Центральное отопление госпиталя хорошо поработало над моей одеждой, и сейчас я ощущал себя старомодной складной рамой для сушки белья, с которого в сухом теплом воздухе струится легкий парок. На мне по-прежнему не было ни туфель, ни ботинок.

Фиона с недоумением посмотрела на мои ноги.

— Я собиралась попросить вас отогнать машину Гарри домой, — сказала она, — но, полагаю, вы не сможете.

Мне пришлось объяснить ей, что машина Гарри уже давно уехала.

— Где же она в таком случае? — удивленно спросила Фиона. — Кто ее взял?

— Может быть, Дун найдет.

— Этот полицейский! — ее передернуло. — Я ненавижу его.

Прежде чем я успел высказать на этот счет свое мнение, в дверях появилась медицинская сестра и увела ее на свидание с Гарри. В сильном волнении она удалилась, бросив через плечо, чтобы я ее подождал; когда через полчаса она вернулась, на ней не было лица.

— Гарри какой-то сонный, — сообщила она. — Проснувшись, начал бормотать какую-то нелепицу... Как можно добраться до госпиталя на лодке?

— Я расскажу вам по дороге домой. Хотите, чтобы я вел машину?

— Но...

— Босыми ногами это очень просто. Носки я сниму.

Фиона сама открыла дверцы автомобиля и без каких-либо комментариев протянула мне ключи зажигания. Мы удобно устроились на сиденьях, и по дороге в Шеллертон, когда уже день склонялся к закату, я спокойным голосом, опуская жуткие подробности, поведал ей суть наших злоключений на плавучей резиденции Сэма.

Нахмурившись, она с беспокойством слушала мой рассказ.

— Здесь поверните направо, — машинально сказала она, и через некоторое время сама же себя поправила. — Извините, здесь следовало повернуть налево, придется ехать назад.

Наконец она попросила:

— Езжайте напрямик в Шеллертон-хаус. Оттуда я доберусь сама. Со мной уже все в порядке. Все это так выводит из душевного равновесия. Я с дрожью смотрела на Гарри, напичканного наркотиками.

— Понимаю.

Я остановил автомобиль у дома Тремьена, и, пока я надевал носки, Фиона заявила, что пойдет вместе со мной.

— Чтобы унять дрожь, — пояснила она.

Тремьен, Мэкки и Перкин, как обычно, сидели в семейной комнате за вечерней выпивкой. Увидев Фиону, Тремьен засуетился больше обычного, видимо предчувствуя что-то неладное. Он начал рассказывать ей о том, что Мэкки только что вернулась из Эскота, со скачек учеников, куда он отправлял одного из скакунов, который потерпел полнейшее фиаско.

— Пустая трата времени, — заключил он.

Записка «Уехал с Гарри. Вернусь к ужину» по-прежнему была приколота к пробковой доске. Мое возвращение вместе с Фионой он воспринял без комментариев.

— Я думаю, кто-то пытался убить Гарри, — напрямик заявила Фиона, резко обрывая болтовню Тремьена о скачках в Эскоте.

— Что?

Мгновенно установилась тишина, лица присутствующих, в том числе и самой Фионы, выражали потрясение.

— Он поехал на эллинг Сэма, и там под ним проломились доски, он едва не утонул... — пересказала она им мои слова. — Если бы рядом не оказалось Джона...

— Дорогая моя девочка, должно быть, это чудовищный несчастный случай, — сурово сказал Тремьен. — Кому могло понадобиться убивать Гарри?

— Никому, — эхом отозвался Перкин. — Я имею в виду, за что?

— Гарри — прекрасный парень, — кивнула Мэкки.

— Кто бы мог подумать? Ты почитай последние газеты, — лоб Фионы прорезали морщины. — Люди могут быть невероятно злобными. Даже жители нашего городка. Сегодня утром я зашла в магазин, так все сразу же замолкли и уставились на меня. Люди, которых я знаю много лет. Я рассказала об этом Гарри, он закипел от гнева, но что мы можем сделать? А теперь это...

— Гарри сам сказал, что его пытались убить? — спросил Перкин.

Фиона покачала головой.

— Его накачали в госпитале транквилизаторами.

— А что думает Джон? Фиона посмотрела на меня:

— На самом-то деле Джон не говорил этого. Это мое личное мнение. И это мнение нагоняет на меня страх. Я боюсь думать об этом.

