— Здесь есть чудесные минеральные источники… Честное слово, Координационный Совет уже решил строить здесь курорт!

Алдона успела еще перехватить негодующий взгляд Риты, как Свидерский, до сих пор молчавший, глядя вбок и покачиваясь с носков на каблуки, вдруг заорал хрипло: «Курорт вам?!» И ухватил ее за плечи. Ей никогда не приходилось видеть лица, искаженного такой злостью и так близко от себя…

Когда их разняли, Свидерский резко повернулся и зашагал к ракете.

— Луиджи, — многозначительно сказал шеф.

И низенький Феррани, в последний раз скользнув взглядом по статной фигурке перепуганной Алдоны, со всех ног бросился догонять коллегу.

— Вы можете простить его? — отчужденно спросил Веллерсхоф.

— Конечно, — ответила Алдона, прижимая ладони к вискам, чтобы сдержать биение крови. — Я сама виновата. Не надо было так, сразу…

— Они успокоятся, — сказал шеф. — Идемте к вам. Я первый. Может быть, у вас что-то не так, как мы привыкли.

Он двинулся вперед, спросил на ходу:

— Вы давно нас тут ждете?

— Нет, — ответила Рита. — На расчетном курсе вашего корабля не оказалось, а истинный сумели найти чуть ли не три дня назад. Еще немного, и мы ловили бы вас на обратном пути.

— Хорошо, — саркастически улыбнулся Веллерсхоф. — Колумб, приплывший в нью-йоркскую гавань, прямо к подножию статуи Свободы… От вас можно будет вызвать все наши ракеты? Впрочем, что за глупость! Конечно, можно.

И Веллерсхоф вошел по пояс в медовую, спутанную вьюнками, полную цветов траву Аурентины. Рита переглянулась с Алдоной и вдруг приказала:

— Стойте.

Веллерсхоф остановился, и впервые на его окаменелом лице выразилось что-то похожее на удивление. Тогда Рита подошла к нему вплотную.

— Вы мне не нравитесь, Веллерсхоф. Извините. Я знаю это ваше спокойствие. Уж лучше впасть в истерику, как Свидерский, чем вот так, молча… — Долго смотрела в самые зрачки начальника экспедиции, пока в них не засветился теплый огонек. — Вот так лучше. Я все-таки бегала в учебный класс мимо памятника… памятника вам, Веллерсхоф. Да. Посреди площади, с рукой, протянутой к звездам. Я ваше имя знаю с трех или четырех лет. А немного позже я узнала, что ваша экспедиция была самой нужной в истории Земли. И самой результативной. Если бы не наше всеобщее чувство вины перед вами, мы бы вас тут не встретили. Мы бы просто не работали так отчаянно, чтобы проломить пространство и время. Чтобы никто больше… не… — Она заплакала, и Веллорсхоф подхватил ее с одной стороны, а Алдона обняла с другой. Но Рита все же договорила: — …Потому что, пока страдает хоть один, Земля не может быть счастливой!

Гравиход опустился, подмяв одуванчики. Вся семья отставила недопитые стаканы и смотрела, как приближается незнакомый мужчина. Он шел по колено в траве меж двумя рядами яблонь — старый и крепкий, одетый в черную кожу. Углы его рта были опущены, улыбка только приподнимала губу над передними зубами; седой «ежик» подползал к самым бровям и шевелился вместе с ними. Мужчина остановился перед чайным столом. В пышной раме жасминовых кустов сидело семейство из трех человек. Массивная рука Марка Паллана держала на краю стола дымящуюся трубку; Иола Гент, жена Марка, приветливо улыбаясь, придвигала четвертый стул; Эрни, шестилетний сын хозяев, прибывший на отдых из учебного города, откровенно любовался кожаным костюмом гостя.

— Садитесь, — сказал Марк. — Можете сразу рассказывать, потом пить чай. Можете наоборот или одновременно. Можете ничего не рассказывать, но чаю вы выпьете.

— Ладно, я буду одновременно, — сказал незнакомец, пряча под стол острые длинные колени. — Тем более очень люблю зеленый сыр.

— Мед с нашей пасеки, — вставила Иола.

— Моя фамилия Бхасур. Рам Анта Бхасур из Совета координаторов. Старший консультант отдела настроений.

