— Жизнь прекрасна, парни! — ответил им Пол и рассмеялся.

— Гони часы и ботинки!

Смех Пола резко оборвался. Он не верил своим глазам.

— Прекрасный день, чтобы умереть, вы не находите? — раздался вдруг голос.

Все обернулись. Стоящий напротив человек — ослепительно улыбался во все 32 зуба. Франт, одетый в модный светлый прогулочный костюм и туфли, в шляпе, как с витрины магазина одежды. И как манекен — стройный, оттого костюм сидел, как влитой.

— Ты кто такой? Вали подальше? — взвизгнул один из ганкстеров, махая перед лицом улыбчивого парня раскладным ножом-бабочкой.

Парень, проигнорировав это высказывание, обратился к Полу:

— Паша, помочь?

— С чем? Тут одному — на ползуба.

И Пол стал бить бандитов с неожиданной даже для себя жестокостью. Почему так разозлился? Не только потому, что повторилась история с его бабушкой, так же ставшей жертвой уличных ганкстеров. Потому что понял, что ганкстеры эти — не случайно оказались у него на пути. Этот район города — не их территория. Тут хозяйничает другая банда. Пол понял, что руками этих уличных преступников, бывшие коллеги «загоняют» Пола «под асфальт». Подбили уличную банду. Предположительный маршрут Пола высчитать ничего не стоит — из квартиры его выгнали за неуплату, идти ему некуда, кроме как в дом деда. Так и этот русский его нашёл.

Всё кончилось очень быстро. Достаточно было вырубить главаря и двоих его подручных, как остальные — побежали, бросая бейсбольные биты, ножи и водопроводную фурнитуру. Огнестрельное оружие было только у главаря. Короткоствольный револьвер.

— Согласись, Паша, нет ничего лучше хорошей драки, — сказал Маугли, сжимая руку Пола.

— Согласен, — усмехнулся Пол, — теперь я такой же больной ублюдок, как и вы.

— Есть такое. Местами, — кивнул Маугли, — а чего злой-то такой?

— На «своих» злюсь. Мерзко. Низко, подло и глупо! Глупо! Неужели не знали, как я умею драться? Что этой шпаной меня — не взять.

— Там, на крыше — тело лежит с винтовкой. Не повезло парню — споткнулся, шею сломал. Бывает.

Маугли ослепительно улыбался:

— Поехали. Что пёхом ноги стирать?

— И он — один был? — удивился Пол.

— Почему — один? Двое их было. Один спотыкается, шею ломает. А второй не вынес несправедливости бытия и нелепой смерти напарника, в шоке от стресса сиганул с крыши головой вниз. Малохольные — оба они. Были, — улыбается Маугли.

— Ты их?

— Чёкнулся? Такой костюмчик марать! И лишить девушку развлечения? Она и так — на стены кидается. Злая, как собака! Развлекается, пока есть возможность. А потом — опять — пелёнки-распашонки, кашки-какашки.

— Что вы тут делаете? Вас же все ищут!

— А что нас искать? Вот они мы. Мы и не прячемся, — Маугли усмехнулся, подмигнул: — Нас трудно найти, легко потерять, но — невозможно забыть.

— А Маша? — Спросил Пол, — будем ждать?

— По пути подберём. Она сейчас в салочки играет с группой прикрытия этих малохольных.

Его женщина сейчас бегает от профессионалов ЦРУ из группы силового прикрытия — а он улыбается беззаботно. Пол решил, что чужая семья — потёмки. А семья этих русских — потёмки клиники душевнобольных. Спросил то, что волновало его, Пола:

— Миша, ты мне можешь сказать — что происходит?

— А ты не знаешь? Ты же заварил эту кашу!

— Я про массовое исчезновение ваших людей. Не всех, про толстосумов можешь не говорить — самому всё понятно. Именно — ваших людей.

— А, это! Так — ничего особенного. Просто — Исход. Мы, Паша, домой возвращаемся. В Россию. Хватит чужеземцам экономику поднимать. Дома дел — невпроворот. В России — как в сказке. Люди до сих пор на печах спят и воду коромыслами носят.

— Возвращаетесь в Россию? Как ты и мечтал?

— Как я и мечтал. Это Батя — был очарован вашей Америкой. И от этого — ненавидел её.

— Или делал вид, что ненавидит — любя, чтобы вы, его дети, со свойственной всем детям тягой к отторжению идеалов родителей, не стали любить и ненавидеть Америку. Как я — не принимал Россию деда.

