Хайран видел тревогу и страх Сфрагис и старался ее утешить. У него была возможность отправить девушку в Александрию со знакомыми купцами. Однако он решил, что будет ее сопровождать, хотя бы для того, чтобы на месте помочь. Он уже знал, какие трудности предстоят в таком сложном деле.

— Не тревожься, девочка, — говорил он Сфрагис, — мы уже близки к радостному дню встречи. Право же, твои дела устроились лучше, чем наши, когда мы с Байт отправились на поиски Забды и моего брата. Мы ничегошеньки не знали о них, кроме того, что они должны быть в этой Каписе.

— Все верно, — соглашалась Сфрагис, — но как мне обидно, все могло сложиться по-иному, если бы в это дело не вмешалась мачеха! Благородный Хайран, я и представить себе не могу что было бы со мной, если бы ты не выкупил меня. Боюсь, что меня бы уже не было на свете. Не беспокойся, я больше не позволю себе ни слез, ни причитаний. Я буду заниматься делом.

Настал день, и они получили письмо от Мериона, в котором он сообщил о дне своего прибытия в Александрию. Было решено выехать немедленно, тем более что Хайран задумал кое-что купить в Александрии, пополнить свои лавки прославленными стеклянными изделиями александрийских мастеров. Он хотел также купить там слитки золота для ювелирных изделий и, по возможности, драгоценные камни, которыми торговали александрийские купцы. С тех пор как появилась Сфрагис в доме Хайрана, пальмирский купец все больше втягивался в сложные торговые дела. Это давало ему возможность отвлечься от печальных мыслей о своей дочери Байт.

Пальмирские купцы были связаны с Александрией множеством торговых сделок. Караваны шли непрестанно. Не стоило труда найти караван на самый ближайший день и присоединиться к нему. У Хайрана на этот случай не было товаров для Александрии, и он отправился почти без поклажи. Ему и не понадобилось брать с собой в дорогу старого погонщика верблюдов, который обычно сопровождал его повсюду. На этот раз Хайран и Сфрагис были гостями в чужом караване.

Никогда еще Хайран не видел Сфрагис такой печальной, какой она была в этом путешествии. С тех пор как она появилась в доме Хайрана, у нее была одна забота — никогда не показывать своей печали. Она старалась всегда быть веселой, постоянно расспрашивала Хайрана о его делах, сама рассказывала о событиях, происшедших в его доме. А вот сейчас она не смогла себя сдержать. Страх перед неизвестным мучил ее и не давал покоя. Она даже не радовалась тому, что увидит своего отца, что сможет с ним поговорить, не боясь мачехи. Она должна бы порадоваться тому, что ее отец встретится наконец с Хайраном и, как она думала, непременно полюбит его. Мысль о матери, о том, что ее может не оказаться в богатом доме неизвестного вельможи, страшила ее.

Но вот настал день, когда караван вошел в ворота древней Александрии.

В тот день, когда жена Мериона была разлучена со своей дочерью Сфрагис, в тот самый день она была увезена работорговцами в Александрию. Не ведая о том, что в этом городе останется ее дочь, она с ужасом думала о том, что будет, если ее оставят здесь, если ее купят в прислужницы для богатого дома, а дочь отправят далеко. Внешность ее была очень привлекательна, и уже на следующий день, как только она очутилась на невольничьем рынке, ее тут же купили для богатого дома римского вельможи. В том доме было множество рабов, женщин и мужчин, купленных на этом рынке. Но, по всей видимости, Син-Нури пришлась по вкусу молодой красивой хозяйке, и благородная вавилонянка стала экономкой.

— Тебе оказана большая честь, — сказала красавица Камилла своей рабыне Син-Нури. — Я не стану унижать тебя черной работой. Я вижу, ты достойна доверия и сможешь быть хорошей экономкой в моем доме. Откуда ты, женщина?

Син-Нури расплакалась и долго не могла ответить на вопрос хозяйки. Она не знала, нужно ли ей сказать правду о себе, отнесется ли та с уважением к ней как к человеку, который только вчера потерял свою свободу. И потерял не во время великого бедствия, когда покорен мирный город и свободные люди попадали в рабство. Она так случайно, так неожиданно оказалась рабыней! Лучше всего рассказать правду.