— Чем можем служить?

— Только одним: постарайтесь не удивляться, что бы вы ни услышали. Примите все как должное.

— Я вообще люблю удивляться, — ответил Марк. — Но попробую.

— Надеюсь, ничего неприятного? — осведомилась Иола, подвигая вазочку с вишнями.

А Эрни допил чай, держа стакан обеими руками, буркнул что-то маловразумительное и умчался в дебри сада ловить жуков, играть в межпланетную войну, носиться в травяных джунглях, лихо отсекая палкой головы крапивы и лопухов.

— Итак, — начал старик, добравшись до вишен, — итак, меня привела к вам статистика отдела настроений. За последние пять лет Медицинский мозг не принял от вас ни одного сколько-нибудь значительного стрессового сигнала. У вас мир в семье, вы оба талантливые люди и прекрасные работники в своих областях, на вашего сына уже обратили внимание руководители учебного города. Уровень коммуникабельности, психическое здоровье, соответствие возможностей потребностям — все это у вас, пожалуй, обстоит лучше, чем у других людей на Земле.

Марк добродушно засмеялся, помотал своей крупной кудрявой головой.

— Попробую, попробую не удивиться!

Иола же только смотрела в маленькие сверлящие глаза Бхасура, смотрела, почти не мигая: может быть, шевельнулось в ней нелепое древнее поверье, вера в то, что судьбу нельзя искушать, нельзя прямо говорить людям, что они самые счастливые на Земле.

— Что же, вы хотите, чтобы мы поделились с вами счастьем? Милости просим. Если, конечно, у вас есть машина, которая позволит это сделать.

— Нет. У меня есть другая машина. Портативный реструктор.

Воцарилось молчание. Две осы полезли в розетку с медом, и никто их не прогнал. Марк, внешне спокойный, смотрел на жасминовый купол. Иола, вздрогнув, чуть не опрокинула стакан и принялась вытирать листом лопуха лужицу на столе.

— Триста лет назад я окропил бы вас святой водой, веря, что вы рассыплетесь, оставив запах серы, — заговорил наконец Марк. — Значит, вам удалось добиться портативности?

— Как видите.

— И мы должны быть вашими кроликами?

— Почему же кроликами? В конце концов, люди испытывали на себе даже действие вакцин. А реструктор не только не причинит вам вреда, но даже… Только с одним условием: пользоваться самим, но никому не передавать.

— Хорошо, — ответила Иола. — А вы будете следить за нашими настроениями?

— Вы же привыкли к тому, что Медицинский мозг всегда следит.

— Он вмешивается только при сильных отклонениях от нормы, когда есть опасность для здоровья.

— А мы и тогда не вмешиваемся. Просто заберем машину. Но я не думаю, чтобы это понадобилось. Я немножко разбираюсь в людях.

— Много шуму вокруг этих реструкторов, — сказал Марк Иоле. — У нас в лаборатории об этом говорят почти каждый день. Дескать, конец придет человечеству, все задохнутся от безделья. Может, правда?

— Вот вы нам и поможете установить истину, — подтвердил Бхасур. — Видите, какую важную работу вам поручает Совет.

Иола еще раз переглянулась с Марком, вздохнула и спросила:

— Почему вы мед не кушаете? Кыш! (Это относилось к осам.) Берите прямо ложкой. (Это опять Бхасуру.)

Уходя, Бхасур поставил на стол серый толстенный ящик, похожий на маленький сейф. Если надо было создать предмет больших размеров, чем полость ящика, из верхних углов выдвигались упругие серебристые усы с чашечками на концах. К ящику было приложение: объемистый том, напечатанный мелким шрифтом, под заглавием «Каталог предметов централизованного распределения. Экспериментальная группа СК «Чудо».

Похвалив сыр, мед и домашнее печенье, по-старомодному приложившись к руке Иолы, Бхасур ободряюще улыбнулся и улетел на своем белом гравиходе. На взлете его обстрелял из пугача Эрни, гордый своей победой над целым войскам сухих прошлогодних коровяков.

Марк сидел перед ящиком реструктора, задумчиво перелистывая том каталога. Тоненькая Иола прильнула сзади, спрятав подбородок в его кудрях и обняв руками шею мужа.