— А что это у него в руке?

— Трубка. Курительная трубка. Она, кстати, тоже привлекла мое внимание. Таких трубок я еще пока не видел. Оригинальная, да?

— Оригинальная.

— Стоп! — я чуть не подскочил на диване.

— Ты что?

— Так я уже видел сегодня подобную трубку. Я заезжал к нему на работу, разговаривал с его сослуживцами. И у одного из менеджеров на столе лежала она.

— Может быть, это похожая трубка. Откуда ты знаешь, мало ли их таких по всему миру?

— Нет, такую не перепутаешь ни с какой. Ладно, мы это выясним. Сегодня вечером я еду встречаться с его женой.

— Быстроты. Мужа нет всего несколько дней, а ты уже к его жене бежишь, пока своя лежит в больнице.

Я обнял Машу.

— Да шучу я, шучу, — она отстранилась. — И что ты будешь делать, если трубки действительно нет на месте?

— Установлю слежку за этим менеджером.

— Оригинальное решение. А если он ни при чем?

— Установлю "жучок" в его кабинете, у меня есть. Послушаю, о чем он говорит. Если он ни при чем, значит, копать придется в другом месте. Но что-то мне говорит, что он тут как раз при чем. Только зачем он эту трубку с собой таскает? Так ему понравилась?

— Копатель ты мой. — Маша прислонилась ко мне. — Ладно, давай мои фрукты и езжай к жене финансового директора. Она красивая?

— Красивее тебя никого нет, — я поцеловал ее в щеку.

А мимо нас проходили посетители, больные, медсестры, дежурные врачи. И была в этом хаотичном хождении какая-то своя закономерность. Почему-то говорить о том, что Михаила Петровича Васильева нет уже на этой земле и его труп где-то закопан или лежит на дне реки, нам не хотелось.

Я подъехал по указанному адресу. Вылез из машины. Квартира Васильевых находилась в многоэтажном доме-башне, недавно выстроенном. Дом был красивый, с огромными окнами и большими балконами под стеклом. Я вошел в подъезд. За стойкой сидел охранник в пятнистом комбинезоне.

— Вы к кому? — спросил он равнодушно.

— К Васильевой, квартира двадцать один. Фамилия моя Плетнев.

— Сейчас я посмотрю в списке. Если вы есть, то, пожалуйста, сюда, а если нет, надо будет позвонить.

Охранник стал листать какую-то тетрадь, а я оглядел холл. Я даже и не знал, что элитные многоквартирные дома могут так выглядеть. Здесь было как в музее. Кругом лепнина, на полу плитка, в стороне от огромного лифта находился кожаный диван для посетителей. Рядом с диваном в огромном горшке росла диффенбахия. Точно такая, но поменьше во много раз, росла у нас с Машей дома. Удивительное растение. Здесь ей было просторно, и поэтому она вымахала, словно пальма, до самого потолка.

— Сергей Борисович? — наконец оторвался от тетрадки охранник. — Вы в списке. Вот, сюда, в лифт, седьмой этаж.

Он вышел из-за стойки, нажал на кнопку лифта. Двери его разъехались, и я вошел внутрь. В лифте было светло и просторно и пахло чем-то приятным. Мне показалось, что я оказался внутри у огромного животного. Стены лифта были отделаны деревом, а справа находилось огромное зеркало. Не было здесь ни надписей, ни отодранных алюминиевых уголков, которыми оснащены лифты в подъездах обычных многоэтажек. На седьмом этаже лифт подмигнул мне зеленой кнопкой, двери вновь раскрылись, и я оказался на площадке, где располагались три квартиры. Я подошел к нужной, нажал на кнопку домофона. Дверь открылась почти сразу же. Меня ждали.

— Проходите, пожалуйста, — мило улыбаясь, сказала Нина Васильева.

Я вошел и в громадном коридоре даже растерялся. Нина была одета в голубенький халатик и такие же тапочки. Ее безупречные ноги вновь привлекли мое внимание. Встряхнув головой, я посмотрел женщине в лицо.

— Разувайтесь. Обувь можете оставить здесь, ее никто не украдет.

Я скинул ботинки и пошел вслед за хозяйкой в глубь квартиры. Квартира была великолепна. Дорогая мебель дополняла удачный интерьер. Видно было, что тут поработали дизайнеры. Она провела меня в зал, села в мягкое кожаное кресло и спросила:

— Вам чай, кофе или что покрепче?

