Гарри почувствовал себя неспокойно. Не дай Бог, чтобы брат рассказал Сагденам, что тоже любит фабричную работницу.

Расслабленности Нины как не бывало. Она, выходит, была права, подозревая, что Уильям безразлично относится к перспективе женитьбы отца на Полли. Почему это так, оставалось, для нее загадкой, как, впрочем, и многое другое в Уильяме. На этот раз она даже не попыталась скрыть вздох. За шесть месяцев пребывания в колледже она познакомилась с самыми известными в мире искусства подделками, и это изменило ее отношение ко многим вещам.

Например, к Роуз. Она уже не была так близка с ней, меньше ее понимала. Да и как понять то, что Роуз не только настояла на том, чтобы остаться с родителями на Бексайд-стрит, но и на том, чтобы Дженни Уилкинсон и Микки Поррита считали ее близкими друзьями. Или к Уильяму… Она питала на его счет большие надежды, но они быстро потускнели.

Когда Роуз начала доказывать Лотти, что выговор Полли Уилкинсон немногим более заметен, чем ее, Роуз, Нина сделала глоток из стакана с лимонадом и глянула на своего старшего кузена исподтишка. Выглядел он хорошо, но не слишком. Он не обладал подчеркнутой мужественностью некоторых молодых людей, с которыми она познакомилась в Лондоне. Таких, как Руперт Уинтертон. Молодых мужчин с чисто лондонской щеголеватостью и лондонским стилем. А вот Гарри этими качествами обладает. Он достаточно уверен в себе и наделен тем, что ее друзья-чехи из колледжа называют словечком «хутспа», – то есть напористостью, даже нахальством.

– А я вот живу на Бексайд-стрит и вполне подхожу для Крэг-Сайда, – продолжала Роуз, не слезая со своего конька.

Нина театрально вздохнула и посмотрела в сторону Ноуэла – как он воспринимает идиотизм Роуз. Он спал, подложив руки под голову, его темно-каштановые волосы были спутаны, как у ребенка.

– Да, но ты не всегда жила на Бексайд-стрит, – заметила Лотти, стараясь быть по возможности справедливой к любимой кузине, – а миссис Уилкинсон всегда.

Не отворачиваясь от Ноуэла, Нина ощущала на себе взгляд Гарри, и это будоражило ее чувства. Гарри даже более мужественно красив, чем Руперт Уинтертон, но если она станет поощрять Гарри, то на мечтах вызвать интерес Уильяма можно поставить крест.

Медленно, словно бы совершенно непроизвольно, она поставила на траву стакан и слегка повернула голову в сторону Гарри.

Его глаза так и вспыхнули, посылая толчки возбуждения в те части ее тела, о существовании которых Нина до сих пор не догадывалась.

– …Полли по крайней мере не станет навязывать вам свою волю, – по-прежнему долбила свое Роуз.

Все с тем же видом полного безразличия, с каким она смотрела на Гарри, Нина переключила внимание на разговор между Роуз и Лотти, но щеки у нее горели, а сердце так и прыгало. Хотя она позволила Руперту Уин-тертону поцеловать себя, действие этого поцелуя было ничтожным по сравнению с действием на нее взгляда Гарри. Что касается Уильяма… она окинула взглядом его высокую, немного угловатую фигуру и поняла, что, даже если бы он влюбился в нее сверх всякой меры, он не пробудил бы в ней такого отклика даже за миллион лет.

– Мы никогда с тобой не сойдемся во взглядах на этот вопрос, Роуз, так что давай лучше поговорим о том, в чем мы можем прийти к согласию, – благоразумно сказала Лотти; ее светлые и длинные, до самой талии, волосы сияли на солнце, словно крученый шелк. – Давай обсудим, откуда лучше всего смотреть на коронацию. Папа утверждает, что лучше всего от Вестминстерского аббатства, а Ноуэл считает, что нужно занять место на Стрэнде, по которому будет двигаться процессия, и оттуда мы лучше всего увидим короля Георга и королеву Марию.

Нина встала; стремительно взметнувшаяся длинная, в складку, юбка для тенниса подчеркнула врожденную грацию девушки.

– Какая жалость, что наш лондонский дом расположен не на том берегу реки! Он не на пути ни у какой процессии, иначе мы могли бы наблюдать за коронацией из окон третьего этажа.

Ноуэл приоткрыл один глаз.