— Вот и не думай, дорогуша, — Мэкки обняла ее и поцеловала в щеку. — Немудрено испугаться того, что случилось, но сейчас Гарри в порядке.

— Но кто-то украл его машину, — глаза Фионы глубоко ввалились.

— А может быть, он оставил в машине ключи от зажигания, — предположил Тремьен, — и какой-нибудь проходимец воспользовался случаем.

Фиона нехотя согласилась:

— Да, он мог оставить ключи. Гарри доверяет людям. Я же не устаю повторять, что этого нельзя делать в настоящий момент.

Они дружно принялись успокаивать Фиону и продолжали это до тех пор, пока не разуверили ее в худших из сомнений. В мягком свете гостиной я наблюдал за движениями ее серебристой головки и не делал никаких попыток высказать собственное мнение — ни к чему хорошему это бы не привело.

С Дуном дело обстояло иначе. Утром следующего дня он выслушал по телефону мое сухое изложение происшедших событий. Я был первый, кто сообщил ему о случившемся. Вскоре он уже входил в столовую, где я работал. Дун прошел к столу и уселся напротив меня.

— Говорят, что вы настоящий герой, — сухо обронил он.

— Неужели? И кто же это говорит?

— Мистер Гудхэвен.

Я попытался придать своему лицу то же кроткое выражение, что было на лице Дуна. В утреннем бюллетене о состоянии здоровья Гарри говорилось, что ему значительно лучше, причин для беспокойства нет — прогноз отличный, память быстро восстанавливается.

— Несчастный случай или покушение на убийство? — спросил Дун, явно рассчитывая на мотивированный ответ.

— Думаю, что второе, — я не стал вдаваться в подробности. — Вы нашли его машину?

— Еще нет, — он нахмурился и бросил на меня долгий взгляд, в котором не читалось абсолютно ничего. — А где бы вы стали ее искать?

Выдержав паузу, я ответил:

— На вершине скалы.

— Взморье? Тот мыс под Дувром? — предположил он. — До моря путь неблизкий.

— Возможно, я упомянул скалу в метафорическом плане, — пояснил я свою мысль.

— Тогда продолжайте.

— Является ли для полицейских нормой, — начал я свой вопрос, — интересоваться гипотезами обычных людей?

— Я уже говорил вам, что мне нравится их выслушивать, я не всегда соглашаюсь, но иногда их предположения совпадают с моим собственным мнением.

— Вполне справедливо. В таком случае, к какому бы вы пришли выводу в следующей ситуации: со вчерашнего дня Гарри исчезает навсегда, а его машина впоследствии обнаруживается у какой-нибудь скалы, будь та скала реальной или гипотетической?

— Самоубийство, — быстро ответил Дун. — Признание вины.

— Конец расследованию? Дело закрывается? Дун угрюмо посмотрел на меня:

— Возможно. Но до тех пор, пока мы не обнаружили бы тела, вероятность обычного бегства не списывалась бы со счетов. Мы предупредили бы коллег даже в Австралии... искали бы его по всему миру. В таких случаях дела так быстро не закрываются.

— Но вы прекратили бы подозревать кого-либо другого, поскольку определенно и безоговорочно считали бы виновным его.

— Все улики, имеющиеся в распоряжении следствия, указывают на него. Его бегство либо исчезновение только подтвердили бы это.

— Но что-то в этих уликах вас явно беспокоит?

Я уже начал угадывать по выражению его лица реакцию на мои вопросы: он либо сосредоточенно думал, либо оставался совершенно бесстрастным. Этот мой вопрос, без сомнения, заставил его задуматься, хотя ни один мускул на его лице не дрогнул. Видимо, я затронул тему, которая, по его мнению, не должна была выплыть наружу.

— Почему вы так считаете? — неопределенно спросил он.

— Потому что вы еще никого не арестовали.

— Это сделать просто.

— Полагаю, что просто, но будучи абсолютно уверенным.

— Не надо всяких «полагаю».

— Тогда скажу более уверенно: солнцезащитные очки, авторучку и ремень, принадлежавшие Гарри, Анжела Брикел взяла без спроса, то есть утащила.

— Продолжайте, — сухо попросил Дун.

Моя гипотеза явно уже прокручивалась в его голове.