Полчаса спустя раздался звонок, и я вернулся к своей гостье.

— Интересный взгляд на проблему, — сообщила она мне, — некоторые моменты мне очень нравятся. Но некоторые — простите, весьма не очень. Ближе к делу я ознакомлю вас со своим видением этого вопроса. Однако не пора ли нам перейти от стратегии к тактике?

— Давайте перейдем. Как раз сейчас, насколько я в курсе, в правящих кругах Англии и финансовых — САСШ принято решение о том, что нужна русско-японская война. Кстати, в прозретом Старцем будущем она была, и Россия ее с треском проиграла. Вот я и предлагаю активную фазу привязать к этой войне, а до того потихоньку внедрять в сознание нужных людей мысль о несоответствии Николая высокому предназначению главы России… Алису надо обрабатывать отдельно. Да, сейчас у меня есть на нее какое-то влияние, и к Маше она благоволит, но это мгновенно кончится при первом же намеке об отречении. А вот если потихоньку, исподволь, создать у нее преувеличенное впечатление о близости революции и о ее ужасах… Типа всех зарежут, сразу! Детей в первую очередь! Спасения нет! И постоянно нагнетать напряженность. А в нужный момент пусть кто-то, не относящийся к нам, намекнет: спасения НА ТРОНЕ нет… а так оно есть.

— Неплохо, Георгий Андреевич, прямо скажу, не хотелось бы мне иметь вас в числе своих врагов.

— А зачем же врагов? — удивился я. — Наоборот, неплохо было бы с вами подружиться, даже…э-э-э… во всех смыслах. Я ничего особенно неподобающего не ляпнул?

— Пока нет, — рассмеялась императрица, — посмотрим, что дальше будет. Пожалуй, надо немного отойти от прозы жизни и вспомнить, что сейчас праздник. Вы собираетесь как-нибудь развлекать дам?

— Давайте, я вас на самолете покатаю, — предложил я. — посмотрите, как выглядит наша страна с высоты птичьего полета. Георгиевск с Серпуховом — ладно, а вот Москва — это красиво. Хотите? Вас — это я имею в виду только вас, без Ольги, ей сначала надо нервы в порядок привести, а потом летать.

Весь следующий день я пахал, как папа карло — салон "Пересвета" нужно было превратить в одноместный, но сильно повышенной комфортности. Не один, конечно, с помощниками, но тут был не тот случай, когда всю работу можно свалить на подчиненных. Кабину изнутри обклеили ковролином, поставили нормальное кресло, столик, а заодно и бар с коньяком, водкой, сухим вином и безалкогольным пивом для меня (я многократно предупреждал народ, что лично прибью любого, появившегося под градусом не то что в воздухе, а даже на аэродроме, и не собирался сам нарушать это правило). Из современной Москвы я притащил стаканы с магнитами в донышке и каталитический обогреватель. Моторы были спешно дооборудованы глушителями, вместо касторки использовалась двухтактная мотюлевская полусинтетика с запахом клубники. На ручку и педали были поставлены демпферы. Дело в том, что "Пересвет", подобно У-2, мог летать с брошенным управлением, и демпферы позволяли в этом случае уменьшить отклонение от курса. Уже под вечер я облетал преображенный пассажирский лайнер, все было нормально. После посадки Маша украсила самолет большой надписью "Борт N1".

В последний день 1901 года, в десять утра, произошло эпохальное событие — в воздух поднялось первое величество. До этого там колбасились только два высочества, не считая народ попроще, и данное событие было должным образом запечатлено на пленку (ГОМО только что освоило выпуск пленочных фотоаппаратов). Погода была прекрасной — минус три, солнце и полное отсутствие ветра.

Первое время я с некоторым беспокойством оглядывался в зеркало заднего вида, специально для этого привинченное слева от меня — не плохо ли пассажирке? Но ей, похоже, было хорошо. Она слегка раскраснелась и выглядела так, как будто была моложе меня не на три года, а на все двадцать.

