В октябре 1854 года доктор Рэ донес адмиралтейству, что он, по поручению компании Гудзонова залива, занимался исследованием мало известной Ботии (Bootia) на берегах Северных морей, и во время своих странствований встретил партию Эскимосов, которые дали вести о Франклине. Эти дикари за четыре зимы перед тем (именно в 1850 году) видели отряд белых людей, человек в сорок. Они пробирались к югу и тащили по льду большую лодку. Они растолковали дикарям, что их корабль погиб между льдами, а что теперь они ищут ланей, или какой-нибудь другой дичи: говорят, что у них было уже очень мало провизии. Через несколько времени после того, но раньше, чем снега начали таять, Эскимосы видели тридцать тел на твердой земле и пять на острове, на большом расстоянии от рыбной реки (вероятно Back’s great Fish River). Некоторые тела были похоронены; может быть, это были первые жертвы голодной смерти. Некоторые трупы лежали в палатках, другие под лодкой, которая была опрокинута. Между трупами, найденными на острове, было, как видно, тело одного офицера; через плечо у него висел телескоп, а возле, на снегу, лежало двуствольное ружье. Судя по положениям, в каких были найдены тела, и судя по истерзанным членам некоторых, ясно было видно, что эти несчастные голодом были доведены до ужасной крайности, до людоедства.

Доктор Рэ доносил еще, что он видел у тех же Эскимосов разные вещи и обломки вещей, наверное принадлежавшие матросам и офицерам погибших кораблей, Эребуса и Террора. Между этими вещами были обломки циркулей, телескопов, и т. п., серебряные вилки, ложки и другое серебро, намеченное начальными буквами имен и фамилий офицеров экспедиции, и стакан с вырезанною надписью: Сэр Джон Франклин.

Участь Франклина и его экипажа, кажется, теперь несомненна, особенно если вспомнить, что бриг Renovation видел 30 апреля 1851 года два корабля, которые казались совершенно покинутыми. Однако весною 1855 года английское правительство снарядило еще последнюю экспедицию, чтобы удостовериться в справедливости донесения доктора Рэ, отыскать виденных им Эскимосов и допросить их хорошенько.

Теперь последняя экспедиция возвратилась и подтвердила все показания Рэ. Она посетила устье реки Рыбной и остров Мэконочи, где, говорят, погиб экипаж Франклина. Тут неподалеку встречены были Эскимосы, видевшие белых и давшие последнее о них известие. На острове найдены остатки лодки, сломанной дикарями на дрова; но по остаткам можно было убедиться, что она принадлежала к кораблям Франклина. На одном обломке дерева было вырезано имя корабля Террор; на другом — вырезана фамилия Станлея, доктора корабля Эребус. Этот обломок — часть лыж, сделанных в Англии из дубового дерева. Но ни бумаг, ни книг, ни тел человеческих не найдено. Эскимосы с большою готовностью показывали все, что они взяли из европейской лодки; это были жестяные ящики, бочонки, веревки с вплетенною в них красною бечевкой (знак английских казенных веревок), остатки вымпела, мачты, и т. п. Совершенное добродушие этих Эскимосов не дает возможности думать, чтобы они могли сделать какое-нибудь зло полумертвым от голода и холода страдальцам.

Так огромные минеральные богатства на реке Медных-Рудников, впадающей в Северный Ледовитый океан, остаются покамест бесполезными для Англии, по неудобству сообщения с Атлантическим океаном.

Наш знаменитый поэт Пушкин в последние годы своей жизни занимался изданием журнала, и не смотря на торопливую журнальную работу, все статьи написанные поэтом, отличаются и превосходным языком и занимательностью содержания. В кратком извлечении из записок Джона Теннера Пушкин остался верен себе; но объем журнальной статьи или, может быть, торопливость работы не дозволили ему извлечь из записок Теннера многих очень занимательных подробностей относительно переписки между дикарями, страсти их к игре, их гербов, поверий, предрассудков и праздников. По история похищения Джона Теннера и охотничьи похождения дикарей рассказаны с такою простотою и так искусно, как только умел рассказывать Пушкин[24].