— Еще два дня назад я была женой богатого ювелира из Сидона и вместе с дочерью, семилетней Сфрагис, путешествовала на корабле, любуясь морскими далями. А сегодня я уже вещь, которая принадлежит тебе, благородная госпожа. Пираты продали меня с дочерью работорговцам. Я не знаю, куда девалась моя дочь. Не знаю, увижу ли ее когда-нибудь. Со мной случилось великое несчастье. Непоправимое несчастье…

— Почему же! — воскликнула Камилла. — Ты не права! Уже одно то, что ты оказалась в моем доме, принесет тебе счастье. Ты не будешь голодать. Тебя никто не унизит, не оскорбит. От тебя только потребуют хорошей работы. А дочь свою ты найдешь. Напиши мужу, чтобы он искал ее. Я помогу тебе найти людей, которые поедут в твой город Сидон. А ты постарайся быть внимательной к своим обязанностям. О них тебе расскажет моя старая тетка, которая ведает хозяйством в моем доме и следит за порядком.

Старая Дидона обстоятельно рассказала Син-Нури, как вести хозяйство, познакомила ее со слугами и служанками и предупредила, что за ними нужно следить и держать их в строгости, иначе они распустятся и разорят весь дом. А если разорят, отвечать будет не кто иной, как Син-Нури, экономка.

Син-Нури была польщена доверием, но столько забот и тревог свалилось на ее плечи, что она предпочла бы сама быть служанкой и чтобы кто-то другой думал обо всем, что происходит в этом большом богатом доме.

С первого же дня выяснилось, что забот так много, что до поздней ночи некогда и подумать о себе. Каждый день гости и заботы о пышном убранстве стола, о разнообразной вкусной еде. Нужно было хлопотать о том, чтобы были хорошо одеты слуги, прислуживающие за столом, чтобы комнаты были прибраны, чтобы в вазах благоухали свежие цветы. То и дело госпожа вызывала к себе Син-Нури и давала новые распоряжения, забыть которые было просто опасно. Красавица Камилла была приятной и приветливой женщиной, но, как и всякая молодая госпожа, она была капризной, вспыльчивой и беспечной. Син-Нури вскоре убедилась, что вследствие своего беспечного нрава госпожа многое забывает, у нее часто меняются желания и потому она бывает несправедливой. Она может потребовать того, о чем прежде не говорила, и удивиться чему-либо такому, о чем строго наказывала. Надо было привыкнуть ко всему этому, чтобы не потерять голову и не попасть в скверную историю. Старая Дидона нисколько не управляла домом. Она говорила о том, что управляет, а заботы предоставляла экономке. И Син-Нури завертелась в таком водовороте, что некогда было думать ни о своей судьбе, ни о судьбе дочери. Поздно ночью, укладываясь спать в своей маленькой каморке, Син-Нури мысленно сочиняла письмо домой и думала о том, что завтра она его напишет и попросит госпожу помочь ей отправить это письмо в Сидон.

Син-Нури была свободна, занимаясь хозяйством в доме, но она не имела права покинуть дом ни на один час. Заниматься своими делами она и вовсе не имела права. Тем более она не имела права где-либо работать, чтобы получить сколько-нибудь денег и, может быть, откладывать их для выкупа.

Если бы Син-Нури рассказала о своей жизни в доме римского вельможи рабыне, которая возделывает землю в долине Нила или прикована к жерновам и не имеет права разогнуться, спрятаться от знойного солнца, она бы услышала странные слова. Ей бы сказали: «Какое счастье выпало на твою долю! Ты не голодаешь. Ты живешь в тепле и чистоте. Тебя не бьют и не называют собакой. С тобой обращаются, как с порядочным человеком. Мало того, ты сама распоряжаешься служанками. Ты экономка в богатом доме и недовольна?»

Син-Нури не голодала и не страдала от побоев. Но она была несчастна. Она понимала, что если ее не выкупят, то ей уготовано рабство на всю жизнь, до последнего вздоха. Когда она была свободной и жила в своем доме, она нередко слышала о рабах-вольноотпущенниках, которые смогли накопить достаточно денег, чтобы купить себе свободу. Но здесь ей не давали денег. Она была постоянно занята заботами о доме. Ей нельзя было заработать, даже если бы она хотела трудиться постоянно, не отдыхая, не останавливаясь. Она думала об этом каждый день и каждый час. И все же прошло полгода, прежде чем Син-Нури собралась написать письмо в Сидон. У нее не было свободной минуты и не было случая, чтобы она могла сесть за письмо и подумать, как написать мужу.