Я пришел в правительство, когда Ходорковский только начинал заниматься ЮКОСом. Я не застал историй поглощений ЮКОСом более мелких и слабых конкурентов, это происходило до меня.

Помню, как-то я пригласил Ходорковского на совещание: ЮКОС не заплатил налоги, а у правительства росла задолженность по пенсиям и зарплатам бюджетникам. Я не знал, как пойдет наш разговор и чем он закончится.

«Михаил Борисович, заплатите, пожалуйста, налоги», – вежливо предложил я ему. Михаил Борисович не спорил, абсолютно спокойно подписал график выплат и выполнил его. Без шума, криков и угроз.

Ходорковский никогда не вел себя нагло и агрессивно, как Березовский с Гусинским. Конечно, как и многие, он лоббировал собственные интересы.

У нас был конфликт в конце 2002 года. Я предлагал резко увеличить природную ренту для нефтяных компаний, поскольку они получают сверхприбыль, и одновременно снизить налоги для тех, кто работает не в сырьевом секторе. На конференции по этому вопросу мы сидели рядом, но говорили прямо противоположные вещи. Казалось бы, должны расстаться врагами. Но мы при этом сохранили абсолютно нормальные отношения. Хотя я покушался на его доходы, а для многих бизнесменов доходы – это самоцель, мегацель и весь смысл жизни.

Кстати, Ходорковский не финансировал СПС, когда мы находились в парламенте, хотя финансировал «Яблоко». Помогать нам он решил в 2003 году. Коммунистам, как он мне лично говорил, денег не давал. Еще он финансировал довольно много одномандатных депутатов – человек сорок.

Я его спрашивал, зачем он это делает. Он считал, что за счет СПС и «Яблока» реальную оппозицию в парламенте создать нельзя. В то же время хотел, чтобы в России появилась сильная демократическая оппозиция, как в любом цивилизованном обществе.

В частной жизни Михаил вел себя тихо и скромно. Зачастую Леонид Невзлин, который вел себя напористо и жестко в любой обстановке, говорил в десять раз больше, чем Ходорковский.

Ходорковский семейный, уравновешенный человек. Малопьющий. Я не раз бывал у него дома, они с женой – тихие, невозмутимые люди. Однажды мы поехали в Милан на какую-то конференцию. Пока обсуждали глобальные проблемы, моя жена Раиса с его женой Инной поехали в Венецию на экскурсию. У жены Ходорковского закончились деньги. Рая одолжила ей, а потом приехала с круглыми глазами и говорит: «Представляешь, я жене Ходорковского денег одолжила!».

Многие, в том числе и я, гораздо жестче критикуют Путина, чем Михаил Борисович. При этом мы – на свободе. Почему?

Путина запугали тем, что Ходорковский возьмет под контроль парламент и начнет диктовать условия Кремлю. Путину показалось, что приватизация Думы под знаменами Ходорковского – это угроза кремлевской власти и государству в целом. В этом причина расправы над ЮКОСом и Ходорковским.

Ходорковский создал фонд «Открытая Россия». Он развернул настолько бурную деятельность по формированию гражданского общества в России, что игнорировать это было невозможно. Он финансировал программу интернет образования, открыл по всей стране десятки центров, в которых учителей обучали пользованию Интернетом. Через эти центры прошли сотни тысяч учителей. Они получили качественно иное знание. Я его спрашивал:

– Миша, зачем ты это делаешь?

– XXI век – век информационных технологий. Если мы отстанем, у нас не будет никаких шансов двигаться вперед.

– Что это за миссионерский проект?

– Я должен как-то влиять на конкурентоспособность России.

Он вынашивал большие планы, не наполеоновские, а крупномасштабные и достаточно реальные. Он вкладывал средства в образование. Купил Гуманитарный университет, который потом у него отобрали. Он реально хотел влиять на систему образования, на информатизацию общества.

Ходорковский тратил деньги на благотворительность. Но это была не раздача денег бедным, эти программы меняли структуру общества. Он занимался масштабными гуманитарными проектами и в этом тоже был уникален среди российских богачей (только Сорос этим занимался). Хотя В.Потанин платит стипендии одаренным детям, студентам, М.Фридман финансирует лечение больных церебральным параличом, лейкозом. Это очень важно и полезно, но не влияет на общественные процессы. А проекты Ходорковского могли сильно повлиять на структуру общественных отношений, на будущее России. Власть такое терпеть не могла.