* Отец Джона Теннера, выходец из Виргинии, был священником. По смерти жены своей, он поселился в одном месте, называемом Эльк-Горн, в недальнем расстоянии от Цинциннати.

* Эльк-Горн был подвержен нападениям Индейцев. Дядя Джона Теннера однажды новью, сговорясь с своими соседями, приблизился к стану Индейцев и застрелил одного из них. Прочие бросились в реку и уплыли…

* Отец Теннера, отправляясь однажды утром в дальнее селение, приказал своим обеим дочерям отослать маленького Джона в школу. Они вспомнили о том уже после обеда. Но шел дождь, и Джон остался дома. Вечером отец возвратился и, узнав, что он в школу не ходил, послал его самого за тростником и больно его высек. С той поры отеческий дом опостылел Джону Теннеру; он часто думал и говаривал: «Мне-бы хотелось уйти к диким!» *

** Отец мой[25] — пишет Теннер — оставил Эльк-Горн и отправился к устью Биг-Миами, где он должен был завести новое поселение. Там на берегу нашли мы обработанную землю и несколько хижин, покинутых поселенцами из опасения диких. Отец мой исправил хижины и окружил их забором. Это было весною. Он занялся хлебопашеством. Дней десять спустя по своем прибытии на место, он сказал нам, что лошади его беспокоятся, чуя близость Индейцев, которые, вероятно, рыщут по лесу. «Джон — прибавил он, обращаясь ко мне, — ты сегодня сиди дома». Потом пошел засевать поле с своими Неграми и старшим моим братом.

** Нас осталось дома четверо детей. Мачеха, чтоб вернее меня удержать, поручила мне смотреть за младшим, которому не было еще году. Я скоро соскучился и стал щипать его, чтобы заставить кричать. Мачеха велела мне взять его на руки и с ним гулять по комнатам. Я послушался, но не перестал его щипать. Наконец она стала его кормить, а я побежал проворно на двор и ускользнул в калитку, оттуда в поле.

** Не в далеком расстоянии от дома, и близ самого поля, стояло ореховое дерево, под которым бегал я собирать прошлогодние орехи. Я осторожно до него добрался, чтоб не быть замеченным ни отцом, ни его работниками… Как теперь вижу отца моего, стоящего с ружьем на страже посреди поля. Я спрятался за дерево и думал про себя: «Мне бы очень хотелось увидеть Индейцев!»

** Уж моя соломенная шляпа была почти полна орехами, как вдруг услышал я шорох. Я оглянулся — Индейцы! Старик и молодой человек схватили меня и потащили. Один из них выбросил из моей шляпы орехи и надел мне ее на голову. После того ничего не помню. Вероятно, я упал в обморок потому что не закричал. Наконец я очнулся под высоким деревом. Старика не было. Я находился между молодым человеком и другим Индейцем, широкоплечим и малорослым. Вероятно, я его чем-нибудь да рассердил, потому что он потащил меня в сторону, схватил свой томагавк (дубину) и знаками велел мне глядеть вверх. Я понял, что он мне приказал в последний раз взглянуть на небо, потому что готовился меня убить. Я повиновался; но молодой Индеец, похитивший меня, удержал удар, взнесенный над моею головою. Оба заспорили с живостию. Покровитель мой закричал. Несколько голосов ему отвечало. Старик и четыре другие Индейца прибежали поспешно. Старый начальник, казалось, строго говорил тому, кто угрожал мне смертию. Потом он и молодой человек взяли меня, каждый за руку, и потащили опять. Между тем, ужасный Индеец шел за нами. Я замедлял их отступление, и заметно было, что они боялись быть настигнуты.

** В расстоянии одной мили от нашего дома, у берега реки, в кустах, спрятан был ими челнок из древесной коры. Они сели в него все семеро, взяли меня с собою и переправились на другой берег, у самого устья Биг-Миами. Челнок остановили. В лесу спрятаны были одеяла (кожаные) и запасы; они предложили мне дичины и медвежьего жиру. Но я не мог есть. Наш дом отселе был еще виден; они смотрели на него и потом обращались ко мне со смехом. Не знаю, что они говорили.