Не сдвинувшись с места, я выслушал эти слова и подумал о Гарри.

Я принес свои извинения Тремьену.

— Нолан всему виной, он все это начал, — сказала Мэкки.

Она с беспокойством рассматривала кровоподтек на подбородке Перкина. Точно такой же красовался и на моей щеке.

Перкин, злой и мрачный, уселся на свое место за столом номер шесть; толпа, видя, что представление окончено, начала расходиться, вновь заиграл оркестр.

Нолан исчез из поля зрения. Сэм снял свой заляпанный кровью смокинг; запрокинув голову, вытер нос, облизал ссадины на костяшках пальцев и начал хохмить, давая выход скопившемуся напряжению.

— Все, что я сделал, так это нечаянно толкнул его, — театрально размахивая руками, объявил он. — Ну а затем ляпнул, чтобы он отлип от Фионы и нашел себе шлюшку в его вкусе. Далее последовали действия с его стороны: он вцепился мне в ухо и съездил по носу так, что моей кровью смело можно было поливать огород. Естественно, мне пришлось дать сдачи.

Трепотня Сэма привлекла внимание присутствующих, разумеется, за исключением Тремьена. Вся эта кутерьма, которой закончился такой прекрасный вечер, крайне расстроила и огорчила его; он проводил Фиону к столику и усадил ее на стул, причем в его манере я уловил ту раздражительную настойчивость, с которой уже был знаком по его поведению в конторе Ронни Керзона.

— Но послушайте, Тремьен, со стороны Сэма это была просто шутка.

— Прежде чем шутить, не мешает подумать, — резко отрубил Тремьен.

Сидящий рядом с Перкином Гарет смотрел на отца с опасением, предчувствуя надвигающуюся грозу.

— На долю Нолана выпало много испытаний.

— Нолан очень горячий и вспыльчивый мужчина, — заявил Тремьен с нарастающим раздражением. — Если не хочешь, чтобы змея тебя укусила, не стоит дразнить ее палкой.

— Тремьен! — воскликнула Фиона, шокированная таким резким замечанием.

Тремьен сразу же смягчился:

— Моя дорогая девочка, я знаю, что он твой кузен. Я знаю, " что на его долю выпало много испытаний, я знаю, что ты его — обожаешь, но ему и Сэму противопоказано находиться вместе в одном помещении. Он перевел взгляд с Фионы на меня.

— С вами все в порядке?

— Да.

— Джон был великолепен! — воскликнула Мэкки. Перкин нахмурился.

Эрика посмотрела на меня и как-то по-ведьмински ухмыльнулась:

— У вас чрезмерная физическая подготовка для литератора.

— Поехали домой, — оборвал все разговоры Тремьен.

Он встал, поцеловал Фиону, взял со стола коробку с серебряным кубком и направился к выходу, явно не сомневаясь в повиновении его сыновей, невестки и будущего биографа. Мы поднялись и послушно последовали за ним. Уходил он нарочито медленно, как бы извиняясь за происшедшее и не скрывая недовольства и досады на своем лице, — прекрасный повод для недругов посмеяться и потешиться у него за спиной.

Ничего подобного. Никто не хихикнул. Тремьен пользовался неподдельным уважением — на лицах большинства присутствующих я видел выражение искренней симпатии, а не зависти или ехидства.

Своим успехом Тремьен, несомненно, в какой-то мере был обязан вражде между его лучшими жокеями, и сам он, может быть, того и не ведая, подливал масла в огонь этой вражды; поставив меня посередине, он вряд ли выбрал лучшее средство для пожаротушения.

— Может быть, мне завтра утром лучше не выезжать на тренировку? — спросил я, когда мы подошли к воротам автомобильной стоянки.

— Вы испугались? — Тремьен остановился как вкопанный.

Я застыл рядом с ним. Остальная троица ушла вперед.

— Нолану и Сэму это не нравится, вот и все, — ответил я.

— Вы чертовски хорошо скачете. Я выбью для вас допуск. Нолана я укрощу угрозами. Понятно? Я кивнул. Он внимательно посмотрел на меня:

— Так из-за этого Нолан сказал, что убьет вас? Помимо того что вы публично выставили его дураком?

— Думаю, что так.

— Вы хотите попробовать себя в одном или двух забегах? Если нет, то так и скажите.

