— Ну что ты за человек, Марина! — Он опустил голову, демонстрируя густую черноту волос. — Другая бы уже вопросами извела — кто, да зачем, да откуда, — а тебе лишь бы к делу поскорей, а потом домой. Ну что со мной, нельзя ни о чем, кроме дел, поговорить? Меня, кстати, Игорь зовут…
Она кивнула, чуть не сказав, что уже знает его имя, — поспешно проглатывая едва не выскочившие из горла слова. Вдруг понимая, что и вправду допустила серьезную ошибку, не задав первым делом таких естественных вопросов, — и ей повезло, что он принял эту ошибку за желание поскорее уйти отсюда. Очень повезло.
— Ладно, давай о делах, раз так торопишься. — Улыбка ушла с лица, оно серьезным стало сразу. — Я тебе нарисую, что мы имеем. Кто-то убрал Никиту — а он хоть и мелочь был, и беспределыцик, и гнилой вдобавок, и всем мешал, но все равно люди знать хотят, кто это сделал. Не о бригаде его разговор — быки, пехота, да и нечего им тут делать без него, — а о серьезных людях. В нашем мире лучше четко знать, кто кого и за что, — свои законы тут. А никто не знает, вот и ползут слухи разные. Кто говорит, что менты убрали, надоел им Никита. Оперу он одному угрожал, который пацана его запер. Прям в кабинет ему позвонил — ну и открытым текстом. Жену, мол, береги да детей, если пацана не отпустишь. А если мент не последний у себя человек, если уважают его — могли с Никитой разобраться. Менты — тот же беспредел, все РУОПы эти. А кто-то твердит, что коммерсант его заказал, беспределом замученный. А кто на кого-то еще кивает.
Он замолчал значимо, словно давал ей понять, на кого именно кивают не уточненные им люди.
— И пока ясно не станет, чья работа, народ не успокоится. А так как темнота тут, непонятка, значит, пальцем ткнут в того, у кого с Никитой проблемы были или кому он мешал. То есть могут не на того повесить, понимаешь? Кому-то такое только в радость — раз про него такое говорят за спиной, значит, крутой он и авторитет растет. Ну а кому-то — совсем лишнее…
Он говорил очень медленно, и ей показалось, что он тщательно подбирает слова — чтобы не дай Бог не проскочило что-то, что выдало бы его профессию. Может, он не хотел ее пугать раньше времени — а может, хотел, чтобы она думала, что он кэгэбешник какой-нибудь, кто его знает. По крайней мере он очень грамотно говорил — как обычный человек, интеллигентный к тому же, образованный. Ну не как Виктор — у этого язык был попроще и отдельные слова проскакивали, говорящие о его, так сказать, профессиональной принадлежности, — но все же.
— Вот ты мне и скажи, Марина, — точно видела кого или показалось? Когда рядом машина взлетает, примерещится все, что хочешь. Так видела? И можешь узнать?
Она прикрыла глаза, а когда открыла, он смотрел на нее задумчиво. Неожиданно кивнув ей на кофе и пирожное, без слов говоря, чтобы она поела, ему нужно время для мыслей. И она послушно подцепила вилочкой половинку киви, увенчивающую маленькую песочную корзиночку, сделала глоток крепкого, остывшего уже кофе, снова втыкая двузубец в пирожное. Вдруг понимая, что и в самом деле голодна.
— Ну допустим, помнишь ты лицо более-менее. — Она быстро вскинула глаза, но он смотрел сквозь нее, думая вслух. — Да даже если память у тебя как фотоаппарат — дальше что? Бегать по всему городу и его искать? Да год ищи — не найдешь. Это Никитины отморозки думать могут, что раз тебя на кладбище да на поминки взяли, значит, кого-то увидишь, — что им, из дыры приехали, где все друг друга знают. Да и кого узнавать — на такое дело гастролера пригласить могли, из Новосибирска какого или Кемерова, он дело сделал и свалил. А могло вообще быть, что тот, кого ты видела, не при делах — бизнесмен какой-нибудь с Никитой хотел втихую перетереть, а в машине уже мина была, кем-то другим подложенная. Нет, это только Никитины придурки верить могут, что ты увидишь кого-то. Что тебя напугать посильнее — и тут же увидишь. А нет, так ты крайняя — твоя вина, что не узнала никого…
Она покивала невесело, показывая ему глазами, что все это уже было — и даже кое-что похуже.
