— Есть ли у Вас рекламные проспекты изготовителей ароматических веществ?

— Нет, мы не получаем их, но вы сможете найти марку вещества в аптекарских журналах.

Мой коллега поблагодарил его за информацию, и мы вернулись на Харли-Стрит, где Тавернер принялся выводить объявление о том, что некий мистер Троттер хочет разместить партию Dipteryx Irritans и просит присылать заказы.

Около недели спустя мы получили через редакцию журнала письмо, в котором говорилось, что мистер Мински из Челси готов иметь с нами дело, если мы предоставим ему образец и назовем нашу минимальную цену. Получив это послание, Тавернер хмыкнул.

— Рыбка клюнула, Роудз, — сказал он. — Мы немедленно отправляемся к мистеру Мински.

Я кивнул в знак согласия и потянулся за шляпой.

— Не в этой одежде, Роудз, — сказал мой коллега. — Мистер Мински немедленно закроет свою лавочку, едва заметит приближающийся цилиндр. Давайте посмотрим, что мы сможем найти в моем карманном несессере.

«Карманным несессером» Тавернер называл старый чемодан с несколько сомнительной одеждой, служившей ему для маскировки, когда он не хотел раскрывать свою принадлежность к Харли-Стрит перед теми, кто не мог этого оценить. Через несколько минут я лишился своих обычных доспехов и был облачен в потрепанный коричневый костюм с претензией на моду; черные ботинки, которые когда-то были коричневыми, и мягкая фетровая шляпа завершили мой дискомфорт, а Тавернер, блещущий великолепием зеленоватого сюртука и побитой молью шляпы, заявил мне, что если бы не моя булавка с рубином (которая появилась из банки из-под печенья), он не согласился бы идти со мной рядом!

Мы доехали на автобусе до Виктория-Стейшн, а затем по Кингз-Роуд добрались до места нашего назначения, которое находилось на затемненной стороне улицы. Лавка мистера Мински несколько удивила нас — мы думали, нас ждет беседа с кем-то вроде старьевщика, но вместо этого обнаружили, что представшая нашему взору лавка не лишена некоторых претензий. Гончарные изделия Раскина и футуристические шторы украшали окна, а в ларце у двери висели украшения из самоцветов, выполненные руками частных ювелиров. Сам же мистер Мински в коричневом бархатном пиджаке с галстуком в виде миниатюрной ленты смотрел на Тавернера так, словно предлагал ему помыться!

Мой коллега ткнул в бархатный костюм владельца магазина указательным пальцем, специально испачканным сажей о решетку камина в приемной комнате.

— Вы тот господин, который хочет купить бобы Топquin? — спросил он.

— Мне не нужны никакие бобы Tonquin, мил человек, — ответил тот крайне раздраженно. — Я понял из вашего объявления, что вы хотели бы разместить партию Dipteryx Irritans. Бобы Tonquin принадлежат к другому виду, Dipteryx душистый. Я могу достать его, где угодно, но если вы можете добыть для меня бобы Irritan, мы можем заключить сделку.

Тавернер прикрыл один глаз, отвратительно подмигнув.

— Понимаете ли вы, о чем вы говорите, юный друг, — поинтересовался он у бархатной личности. — Вы покупаете эти орешки для себя или по заказу?

— Какое это имеет для вас значение? — надменно спросил мистер Мински.

— О, никакого, — сказал Тавернер, который был похож на старьевщика больше, чем когда-либо, — просто я предпочитаю заключать сделки с непосредственным заказчиком и всегда даю десять процентов посреднику за представление.

В ответ на это Мински вытаращил глаза, и я понял, что то, что предполагал Тавернер, было, по-видимому, правдой — Мински действовал от имени кого-то еще, кто мог быть, а мог и не быть Ирвином. Я также понял, что ему запрещено принимать комиссионные от любого из участников сделки. Он явно был вынужден скрывать личность своего заказчика, но было очень интересно узнать, насколько твердо он готов придерживаться инструкций. Наконец он сказал:

— Так как вы отказываетесь иметь дело со мной, я свяжусь со своим заказчиком и узнаю, готов ли он купить у вас товар напрямую. Приходите в среду в это же время, и я дам вам ответ.

