Маугли матюкнулся. Пол не смог сдержаться — коротко оглянулся на парня. И увидел, на мгновение, на лице Маугли — выражение невыносимой боли. Увидев, что Пол смотрит, Маугли тут же убрал лишние эмоции. Только капля — сбежала по щеке.

Маугли повернулся к выходным дверям и вскинул руку. Тут же в его раскрытую ладонь, птицей, что-то прилетело. Как футболист, Пол отметил бросок — превосходная подача! Превосходный приём подачи! Маугли разложил коробочку связного устройства. Пол увидел светящееся зелёным табло с чёрными символами. Маугли, как пианист, простучал по кнопкам клавиатуры, поднёс аппарат к уху, сказал туда:

— Дмитрий Фёдорович, нам надо срочно Батю вывезти! Вчера! Слушай, соображай: крест, тесёмка порвалась, сутки. Понял? Только сутки! Да, давай стратега. В барабан ему загружай ДТБ, долетит. Вчера, Фёдорыч! Ты понимаешь?!

Маугли кричал в трубку. Пол глянул на сцену. Секьюрити уже расступились, Медведь опять стал прежним, смотрел на Пола. Нет, показалось — он смотрел на Маугли.

— Ну, вот и пришла пора подвести итог моего Пути, — вдруг прогремел зал голосом Медведя. Тяжёлым, усталым голосом. После прослушивания музыки громкость — не была понижена. Следующие слова были произнесены уже тише — громкость акустики подрегулировали:

— Вам сегодня повезло. Вы присутствуете на последнем интервью Медведя. И сейчас я у вас на глазах буду сам под собой подводить черту.

Медведь замолчал, опустив голову, потом сказал:

— Итак! Стал ли Мир лучше? Нет. Мир — каким был, таким и остался. Как было в нём прекрасное и ужасное — так и осталось. Вместе и не разделимо. И одно — неизменно истекает из другого. Прекрасное рождается через боль, ужасное — в доведённых до предела благих начинаниях. Как всегда. Стало ли меньше войн? Нет. Планета — пылает. Войнами и конфликтами. И все ведущие страны планеты — старательно подливают масла в огонь локальных противостояний. Даже перестал пытаться предотвратить это. Войны — для человечества — парадоксальное явление. Война — мощнейший источник жизни Человечества, она же — его погибель.

Медведь помолчал. Как обдумывая свои слова. И вот его голос снова звучит в зале:

— Удалось ли мне переломить ход Великой Отечественной Войны? Нет. Удалось ли снизить накал Войны? Нет. Война получилась ещё ожесточённее и обширнее. Удалось снизить потери? Тоже — нет. Пришлось воевать по всем фронтам. Тридцать миллионов погибших соотечественников навсегда подорвали становый хребет моего народа. На-все-гда! Удалось обеспечить технологический прорыв? Нет. Меня изгнали с моей Родины, как бешенную собаку.

Человек на сцене опять замолчал. Видно было, что тяжело ему говорить о таком отношении Родины к нему. Потом Кузьмин, чуть взмахнул рукой, как отмахиваясь от мухи и продолжил:

— Путь пройден. Путь — завершён. Ни одна Цель — не достигнута. Но, Путь — завершён. И я, по-прежнему — ничего не понимаю.

В зале — тишина. От недоумения. От интуитивного понимания значимости момента. Пол услышал, как хрустнуло рядом сломавшееся дерево — пальцы Маугли крушили спинку кресла перед ним. Сам Маугли этого не замечал. Голос Медведя дрожал на стенах зала:

— Но, я не жалею ни одной секунды, что я прожил в этом Мире. Ни одной. И пусть у меня не получилось того, о чём мечталось — представ перед Творцом, я ему с Честью отвечу — я сделал всё, что в силах Человека. И даже то, что Человеку — не по силам. Осталось исполнить последнюю мечту идиота.

Медведь встал, подлетел над полом, полетел над креслами и головами людей в зале, прямо к Полу. Но Пол быстро понял, что — не к нему. Парящий человек завис перед вытянувшемся, как на параде, Маугли. Медведь открыл свой истинный облик. Белые глаза впились в Маугли, тихий голос сорвался с белых губ:

— Я вас усыновил не для того, чтобы потешить своё эго. Я из вас растил себе смену. А теперь я скажу словами Учителя, величайшего из известных мне Людей, товарища Сталина: «Мой Путь — пройден. Теперь ваше время, Дети мои!»

