Слуги шли впереди, Эмма — рядом со Стюартом. Весь дом сверкал огнями. Она то и дело бросала взгляды на своего спутника, и ей казалось, что при таком освещении линии его лица кажутся менее резкими, но сохраняют строгость и значительность. Ответственность за этот дом, за огромное хозяйство тяжелым грузом лежала на нем. Эмма не могла не улыбнуться, подумав о том, что вся эта запутанная система ведения хозяйства еще более осложнится с ее появлением.

Стюарт велел кому-то поехать в дом Эммы, чтобы ухаживать за ее овцами, кошкой и курами. Ему продолжали задавать вопросы. Эмме тоже было очень интересно знать, как долго он отсутствовал. Как бы там ни было, у него были наготове четкие распоряжения, касавшиеся каждого из заданных ему вопросов.

— Да, ужин. Комната напротив моей. Да, миссис Хотчкис остановится здесь на несколько дней. Подайте ужин в гостиную. Что-нибудь из английской кухни. И ванну для каждого из нас.

Горничная несколько растерялась. Вначале она решила, что хозяин просит обе ванны принести в гостиную.

Стюарт засмеялся и кивнул Эмме; ей показалось, что он ей даже игриво подмигнул. Она понимала, что он не торопится с ответом, чтобы подразнить ее. Стюарт смотрел на нее без улыбки.

И почему-то ей вдруг захотелось улыбнуться ему в ответ. Она постепенно привыкала к его необычному чувству юмора.

— Увы, нет, — ответил он горничной, тем самым как бы намекая Эмме, что они друг друга поняли.

Эмма облегченно вздохнула. Их отношения в той части, что касается интимной стороны жизни мужчины и женщины, начались как нельзя более странно и не в ее пользу, но теперь она видела, что он действительно намерен вести себя с ней так, как требовала того она. Он делал вид, что забыл о том, что она позволила себе, зная его не более получаса...

Нет, лучше об этом не думать.

Павлин в саду закричал еще раз. Этот крик уже не показался ей таким душераздирающим: во-первых, она знала его природу, а во-вторых, подобные звуки кажутся менее пугающими, когда слышишь их, находясь в тепле и уюте Дома, за толстыми стенами, в безопасности.

Именно в безопасности. Она чувствовала себя защищенной. Где-то там, далеко внизу по склону холма, был ее дом, и в этом доме все будет в порядке. Об овцах позаботятся, кота накормят, курятник вычистят, дадут курам зерна и воды. Она знала, что те незнакомцы, что будут в ее отсутствие заниматься ее небольшим хозяйством, все сделают как надо и даже лучше. Все, кто работал на виконта, дорожили своим местом и старались ему угодить. Когда снег совсем скроет траву, овцам ее дадут сена и сладкой сахарной свеклы. Если кто из животных ослабнет или захворает, их заберут в хлев. Кошке ее нальют жирного молока. Быть может, и хлеб кто-то за нее испечет, и взятую на дом работу по починке одежды кто-то сделает. Да, жизнь ее на две недели сделает крутой зигзаг, но Стюарт позаботился о том, чтобы через означенный срок все вернулось на круги своя без потерь.

Хорошо. Хорошо уже то, что срок четко обозначен и через две недели все будет закончено. Ей лишь не очень нравились некоторые детали их с виконтом договоренности. Впрочем, это не важно. Главное, чтобы все сработало в целом. На самом деле ей не на что было жаловаться. Побывать у Стюарта в гостях было не только приятно, но и интересно, захватывающе интересно. В конце концов, она могла рассматривать предстоящие две недели как каникулы с приключением. Словно в отпуске побывает, отдохнет от рутины своего обычного существования.

Гордый, как павлин, хозяин дома продолжил путь, и Эмма, без обуви, в рваных чулках, шла за ним следом. Еще ни разу ступням ее не было так приятно — приятнее даже, чем идти по мягкой густой траве в летний день. Когда они начали подниматься по лестнице, такой же широкой, как главная улица в их деревне, Эмма стала замечать, что Стюарт на ходу раздевается. Он просто сбросил перчатки, шляпу, плед, который прихватил из кареты, а горничные послушно на лету подхватывали эти вещи и неслышно удалялись.