Неизвестно, выйдет ли Михаил когда-нибудь на свободу. Дай Бог, чтобы он был здоров. Он парень крепкий, но Путин его смертельно, неадекватно боится. Хотя я лично не считаю, что Ходорковский смертельно опасен для Путина. В то же время у людей, долго сидящих у власти, деформируется отношение и к окружающим, и к себе. Случайные, несамодостаточные политики демонизируют и людей, и своих противников. Путин демонизировал Березовского, хотя тот и не гений, и не дьявол. То же самое происходит с Ходорковским.

Понятно и другое: российская власть уверена, что сможет всех запугать. Кремль стремится задавить любое, даже робкое интеллектуальное и демократическое сопротивление. А бизнесменам есть что терять, и в этом смысле они особенно уязвимы. Они создают миллионы рабочих мест, вкладывают в свои предприятия огромные средства, платят огромные налоги. Они должны вести себя осторожно. Но их нельзя превращать в рабов, потому что независимость – это главный мотив в деятельности любого предпринимателя.

Периодически в политической карьере возникают ситуации, когда все ваши усилия разбиваются о непреодолимое препятствие в виде вновь открывшихся обстоятельств. Вдруг далеко от мест вашего обитания и деятельности происходят события, которые разрушают ваши собственные планы, разворачивают, тормозят или, наоборот, резко ускоряют ход исторического процесса. Скачок мировых цен на нефть стал именно тем фактором, который повлиял на политические и общественные процессы в России в начале XXI века. Поделать с этим ничего нельзя, но вынести полезные уроки и сделать выводы следует.

Я долго размышлял, как колебания цен на нефть влияют на политические процессы в государстве. Существует три основных закона взаимосвязи нефтяных цен и политической и общественной обстановки в стране.

Первый закон: чем выше цена на нефть – тем выше коррупция. Это касается не только России. В 2000 году, когда Путин стал президентом, нефть стоила 20 долларов за баррель. По данным организации «Трансперанси интернешнл», по уровню коррупции Россия занимала 80-е место в мире. В 2007 году нефть стоит 50–60 долларов, Россия была на 130-м месте.

Ровно такой же скачок с гигантским ростом коррупции произошел в Казахстане, Азербайджане, Венесуэле, Мексике и даже Норвегии. Норвегия – самая коррумпированная из скандинавских стран. Безусловно, общий уровень коррупции там невысок: протестантская мораль и высокий уровень демократии сдерживают ее, но все же, все же…

Второй закон: чем дороже нефть – тем левее страна, тем слабее правительство и тем более популистские решения принимает власть. Этот закон универсален. Начнем с той же Норвегии – самой благопристойной нефтедобывающей страны. В 2000 году у власти там находились консерваторы, правоцентристская партия. Стоило цене на нефть подскочить за отметку в 50 долларов, тут же победили социалисты.

В России происходит то же самое. Почему популярны левацкие идеи, почему «Справедливая Россия» использует левацкую риторику, почему Путин продвигает популистские национальные проекты, понимая, что они никакого значения не имеют? Потому что когда в стране много денег, главный вопрос задают партии левого толка: «Как поделить деньги?» Вопрос «Как заработать?» никого не интересует.

Третий закон: чем дороже нефть – тем меньше политических и гражданских свобод. Не любимая нашими властями организация «Freedom House» по всему миру измеряет уровень свобод: анализирует безопасность журналистов, соблюдение основных прав человека, наличие свободных СМИ и т. д. Россия в этом рейтинге сейчас прочно обосновалась среди несвободных стран, вместе с Северной Кореей, Кубой, Суданом. Хотя еще в 2000 году Россия значилась как частично свободная страна. Так что мы в общей тенденции. В Венесуэле президент Уго Чавес национализирует телевидение. В Мексике правительство оказывает очень сильное давление на СМИ. В странах Персидского залива свободы СМИ вообще никогда не было. И объясняется все это просто: когда много денег, у власти очень большой соблазн поставить прессу под контроль хотя бы для того, чтобы спокойно воровать.