Медведь — исчез, как исчезает изображение в обесточенном телевизоре. Миша рухнул на кресло, закрыв глаза ладонью.

Пол как окаменел. Он смотрел в то место, где был Медведь, не в силах не то, что сдвинуть тело, не в силах сдвинуть мысль. Одно горело в голове — закончилась Эпоха.

Когда Пол, среди подавленно-возбуждённых людей вышел из здания, Маугли сидел на крыле автомобиля, явно ожидая его. Автомобиль был русский. Того самого проекта кузова, что перевернул страницу автомобилестроения.

— Тебе не надо что-то организовывать? — спросил Пол у парня.

— Я — боевик, Паша. Моё дело — в догонялки с противником играть. Организаторы у нас есть и получше, — ответил Маугли, открывая дверь машины перед Полом.

— А проститься?

— Он — простился. Ты — видел, — ответил русский боевик, садясь на водительское сидение.

— Как он исчез? Как он летал?

— Голограмма то была. Заменил себя голограммой ещё в момент шухера. Пока все рты разевали над летающим Медведем, он спокойно, пешком, вышел через чёрный ход.

— А что теперь будет? — спросил Пол.

Маугли пожал плечами, запуская двигатель:

— Не знаю. Будем учиться жить без Него.

— А что случилось?

— Во время Войны одна Ведьма подарила Медведю крестик…

— Ведьма и крестик?

— А что ты так удивлён? Ведьма — Ведающая Мать. Учи русский, Паша. Иначе так и помрёшь глухим и слепым. А крестик был на веревочке, которую невозможно было ни разорвать, ни разрезать. Ровно за сутки до смерти тесёмочка сама лопнет. И вот — она лопнула. У него теперь — сутки на завершение земных дел.

— А почему ты так спокоен? Надо — предотвратить!

— Дурак? От Смерти — не уйти. Как и не найти Смерть, если твой срок — не настал. Ты бы видел, каким я его в Сталинграде нашёл! Более целые — умирали. А он — мучился, но жил. Ты кино «Точка» — видел? Вот и я об этом. Его — не отпускали. Не давали ему Смерти. Ты не видел торжества на Его лице?

— Нет.

— Ты просто его не знаешь. А вот и Маша!

— Миша, что случилось? Что все, как наскипидаренные?

— Тесёмка лопнула, Маша.

— Какая тесёмка? И чё? ТА ТЕСЁМКА?!

И Маша горько завыла.

— Отставить слёзы! — приказал Маугли, сам же смахивая влагу со своих щёк, — он не заслужил жалости. Он заслужил — уважения. Так давай и — уважим. Кроме того, ещё — сутки. И готов правую руку положить — без финального прикола Медведь этот мир не оставит. Это он — умеет. Поржём! Один хрен — сделать ничего не сможем! А поехали текилы выжрем?!

— Миша!

— Маша! Тебе мой инфаркт — нужен? И я думаю — нет. Текилы! Какой текилы, нах! Водяры! Поехали в торгпредство! Только там, не палёную, можно достать! У этих дикарей красномордых — сплошь сурогат.

— Ты — расист? — спросил Пол, чувствуя себя лишним в этой машине.

— Ещё какой! Никого, кроме русских — за людей не считаю. Только я их истреблять, как Гитлер — не намерен. Бог нас всех создал разными. Все разные и все — нужные. И Ему — виднее. Но, тем не менее — они для меня — как обезьяны. Чудные зверьки. Мне не нужны — Богу — нужны. Это моё личное мнение. Не навязываю.

— У нас — не принято.

— Расскажи мне сказку про белого бычка! Это у нас, в России — суды Линча? Это у нас, наших, не титульных, в бары не пускают? Это мы — в белые балахоны обряжаемся и убиваем иначе выглядящих, более загорелых, а? У нас есть свои «чёрные» — кавказцы, азиаты. Ни в чём они притеснений не знают. У нас — равноправие.

— Ты — не логичен. Сам сказал — только русские — люди.

— Паш, а ты не думал, почему «русские» — прилагательное? Плохой, хороший, русский. Хромой, косой, красивый, русский. Почему — немец, американец, бразилец — существительные, а — русский — прилагательное?

— Нет. Не думал. А почему?

— Потому что немец — это кровь. Турок — кровь. А русский — состояние души и разума. Барклай де Толли — шотландец, если не ошибаюсь. Князь Багратиони — царь Грузинский. Оба — русские генералы, герои войны с Наполеоном. И Сталин — грузин.