— Я этого опасался, — сказал Тавернер.

— Что-то не так? — спросил я с волнением. — Он кажется вполне здоровым.

— Все не так, мой милый, — ответил Тавернер. — Я уверен, вы делали лучшее из того, что могли сделать, но вы не обладаете достаточными знаниями. Пока вы не будете до конца понимать эти вещи, лучше положиться на естественный ход событий.

— Но… но… он жив, — воскликнул я, сбитый с толку.

— Оно живо, — поправил Тавернер. — Это не Виннингтон, да будет вам известно.

— Тогда кто же это может быть? По-моему, он похож на него.

— Это мы и должны попытаться выяснить. Кто вы? — продолжал он, повысив голос и обращаясь к человеку, лежавшему на кровати.

— Вам это прекрасно известно, черт побери, — услышали мы хриплый шепот.

— Боюсь, что нет, — ответил Тавернер. — Я прошу вас сказать мне это.

— Почему, В… — начал я, но Тавернер быстро закрыл мне рот рукой.

— Не валяйте дурака, вы и без того достаточно натворили, оно ни в коем случае не должно знать настоящего имени.

Потом, опять повернувшись к больному, он повторил вопрос.

— Джон Беллами, — услышали мы угрюмый голос.

Тавернер кивнул и вывел меня из комнаты.

— Беллами? — спросил он. — Это имя человека, который снял дом Хершмэна. У Виннингтона было с ним что-то общее?

— Послушайте, Тавернер, — сказал я. — Я должен рассказать вам нечто такое, что мне хотелось бы скрыть от вас. У Виннингтона была навязчивая идея относительно жены Беллами и, по-видимому, он предавался мечтам и строил воздушные замки, пока в своем подсознании не заменил собой Беллами.

— Такое вполне вероятно, это может быть обычный случай психического расстройства. Мы должны будем исследовать его, чтобы с ним справиться, но пока хотел бы я знать, почему Беллами заменил Виннингтона?

— Осуществление желаний, — ответил я. — Виннингтон был влюблен в жену Беллами, он хотел быть Беллами, чтобы обладать ею. Поэтому, находясь в бреду, он принял подсознательное желание за реальность. Обычный известный вам фрейдистский механизм — видение как осуществление желания.

— Осмелюсь заметить, — ответил Тавернер, — что Фрейд объясняет множество вещей, которых он не понимает. Но как там Беллами, он в трансе?

— С ним, по-видимому, все в порядке, во всяком случае было полчаса назад. Я видел его, когда он шел на почту со своей женой. Он был вполне здоров и к тому же непривычно вежлив.

— Мне кажется, — сказал Тавернер сухо, — вы с Виннингтоном всегда были приятелями. Теперь послушайте, Роудз, вы не были откровенны со мной, а я должен в этом деле добраться до самой сути. Теперь расскажите мне все как есть.

Итак, я рассказал. Хотя при хладнокровном изложении это звучало как самый неубедительный вымысел. Когда я закончил, Тавернер рассмеялся.

— На этот раз это сделали вы, Роудз, — сказал он, — вы, самый нетерпимый в вопросах морали из всех, кого я знаю! — И он опять засмеялся.

— Как вы это объясните? — спросил я, слегка уязвленный его смехом. — Я вполне могу понять душу Виннингтона или как бы это ни называлось, покинувшую его тело и появившуюся в комнате миссис Беллами. Мы несколько раз сталкивались с подобными вещами; я вполне могу понять фрейдистское осуществление желания Виннингтона, это наиболее понятная вещь во всем деле, и единственное, чего я не могу понять, — это изменение характера обоих мужчин: Беллами определенно стал лучше, во всяком случае сейчас, а Виннингтон в очень плохом настроении и слегка вне себя.

— Ив этом суть всей проблемы. Что, по вашему мнению, случилось с этими двумя людьми?

— Не имею понятия, — ответил я.