– На третьем этаже находится моя студия, – сухо проговорил он, не вынимая рук из-под головы, – но даже если бы ее окна выходили на само аббатство, я предпочел бы, чтобы по ней прошлось стадо слонов, чем ты и твои друзья.

Несмотря на небрежный тон, которым они заговорили о лондонском доме, снятом для них Уолтером, им трудно было скрыть свою радость. Дом находился возле парка Баттерси, верхний его этаж был превращен в студию, и пожилая экономка присматривала за новыми обитателями орлиным взором. По крайней мере так считал дядя Уолтер. Нина снова вспомнила о поцелуе Руперта Уинтертона и подумала, что это, пожалуй, недопустимая вольность для девушки, которой только через месяц исполнится восемнадцать, девушки, которая всего полгода назад никуда не выезжала, кроме окрестностей Брэдфорда, и жила на непрезентабельной Бексайд-стрит.

Ноуэл снова задремал, и Нина сказала, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в особенности и тщательно избегая смотреть на Гарри:

– Солнце становится слишком жарким. Я, пожалуй, пойду в дом.

Уильям, погруженный в мысли о Саре, пробормотал нечто маловразумительное. Лотти сказала:

– Я не уйду, пока не сыграю гейм с Роуз. Она слабо разбирается в правилах, но почему-то всегда выигрывает.

Роуз, все еще раздраженная пренебрежительными замечаниями о Полли, ответила сердито:

– Я не разбираюсь в правилах, потому что начала играть месяц назад. У нас на Бексайд-стрит нет теннисных кортов.

Гарри усмехнулся, зная, что обе девочки не прекратят перепалку, пока и та и другая не сочтут себя победительницами. Со дня похорон деда они тесно сдружились, но Лотти постоянно жаловалась на то, что Роуз из упрямства не хочет жить в Крэг-Сайде.

Он слегка повернул голову и наблюдал через плечо за тем, как Нина идет к дому, причем ее длинная юбка завлекательно колышется вокруг ее ног. Матросский воротник белой теннисной блузы придает ей вид заправского морехода. Гарри улыбнулся. Любопытно, плавала ли она когда-нибудь под парусом. Что, если бы они вдвоем, только вдвоем очутились в маленькой лодке, в безлюдном месте и вдали от берега?

– На Бексайд-стрит мы играем в лапту, – сказала Роуз, поднимая брошенную на траву ракетку Нины. – Может, нам удалось бы поиграть в лапту на террасе. Она достаточно большая.

Гарри, который смотрел, как Нина поднимается по ступенькам террасы, вдруг встал и поднял с земли свою ракетку.

– А ведь Нина права насчет солнца, – произнес он глубоким, полным обаяния голосом. – Я тоже пойду в дом. А на твоем месте, Роуз, я не снимал бы шляпу во время игры. Ты же не хочешь получить солнечный удар.

Роуз улыбнулась ему ласковой, счастливой улыбкой. Хотя Гарри не высказал своего суждения, когда они с Лотти вели спор о Полли, Роуз понимала, что он не возражал бы против женитьбы отца на этой женщине.

Вскоре после похорон дедушки каждый из Римминг-тонов побывал на Бексайд-стрит. Лотти считала свой визит приключением, но таким приключением, которое ей не хотелось бы повторить. Уильям стал на удивление частым посетителем; он заворачивал к ним по пути, стараясь установить дружеские отношения с Лоренсом, и обменивался любезностями то с Герти Грэм, то с Альбертом Пор-ритом, то с кем-нибудь еще. Однако именно Гарри без всяких усилий сошелся с их соседями по Бексайд-стрит.

Он проявлял искренний интерес к любимой лошади Поррита. Он вел себя запанибрата с Бонзо, привязчивым до безумия. Он платил грубиянке Герти ее же монетой, и раскатистый хохот бой-бабы доносился до Бычьего брода. Он познакомился с Полли, но с большим тактом ни единым словом не намекнул на то, что знает о ее близких отношениях с его отцом, понимая, что сильно смутит ее, поступи он иначе. Дженни его стеснялась, но он ей нравился. Только Микки Поррит неизменно держал себя с Гарри отчужденно и даже враждебно.

– Идем, – окликнула Роуз Лотти, выходя из своей глубокой задумчивости. – Я уже сыграла в дублях, а ты нет, и, конечно, побьешь меня снова, но это несправедливо. Меня как-никак специально обучали теннису. Один Бог знает, что сказал бы мой тренер, узнав о твоих неизменных победах надо мной!