Мы вернулись к цивилизации и отбросили унижавшее нас облачение до тех пор, пока не пришел назначенный срок и, опять облачившись в форму, как будто приз¬ванную замаскировать нашу бедность, мы вернулись в лавку мистера Мински. Когда мы вошли, мы увидели мужчину, сидящего в углу дивана и курящего ароматизированную сигарету. Это был человек тридцати одного — тридцати двух лет, болезненного вида, с землистым лицом и неестественно расширенными зрачками. Поза, в которой он откинулся на диванные подушки, говорила о том, что его жизненная энергия была невысока. Легкая дрожь окрашенных никотином пальцев довершала картину,

Тавернер даже в своих лохмотьях сохранял вполне импозантный вид, и человек на диване уставился на него с удивлением.

— Это вы желаете приобрести бобы Irritans? — спросил мой спутник.

Молодой человек кивнул, не вынимая сигареты изо рта и продолжая с удивлением смотреть на Тавернера, который в обращении с ним принял совсем другой тон, чем в разговоре с Мински.

— Бобы Irritans обычно предметом коммерции не являются, — продолжал Тавернер. — Можно мне поинтересоваться, для чего они вам нужны?

— Это не ваша забота, — ответил человек с сигаретой.

— Прошу прощения, но эти бобы, — сказал Тавернер, — обладают определенными свойствами, вообще не известными за пределами Востока, где они оцениваются по их реальной стоимости, и мне интересно знать, хотите ли вы воспользоваться этими свойствами, так как не¬сколько моих бобов приготовлены с учетом этого обстоятельства.

— Мне очень нужно нечто подобное! — неестественно блестевшие глаза говорившего вспыхнули еще ярче от нетерпения.

— Вы, случайно, не американец? — Тавернер заговорщически понизил голос до шепота.

Яркие глаза горели подобно лампам.

— Я безгранично заинтересован в них.

— Они достойны интереса, — сказал Тавернер, — но это детские забавы. — Он небрежно раскрыл свою ладонь, показывая черные семена, извлеченные из маковой головки, которые сейчас служили ему образцом предлагаемого товара.

Теперь сигарета покинула апатичный рот. — Вы хотите сказать, что знаете что-то о Кундалини?

— Огонь священной змеи? — спросил Тавернер. — Конечно, мне известны его свойства, но я лично их не использую. Я считаю их действие слишком сильным. Они способны выбить из колеи неготовый к этому ум. Я всегда использую свои ритуальные методы.

— Вы что, обучаете учеников? — воскликнул наш новый знакомый, почти вне себя от нетерпения.

— Да, временами, если нахожу подходящего человека, — сказал Тавернер, с отсутствующим видом играя черными семенами.

— Я чрезвычайно этим интересуюсь, — сказал муж¬чина на диване. — Не могли бы вы меня рассматривать как подходящего человека? Я убежден, что обладаю гипнотическими способностями. Я часто вижу в высшей степени необычные вещи.

Тавернер долго его рассматривал, пока собеседник ждал вынесения приговора.

— Вас, вероятно, будет нетрудно обучить навыкам астрального видения.

Наш новый знакомый вскочил на ноги. — Поехали ко мне, — закричал он. — Там мы сможем все обговорить в спокойной обстановке. — Я, полагаю, вам потребуется вознаграждение? Я не богат, но любой труд требует оплаты и я готов оплатить ваши усилия.

— Моя ставка пять гиней, — сказал Тавернер с выражением, достойным Урии Гипа.

Человек с душистой сигаретой издал вздох облегчения. Я уверен, что если бы Тавернер добавил к этой цифре еще ноль, тот уплатил бы и эту сумму. Мы прибыли в его квартиру — большую, хорошо освещенную комнату, расписанную самой невероятной смесью красок. Кушетка, которая, видимо, ночью служила посте¬лью, стояла в углу перед камином. Из ближнего угла комнаты шел тот неописуемый запах, от которого невозможно избавиться там, где накапливаются остатки пищи, — запах беконной шкурки и разлитого кофе, а невидимый протекающий кран сообщил нам, где умывается наш хозяин.

Тавернер предложил ему лечь на кушетку, вытащил из своего кармана пакет с черным порошком и вытряс несколько зернышек в медную курильницу, стоявшую на каминной полке. Тяжелые клубы дыма поплыли по квартире, подавляя доносящиеся из углов запахи, что навело меня на мысль о кумирнях и странных ритуалах, с помощью которых стараются умилостивить свирепых богов.