Когда на верхней площадке лестницы он сбросил сюртук, Эмма удивленно вскинула голову. Шагая по коридору, он расстегивал жилет. Здесь, в коридоре с закрытыми дверьми по обе стороны, явственно угадывался приятный сладковатый запах, словно где-то курили благовония или жгли ароматические свечи.

Стюарт потянул носом и вдруг рассмеялся.

— Хиям здесь? — спросил он кого-то.

— Да, сэр. Простите, что не сообщили раньше. Они с Аминой приехали несколько дней назад.

Эмма заметила, впервые за все время знакомства, как лицо Стюарта осветила радость. Искренняя радость, которую может испытывать человек, вернувшийся домой после долгого отсутствия.

— Хорошо, — сказал он и, обратившись к Эмме, заметил: — Я всегда могу догадаться о приезде Хиям по ароматам в доме. Сегодня это запах цветущих апельсиновых деревьев. — Он замолчал и втянул носом воздух. — И еще корица и кардамон. Если я не ошибаюсь. — Он посмотрел на Эмму и пояснил: — Хиям — мой самопровозглашенный министр по ароматическим палочкам и благовониям. Когда она приезжает, то не успокаивается до тех пор, пока мой дом не начинает благоухать, как мечеть.

— Родственница?

— Нет. — Стюарт, казалось, растерялся, но лишь на долю секунды. Он снял жилет и галстук и, не глядя, протянул невесть откуда взявшемуся дворецкому. Он не собирался ничего ей объяснять.

— Кто они? — не унималась Эмма.

— Они стали моими ангелами-хранительницами. Они живут в Лондоне, где положено жить мне. Очевидно, они решили по собственной инициативе поторопить меня с приездом в столицу.

— Необычные имена.

— Турецкие. — Он остановился возле одной из дверей, открыл ее и обернулся к Эмме. — Мои апартаменты, — сказал он, плавным жестом указывая на внутреннее убранство. Обернувшись, он указал на дверь, расположенную по диагонали от той, что только что открыл. — Ваши комнаты там.

Эмма оглянулась. Коридор изгибался, так что их комнаты, можно сказать, находились напротив друг друга.

Стюарт стоял в дверях и развязывал галстук. Тоном, не слишком отличающимся от того, каким он говорил со своими горничными, Стюарт произнес:

— Ванна будет скоро готова. Могу я рассчитывать навстречу с вами через час? — Он расстегнул воротник рубашки и легким кивком указал на свою комнату. — Здесь, у меня. Я бы хотел начать обсуждение нашего плана прямо сегодня, если у вас нет возражений. После того как вы освежитесь, мы обсудим наши планы. Мы можем сделать это за ужином, если это вас устроит.

Он не просил, он приказывал. Он приказал ей прийти в его гостиную. Смежную с его же спальней. Она могла видеть большую кровать в дверном проеме, кровать под неожиданно ярким шелковым балдахином, под цветным покрывалом из тонкого шелка, контрастировавшими по цвету с бархатными подушками, коих было довольно много. Балдахин из многослойного шелка оранжевого, ярко-синего, коричневого цветов украшала золотистая бахрома с кистями. Эту кровать никак нельзя было назвать спальным местом типичного англичанина. Но Эмму это уже не удивляло.

— Итак, через час? — Он спросил лишь для порядка. — Вы не будете возражать, если мы поужинаем у меня?

— Да, буду. Это неудобно.

Эмма прикусила губу. «Не привередничай, — велела она себе. — Он достаточно хорошо к тебе относится». К тому же в комнате ее ждет ванна. Ванна — как это здорово! Ванна с горячей водой! Эмма едва могла думать о чем-то, кроме горячей ванны. Сначала вымыться, потом поесть, а потом какой-то час уделить ему, объяснив правила «игры». И тогда можно спокойно спать. На самом деле она не отказалась бы лечь спать прямо после ванны — сегодняшний день ее измотал. «Соглашайся», — сказала она себе.

Но тряхнула головой.

— Нет.

— Почему, скажите на милость? — недоумевал Стюарт. Галстук болтался у него в руке. Он расстегнул вторую пуговицу рубашки.

Слуги, как заметила Эмма, куда-то испарились. Он и она остались наедине, и что-то от этого изменилось. Внизу слышался какой-то хозяйственный шум. В печь бросали дрова, в ведра наливали воду. Эмма скорее почувствовала, чем увидела, что дверь за ее спиной распахнулась. Какая-то женщина, наверное горничная, вошла, весело что-то напевая себе под нос.