Я наконец обрел дар речи:

— Я за рулем. Если можно, чайку.

— Красный, черный, зеленый, белый, желтый, с бергамотом, лимоном?

— Все равно. Я не гурман.

Она грациозно поднялась и вышла из зала. Я не мог представить ее на кухне с чашками и чайником. Эта женщина была создана для любви или чего-то еще высокого, а тут такая проза…

Но она вошла через некоторое время, обдав меня волной дорогих духов и запахом хорошего чая. На подносе она несла две кружки, сахар и конфеты.

— Я налила нам Дунтин Би Ло Чунь, что в переводе с китайского означает "Изумрудные спирали весны". Вы не против? Это элитный зеленый чай. Привезен из Китая. Итак, о чем же вы хотели со мной поговорить?

Я отхлебнул чаю и, отметив про себя вкус напитка, произнес:

— Я побывал на фирме, где работал ваш муж. Первый вопрос. Каковы ваши отношения с директором фирмы? Только, если можно, честно.

Я думал, что она обидится и выльет мне в лицо кружку ароматного "Дунтина", но женщина лишь слегка опустила глаза, а потом вновь их подняла и спокойно ответила:

— Никаких. А что, до вас дошли слухи, будто бы мы с ним… были любовниками?

— Да.

— О, я догадываюсь, откуда ветер дует. Но вам скажу, как на исповеди. У нас с ним ничего не было и не будет. Да, муж ревновал меня к нему, но вы сравните моего мужа и Глеба

Егоровича. Могла бы я стать его любовницей? Да и ради чего?

— Ради денег, например?

— Ради денег? Пожалуй, да, но меня они сейчас совсем не интересуют. Видите, живем мы не плохо. Я бы даже сказала, хорошо, а что еще нужно? Да, мой муж не олигарх, ну и что? Зато он очень хороший человек и любит меня.

"Ее слова бы да в уши многим женщинам, которые "пилят" своих мужей за низкую зарплату или мечтают выйти замуж за "денежный мешок", — подумал я.

— Хорошо, оставим эту тему, если вы, конечно, мне не лжете. Второй вопрос: как вы считаете, могли ваш муж исчезнуть, ну, хотя бы для того, чтобы скрыться от органов правосудия?

— А что он натворил? Вам стало что-то известно?

— Нет, но на фирме говорят, что в некоторой степени именно от него зависело, получат сотрудники фирмы деньги или нет.

— Ну и что же здесь удивительного? Он же финансовый директор.

— Я хотел сказать, что не мог ли он с этими финансами куда-то… скрыться.

— Вы пейте чай, пейте. Он вам не понравился?

Я кивнул.

— Понравился, но вы не ответили.

— Я не знаю. — Нина отвернулась. — Он не такой человек. Да и если бы он захотел это сделать, то, я думаю, сказал бы мне об этом.

— Вы так ему доверяете?

— Ну да.

— Вы святая женщина. Сейчас никто никому не доверяет, даже родственники и родители. А уж муж и жена "хоть и одна сатана", но порой жизни у них, даже в семье, — разные. Человек сам по себе одинок и может надеяться только на себя.

— Вы это специально говорите?

Я посмотрел на эту безупречно красивую женщину. Или она обманывает меня, или действительно так сильно любит своего мужа. Я не верил, что ТАКИЕ женщины могут ТАК любить.

— Хорошо, еще один вопрос. Ваш муж курил трубку?

— Он не только курил, он их собирал.

— Вы можете показать мне его коллекцию и именно вот эту трубку?

Я достал фотографию, которую совсем недавно дала мне Нина Васильева.

Она вгляделась в мужа, что-то прикинула в уме и сказала:

— Коллекция находится в его кабинете. А именно эта трубка была его любимой. Она изготовлена еще в восемнадцатом веке. Это очень дорогой эксклюзив. И он хранил ее как зеницу ока. Трубка лежала у него отдельно, в ящичке. Пойдемте посмотрим.

Мы вошли в просторный кабинет, выполненный в зеленом цвете. На столе из дуба лежал лэптоп. На стене висели громадные картины импрессионистов. В резном секретере под стеклом находилась коллекция трубок Михаила Петровича Васильева. Трубки были самые разные: коричневые и черные, даже белые, выполненные из дерева или морской пеньки, глины и фарфора, и даже из камня. О каждой из них коллекционер мог бы говорить часами, но они не интересовали меня. Нина вытащила отдельный ящичек.