкой называется мостиком или нет. Мне было несколько не по себе. Дело в том, что по морю я плавал второй раз в жизни. Первый раз — из Англии в Питер, и я помню, как всю дорогу мне не давала покоя мысль — что делать, если вот сейчас посудина начнет тонуть? Причем вопреки логике в каюте мысль почти пропадала, особенно с занавешенным иллюминатором.. Но сейчас я был на палубе.

В двух километрах от нас застыл броненосец "Петр Великий". Кстати, эксперимент с порталом увенчался успехом — он открылся именно в трюм, когда "Петр" вышел в море. Я тогда еще взял палку колбасы, дернул её за шнурок с биркой и бросил в темную дыру портала. Остальным и лимонки не пожалею, пояснил я свои действия Гоше.

Со стороны берега послышался треск моторов — приближались самолеты. Скоро над нами пролетело первое звено — три курсанта и Мишка-казачонок в качестве лидера. Второе вела Маша. Вот казачонок навел свое звено на корабль и отвернул — по плану, командиры должны были бомбить последними. В атаку пошел де Хэвиленд. Грамотно идет, и не скажешь, что всего месяц как летает. Он увеличил угол, бросил бомбу… вот ведь гадство, попал! В самый кончик носа, который просто исчез во вспышке взрыва. Следующий промазал. Но третий опять попал, да что же за невезуха! Бедный корабль лишился трубы и задней части надстройки. Казачонок закончил круг и показал класс. Я уверен, что он целился именно туда, куда попал! Теперь вместо и до того поврежденного носа ветеран имел какой-то тупой обрубок. Начал разгораться пожар, и тут налетела Маша со своим выводком. У нее тоже промазал только один. На корабле уже горело все, что можно, и Маша развернулась на боевой курс — вносить завершающий штрих в картину. Ведь утопит же сейчас бессердечная девка старика! Мне было до слез жалко первый русский броненосец.

Мощная бомба племянницы, похоже, сквозь развороченную палубу попала в трюм. Взрыв был глухим, но "Петр" начал крениться на бок.

— Что там сейчас творится — оторвался от бинокля один из морских офицеров, — эти ваши аэропланы, господин Найденов, надо расстреливать заранее. Опасная вещь. Вот только как же быть с Гаагской конвенцией?

— Вы имеете в виду, что там запрещается бросать бомбы с воздушных шаров и им подобных аппаратов?

— Вот именно.

— Так у самолета нет ничего общего с аэростатом — принцип полета совершенно другой. А математически шару подобен эллипсоид вращения — на который совершенно не похожа наша этажерка. Тогда уж надо и шрапнельные снаряды запрещать. Летит себе снаряд по небу, прилетает куда надо, и на противника сыпятся осколки. Аэроплан тоже летит, тоже прилетает, тоже сыпет. В чем разница? Вот с воздушных шаров, согласен, бомбы бросать нельзя. Нам нельзя, противник пусть себе бросает, ибо это глупость.

Поврежденный броненосец держался на воде, но с заметным креном на нос и на борт. К нему спешили буксир и катер с аварийной командой. "Светлана" разворачивалась в Кронштадт.

Если бы мы специально хотели преувеличить мощность нового оружия, лучше бы у нас все равно не вышло, мрачно думал я. Теперь что же, при любой атаке нужно планировать нанесение минимального вреда противнику? Тогда точно всех перетопим…

Через день мы смотрели перечень повреждений корабля-мишени. В общем, ветеран выдержал. Как заверили флотские офицеры, доплыть до базы он смог бы, но участвовать в бою — нет. Гоша торговался с дядей об условиях передачи некоторого количества самолетов флоту. Общая договоренность была такая, что самолеты остаются принадлежать авиации, то есть Гоше, но прикомандировываются к флоту. Флот, то есть дядя адмирал, аналогичным образом выделяет нам несколько кораблей. Теперь шел торг — сколько на сколько.

В документе о повреждениях меня заинтересовали тонкости. Ну каким, скажите, образом в результате авианалета бесследно испарилась динамо-машина? И сервиз из кают-компании, обратившийся в пыль, тоже вызывал серьезные сомнения. Четыре шлюпки, конечно, обязательно сгорели бы, но я хорошо помнил, что "Петр" перед отплытием их не имел. Лезть с ненужными вопросами я не собирался, портить отношения с флотскими в мои планы пока не входило. А вот сфотографировать этот документ после его подписания дядей Алексеем на всякий случай не помешает.

Потом с высочайших торгов вернулся Гоша. Он сказал, что пока в обмен на три десятка самолетов нам дают крейсер "Владимир Мономах". И что выделена сумма на его переоборудование. Но не успел я порадоваться щедрости генерал-адмирала, как Гоша спустил меня на землю, сказав, что этой суммы хватит разве что на покраску, но и превращать за свои деньги этот крейсер во что угодно нам никто мешать не будет. Гоша сиял — как же, теперь у него будет свой ( ну или почти свой) корабль! Дело в том, что авианесущий крейсер по нашему настоянию считался соединением, подчиненным командиру базирующейся на нем авиагруппы. А корабль — это просто средство ее доставки куда надо и обороны в случае чего.

— Ну вот, ты теперь в Англии для своего парохода хоть пару современных пушек с запасными стволами приобрети, а то ведь на нем такой металлолом стоит… предложи им несколько запасных движков, это они прошляпили, а Джефф уже в курсе, что одного мотора хватает на месяц полетов, не больше. Кстати, вручаем ему диплом, и пусть едет с тобой. Снайпер-бомбомет, блин. Но ты в туманном Альбионе особенно не рассиживайся, тут через месяц братец Коля заболеет.

— Как думаешь, удастся под это дело отговорить его от проникновения в Корею? — с надеждой спросил Гоша.

Мне очень хотелось в ответ предложить ему губозакатывательный механизм, но я дипломатично сказал, что, мол, посмотрим. А про себя подумал, что даже предлагать Николаю назначить Гошу наместником Дальнего Востока пока не стоит.

Дальше мы уточнили детали для Гошиного поверенного, отправляющегося в Бразилию за каучуком и бальсой. С сырьем для резины мы уже опоздали, там все давно куплено на корню, а вот бальса, весьма ценный материал на деревянном этапе самолетостроения, своего однозначного хозяина пока не имела. После чего я шагнул в московский гараж, ждать Гошиного прибытия в Англию.

В Москве мне надо было приобрести несколько парашютов, ведь новые самолеты, "Тузики", были уже почти готовы. Нашей троице так и достанутся из двадцать первого века, остальным предполагалось шить на месте, по образцу. Кроме того, нужно было купить загородный коттедж, для организации порталов к вип-персонам типа Ники. Все это обошлось мне в неделю беготни. Ну и наконец я сел на парашют в своем свежеприобретенном доме и стал ждать сигнала от Гоши.

— Готов?

— Ага.