— Зря ты в это полезла, Марина. — Он снова посерьезнел. — Не уймешься — менты вконец озвереют. И Никитины не отвяжутся — у них ведь ума хватит тебя по городу таскать, а потом тебе и предъявить. Ты знаешь что сделай? Психиатр знакомый есть? Если нет — помогу, чтоб справку дал, что после взрыва с головой у тебя не очень, сотрясение там, шок, галлюцинации. А раз так, то и взять с тебя нечего. Справку ментам кинешь — и уезжать тебе надо, отсидеться пару месяцев. Поняла?
— Я так вам благодарна — правда, — произнесла, когда молчание затянулось. Слишком затянулось, на ее взгляд, — а ей все равно предстояло узнать, зачем она здесь, и уж лучше бы узнать это пораньше. — Но… вы ведь хотели что-то спросить, правда — вы ведь не просто так мне помогли?
— Ну что ты за человек? — Он возмутился, но она видела, что это притворное возмущение. — Я что, просто так помочь не мог? Может, увидел тебя по телевизору, познакомиться захотел — вот и…
— Мне очень лестно, правда, — потому что вы мне очень нравитесь. — Она попробовала изобразить на лице нечто кокетливое, но, кажется, получилось не очень, потому что она все ждала, когда он скажет наконец, ради чего ее вытащил, — и боялась того, что услышит. — Но вы ведь меня обманываете…
— Ну хорошо — посмотреть я на тебя хотел. — Он подмигнул ей, наливая себе минералки. — Интересно стало, что за человек в свидетели идет по своей воле — ему по телефону угрожают, машину сжигают, в милиции напрягают, а он не боится. А тут человек мой и рассказывает вчера — что забрали тебя и прессуют вовсю. Что ты, мол, с Никитой жила, и знаешь того, кто его на тот свет отправил, и чуть ли не сама на кнопку нажала. Ну вот пришлось связи подключить — чтоб самому на тебя посмотреть. Бывают оторвы — ей лет-то всего ничего, а она крутая уже, лезет во все, верит, что раз мужики на нее смотрят, то ей любого мужика окрутить и свои дела провернуть — как делать нечего…
— И какое же у вас впечатление? — поинтересовалась с максимально возможной игривостью, чувствуя, как тяжело вдруг стало дышать. — Пожалуйста, скажите правду — это важно… Неужели я похожа?..
— Была бы похожа — другой бы был разговор. — Он впервые позволил себе жесткую фразу и, наверное, автоматически произнес ее тоже жестко — похолодев глазами и голосом, так что она поежилась. — Совсем другой…
— Но… Мужчины такие практичные — неужели вы потратили столько усилий, просто чтобы на меня посмотреть? — Ей важно было заполнить неприятную паузу, которая действовала ей на нервы. — Поверьте, я немного знаю мужчин, совсем чуть-чуть — и я вам не верю…
— Да был, конечно, другой интерес. — Он усмехнулся, пожимая плечами. — Есть у меня у ментов «друзья» — с них бы сталось фотографию мою показать и на тебя надавить, чтоб узнала. А потом Никитиным придуркам шепнуть. Ментам же только в радость, когда люди друг друга стреляют. Никитина команда — мелочь, конечно, но когда не ждешь… Да и не нужны мне проблемы — они времени стоят и денег. А я их лучше на другое потрачу. На девушку красивую, скажем…
Снова зазвонил мобильный, и он поднес его к уху, бросив короткое «перезвоню» и отключившись — а потом повернулся к ней.
— Ладно, Марина, все понятно с тобой. Ты, короче, сегодня давай в себя приходи — а завтра сделай что я сказал. Я тебе номер свой оставлю — наберешь, скажу, куда подъехать. Врачу не плати — он мне должен кое-что. А от него к ментам — справку отдашь и уезжай куда-нибудь. Или улетай на солнышке погреться. Отсидишься — обратно прилетай и мне звони, пообщаемся нормально…
Он посмотрел на нее, словно размышляя, все ли ей сказал, — а потом направился к двери, показав ей жестом, чтобы она посидела тут.
Кофе кончился, на дне пузатого бокала темнела жалкая капля, пирожное превратилось в пару грустных крошек, в бутылке с минералкой остались только воспоминания о хранившихся в ней мокрых пузырьках. А пачка «Мальборо лайте» после трех выкуренных почти подряд сигарет при взгляде на нее вызывала приступ тошноты. Так что у нее не осталось ничего, чем бы можно было занять себя, чтобы отвлечься от мыслей.