Набрав километр высоты и выйдя на курс вдоль железной дороги, я слегка прибрал газы. И так не особенно громкий гул моторов превратился в уютное урчанье. Зафиксировав курс, я снял руки и ноги с управления и, пересев на край кресла, повернулся назад — так я оказывался лицом к пассажирке, по другую сторону её столика.

— Ну, и как вам полет?

— Замечательно, гораздо лучше, чем ехать в карете. И совсем не страшно.

— Ну, тогда можно и приступать, даже не знаю, как это назвать, к ланчу, наверное. Вам чего налить, водки, коньяку, вина?

— Вина, пожалуйста.

— Ладно, а мне за штурвалом можно только пиво. Вот там внизу ящичек, откройте.

— Надо же, бананы, ананас… а это что? И откуда?

— Это киви, из Новой Зеландии.

За неспешной беседой я регулярно поглядывал вниз, не сильно ли мы отклонились от железки, и пару раз ненадолго возвращался к управлению, поправить курс.

— О, а это уже Москва? — заинтересовалась Мария Федоровна.

— Нет, пока только Подольск. До Москвы лететь еще минут двадцать. И — как ни жалко прерывать наше общение, но мне пора пилотировать.

Я начал потихоньку снижаться, по опыту зная, что наилучшая высота для экскурсии над большим городом — где-то метров пятьсот.

— Какая прелесть! — восхитилась императрица, когда мы пролетали над царицынской усадьбой.

Я взял курс на Кремль. После второго круга над ним пассажирка заявила:

— Великолепно! Обещайте мне, что как-нибудь покажете с воздуха и Петербург!

— Обязательно, — согласился я, — а лет через несколько, когда самолеты станут посовершеннее, и в вашу родную Данию можно будет слетать.

Мы повернули обратно, и я снова начал набирать высоту. По дороге домой в небе уже начали попадаться небольшие облака, и я, прибавив газу, чуть задрал нос. "Пересвет", практически пустой, да к тому же с наполовину выработанным бензином, бодро полез вверх. Полтора километра… два… два с половиной… Мы летели над редкими облаками. Сейчас-то мне такое зрелище казалось обыденным, но я помнил, каково было увидеть это в первый раз. Я глянул в зеркало — судя по виду, императрица была потрясена. Я открыл рот, чтобы прокомментировать зрелище, но тут мое ухо уловило какой-то посторонний призвук в работе моторов. Я прислушался — так и есть, левый звенит. Опять, значит, коренные подшипники… Это было нашей едва ли не самой большой головной болью в моторном производстве. Мало того, что треть уходила в некондицию, так и среди прошедших ОТК каждый двадцатый выходил из строя задолго до выработки ресурса.

Вообще-то "Пересвет" мог нормально лететь на двух моторах, а пустой — так и вовсе на одном, но выключать инвалида я не стал. Да, при выключении в моторе пришлось бы менять только подшипник, а продолжение работы приведет к списанию всего мотора, но не хотелось показывать императрице, что у инженера Найденова что-то может пойти не так. Хрен с ней, железякой дюралевой, имидж важнее, а на малом газу еще час она точно проработает.

Я прибрал крайний левый сектор.

На подлете к Серпухову нас ждал сюрприз. Со стороны Оки приблизились два "Святогора" и пристроились к нам по бокам и чуть сзади — эскорт, однако. Я снизил скорость, чтобы тихоходные "истребители прикрытия" не отставали. Присмотрелся, кто их пилотирует — ага, Михаил и Гоша. Императрица тоже узнала сыновей и помахала им рукой из окна. Вот и Георгиевск…

— Огромное вам спасибо, это было незабываемо! — с чувством сказала мне Мария Федоровна, когда я помогал ей спуститься на землю по трапу из трех ступенек.

Через день дамы покидали Георгиевск.

— Будете в Петербурге — обязательно жду в гости, — сказала императрица на прощание. — Помните, что теперь двери Аничкова дворца для вас всегда открыты.