— Хочу.

— Стало быть, завтра проезжаете Бахромчатого. А сейчас вам лучше поехать с Фионой. Доставьте ее домой в целости и сохранности. Гарри не любит, когда ее пестует Нолан, и он имеет на это право.

— Хорошо.

Он решительно кивнул головой и устремился к своему «вольво», я же повернул назад. Фиону я встретил в вестибюле, она о чем-то спорила с Ноланом. Увидев меня-, они с Эрикой явно вздохнули с облегчением, у Нолана же готов был начаться новый приступ ярости.

— Я боялась, что вы уехали, — сказала Фиона.

— Спасибо Тремьену.

— Почему этот бачок с помоями постоянно сшивается около нас? — гневно спросил Нолан.

Впрочем, я не заметил, чтобы он вновь собирался наброситься на меня.

— Гарри попросил его проводить меня до дому, — спокойно объяснила Фиона. — Езжай домой, Нолан, и немного отдохни, иначе завтра утром ты будешь не в форме, а тебе выступать в Ныобери.

В озабоченности кузины нельзя было не услышать скрытую угрозу, и это дало ему, по крайней мере, повод не потеряв лица ретироваться. Фиона с сожалением и озабоченностью смотрела ему вслед, этих ее чувств ни я, ни Эрика не разделяли.

На утренней проездке я свалился с Дрифтера и очутился в опилках прямо посреди тренировочной дорожки. Тремьен выказал некоторую обеспокоенность при абсолютном отсутствии сочувствия, причем его обеспокоенность касалась в основном лошади. Он послал конюха, чтобы тот попытался поймать Дрифтера, и с отвращением наблюдал, как я ковыляю к нему, потирая ушибленное, бедро.

— Сосредоточьтесь, — сказал он. — О чем, черт возьми, вы думаете?

— Его все время заносит в сторону.

— Вы сами не смогли удержать его на прямой. Не нужно оправданий, вы были рассеянны.

Конюх изловил Дрифтера и подвел его к нам.

— Садитесь, — раздраженно буркнул Тремьен.

Я вновь вскочил в седло. Тремьен прав относительно моей рассеянности, внутренне я был с ним согласен: причиной моей несобранности был короткий и плохой сон.

Прошлой ночью, когда я вернулся после общения с Гарри, все уже давно спали. Ночь была прекрасна, и я не торопился домой. Я шел из деревни, а надо мной простиралось великолепное звездное небо, предутренний морозный воздух наполнял мои легкие; однако даже вся эта прелесть не могла выгнать из моей головы мысли о совершенных преступлениях. Я долго не мог заснуть, а когда заснул, то видел какие-то беспокойные сны. Проснулся я совершенно разбитым.

Я вернулся на Дрифтере вместе с другими наездниками, участвовавшими в утренней проездке, и отправился завтракать, наполовину уверенный в том, что Тремьен не разрешит мне днем выехать на Бахромчатом. Тремьен сам, несомненно, находился в состоянии крайней подавленности, причиной которой явился финал вчерашнего вечера, и я сочувствовал ему, поскольку человек его плана заслуживал только приятных воспоминаний.

Когда я вошел, он читал газету и тяжело вздыхал.

— Как они, черт возьми, успели узнать про это так быстро?

— О чем?

— Вот об этом.

В раздражении он перебросил мне через стол газету, в которой я прочитал, что престижный банкет, посвященный вручению Национальной премии, закончился кровавой потасовкой двух жокеев-скандалистов. Экс-чемпиона, Ягера друзьям пришлось разнимать с чемпионом среди любителей Ноланом Эверардом (который недавно находился под следствием за убийство). Относительно этого случая Тремьен Викерс сказал: «Без комментариев». Спонсор был вне себя от гнева. Жокей-клуб занимается этим делом. На этом статья заканчивалась.

— Полнейший вздор, — фыркнул Тремьен. — Никаких «без комментариев» я и не думал говорить. Никто и не спрашивал меня о каких-либо комментариях. Спонсор ушел еще до того, как все это началось, с чего бы ему было гневаться? То же можно сказать и о членах жокей-клуба — они ушли сразу после речей. Перед тем как они ушли, я даже разговаривал с некоторыми из них. Они поздравляли меня. Как можно было печатать такую ложь!