— А я имею, — сказал Тавернер. — Наркотики, если вы их примете достаточное количество, способствуют выходу из тела, но грань между «достаточно» и «слишком много» очень узкая, и если вы ее переступите, вы выйдете и не вернетесь обратно. Благодаря вам Виннингтон обнаружил слабость Беллами и, обладая способностью покидать тело по своему желанию, как могут делать хорошо обученные Посвященные, дождался своего шанса, когда Беллами переместится из своего тела в видения наркомана, а затем завладел им, фактически оставив Беллами блуждать бездомным. Беллами, страстно желая получить свой наркотик и будучи отрезанным от физических средств удовлетворения своего желания, издалека инстинктивно почувствовал запасы, хранящиеся в нашей амбулатории, и отправился туда. И когда он увидел вас со шприцем в руках — так как наделенный душой эфирный дубль может видеть достаточно хорошо, он инстинктивно последовал за вами, и вы, вмешавшись в дело, в котором вы ничего не смыслите, втолкнули его в тело Виннингтона.

Пока Тавернер говорил, я осознал, что это и есть истинное объяснение событий. Пункт за пунктом он восстановил все, свидетелем чего я был.

— Можно ли как-то исправить положение? — спросил я, теперь уже достаточно наказанный.

— Есть несколько вещей, которые можно было бы сделать. Но вопрос в том, какое положение вы считаете правильным?

— Разве здесь могут быть какие-то сомнения? Вернуть людей обратно в свои собственные тела!

— Вы думаете, это было бы правильным? — сказал Тавернер. — Я в этом не столь уверен. В этом случае у вас будет три несчастных человека; а сейчас у вас два очень счастливых и один очень раздраженный — мир в целом от этого только выиграл.

— Но как же быть с миссис Беллами? — сказал я. — Она живет с человеком, с которым не состоит в браке?

— Закон будет считать ее состоящей с ним в браке, — ответил Тавернер. — Наше брачное право распространяется только на телесные грехи, оно не признает адюльтера души; так что пока тело хранит верность, здесь нет никакого греха. Изменение характера в худшую сторону, под влиянием наркотиков, пьянства или безумия, по нашим благородным законам не дает оснований для развода, следовательно, изменение личности в лучшую сторону благодаря психическому воздействию тем более их не дает. Так что выбирайте одно из двух.

— Во всяком случае, — ответил я, — мне это не кажется высоконравственным.

— А как вы определяете нравственность? — спросил Тавернер.

— Закон страны… — начал я.

— В данном случае закон, изданный парламентом, должен решать, впустить ли человека на Небеса. Если вы сочетаетесь браком с женщиной за день до того, как закон о новом браке вступит в силу, вы отправитесь в тюрьму, а потом в ад за двоеженство; в то же время, если вы пройдете через ту же церемонию с той же женщиной день спустя, вы будете жить в ореоле святости и наконец отправитесь на Небеса. Нет, Роудз, по нашим меркам, мы должны смотреть глубже.

— Тогда, — сказал я, — как вы определите безнравственность?

— Как то, — сказал Тавернер, — что задерживает эволюцию коллективной души общества, к которому оно принадлежит. Бывают случаи, когда нарушение закона является высочайшим этическим актом; каждый из нас может вспомнить такие случаи из истории. Например, множество актов конформизма как со стороны католиков, так и со стороны протестантов. Мученики — нарушители законов, и большинство из них во времена их казни были осуждены на основании законов и только в последующие годы канонизированы.

— Но вернемся к нашим делам, Тавернер, что вы собираетесь делать с Виннингтоном?

— Признать его невменяемым, — сказал Тавернер, — и отправить в отдаленную психиатрическую лечебницу, как только мы сможем получить санитарную карету.

— Вы можете поступать, как считаете нужным, — ответил я, — но будь я проклят, если поставлю свою подпись под таким удостоверением.

— Вы и не должны идти против своих убеждений, но могу я это понимать так, что вы не будете препятствовать?

— А как бы я мог это сделать, черт возьми? Тогда я должен буду признать невменяемым себя.

— Для вашего же блага вам не следует упоминать черта в этом грешном мире, — возразил мой собеседник, и, казалось, дискуссия готова была превратиться в первую нашу ссору, когда внезапно открылась дверь, и мы увидели стоящую на пороге медсестру.

— Доктор, — сказала она, — мистер Виннингтон скончался.