Маугли резко встал, глядя на Пола удивлённо:

— Ё! И — правда! Вот ты — молодец! Смотри, как зорко глянул! Надо Игорю рассказать. Ещё раз повторю: ты — молодец! Достойно! Остросмысл! Ещё раз подтвердил, что Батя не ошибся, беря тебя в наш Орден. Наловчился ты следы Медвежьи распутывать.

Пол склонил голову, принимая похвалу, но, не страдая самолюбованием, мысль его на этом не задержалась, он спросил своего собеседника:

— А в Россию вас — пустят?

— А кто нас остановит? Мы сметём любые преграды, Паша. У нас есть цель. Для её достижения надо решить несколько задач. И ни одна из них не требует нашего участия в жизни других стран мира, других народов. Зачем нам тратить на них силы и время? Пусть чешут своей дорогой. Нам России — достаточно.

Автомобиль был обычный, американский, взятый в аренду. Когда сели и тронулись, Пол спросил:

— Что за цель?

— Звезды.

— А задачи?

— Задача № 1 — Лунная база для постройки межпланетных кораблей. Для этого нужны технологии существования человека вне Земли — замкнутые циклы воды и воздуха, а значит — орбитальная станция для отработки этих технологий. Дальше — автономный источник энергии для Лунного поселения. Атомный, или ещё какой, с сопоставимой мощью. Но, такого размера, чтобы от Земли оторвать. Потом надо создавать двигатели для кораблей. Какими они будут — даже Дядя Фёдор не знает. Ещё не придумали. Придумаем! Задач много, но — ни в одной из них — не значится участие Западной Цивилизации. Нет в заданных необходимых условиях этих задач. Нет нужды. Зачем нам США? Вот и я о том же! Пусть хоть под землю проваляться, буржуи! Лишь бы — не мешали. Домой, Паша, домой! Хватит!

— А я?

— А разве ты не с нами? — удивился Маугли.

— А что я буду делать?

— Был бы Человек, а талант и Дело — найдётся. Познакомлю тебя с Игорем. Он тебе откроет твой талант. Или ещё один, к тем, что уже есть. А Дело — само тебя найдёт.

— Кто это — Игорь?

— Игорь? Да, почти никто. Наследник. Игорь Викторович Кузьмин. Он — наш Император. Только и всего.

Боли не было. Ничего не было. Полное отсутствие всего. Вообще ничего. Полная, абсолютная темнота. Но, я же думаю! Я мыслю, значит, я — существую. Цитата. Не помню откуда. Я живой. Или как?

Долго. Сколько — непонятно. Долго-долго ничего не происходило. Потом что-то изменилось. Мне показалось, я начал двигаться. Как двигаться? Непонятно. Тела своего я не ощущал. Ногами не шел. Ничего не ощущал, кроме изменения моего местоположения относительно предыдущего местоположения. Падение? Полёт? Не знаю — как это — полёт? В свободном полёте быть не приходилось. На падение похоже. Тут уж у меня большой опыт, в падениях. Но падал я не вниз, как должно быть, а как-то вбок.

Ещё изменение — источник света вдали. В кромешной тьме — отсвет далёкой призрачной звёздочки. Как только я увидел едва различимый отсвет, появилось новое ощущение — боль. Боль! Блин, как я не любил боль! Я ужасно плохо переношу боль. Не могу её терпеть, вернее — терпеть её не могу! Ничего никогда не боялся, а боль не переношу. Но, всё что я помнил — это — БОЛЬ!

Звездочка пропала. Пропала и боль. Повисло опять Ничто темноты. И движение прекратилось.

Не-ет, так не пойдет! Да, приятно, конечно же, когда ничего не болит (а чему, кстати, болеть-то?), но Ничто меня не устраивает. И я рванулся (чем?) в сторону, где отблёскивал до этого свет.

Опять появилась звёздочка, появилось падение, вернулась боль. Но, теперь для продолжения падения приходилось прилагать усилия, будто я толкал что-то на подъём горы, хотя тела я по-прежнему не чуял. Да ещё терпеть боль. Это тоже тяжко. Говорят, к боли привыкают. Не знаю. Невозможно привыкнуть к этому мучению.

Что же там, в конце? Что за свет? Свет, причиняющий боль? Чем я ближе «падал» к нему, тем больнее было. Но я «толкал» «падение» всё сильнее, превозмогая всё усиливающиеся мучения. Когда стало невмоготу терпеть, я стал кричать, орать, потом просто голосить во всю мощь (чего?), но упорно «толкал» к свету.