– Вы приятель Чарльза Пола? – вдруг спросил Финлейсон, и Мюррей резко вернулся к реальности. – Как он там поживает в Камбодже?

– Живет не жалуется. Когда он с вами связался?

– Примерно десять дней назад. Сказал, вам нужно, чтобы кто-нибудь показал вам округу, помог наладить контакты, познакомил с людьми и все такое прочее.

– И поэтому прием? Мы не могли встретиться вместо этого в каком-нибудь тихом баре?

– Вечером во Вьентьяне нет тихих баров, старина. Гораздо лучше встретиться на открытом месте. Вы получили возможность познакомиться с Люком Уилльямсом и Бучбиндером, не говоря о мистере и миссис Конквест.

Впереди сквозь листву деревьев замигали огоньки, Финлейсон съехал на песчаную обочину и затормозил у низкого кирпичного здания с красной неоновой надписью: «La Cigale – Genuine Cuisine Francaise»[7]. Он пошел вперед, золотой браслет на его запястье сверкал в свете вывески, как наручники.

Внутри было тихо и на удивление безлюдно, на столах свечи, за стойкой – ряды разноцветных бутылок. Финлейсон выбрал столик в углу и начал изучать большое меню, написанное от руки.

– У них очень хорошие жареные креветки, – сказал он, – и есть удивительно хорошее вино, молодое и очень свежее.

Мюррей предоставил ему сделать заказ подошедшему официанту-полукровке и обратил внимание, что Финлейсон, как и Хамиш Наппер, с легкостью беседует на французском; и так же, как в случае с Наппером, это заставило Мюррея воспринимать Финлейсона серьезнее, не как комичного англичанина за границей, а как человека реального и тем не менее таинственного. Он заказал «Рикард» как аперитив, рыбный суп, белое вино и речных креветок, а потом откинулся на стуле, глядя на Мюррея. Солидный и самодовольный, Финлейсон занимал собой весь стул.

– Итак, вы познакомились со стариком Полом в Камбодже? Не могли бы вы рассказать, как?

– А он сам вам не рассказывал?

– Не касаясь деталей. Только самое важное. Но, я думаю, детали тоже важны, если мы собираемся полностью доверять друг другу.

– Совершенно верно. В прошлом месяце я был в Пномпене в своего рода неофициальном служебном отпуске и повстречался с ним в ресторане. Это был поздний ланч, мы были единственными европейцами в зале, и он пригласил меня выпить.

– И тогда вы доверились ему?

– Нет. Только через два дня после знакомства. Он нанял машину, чтобы съездить в Ангкорват, и пригласил меня составить ему компанию. Я согласился. – Мюррей замолчал и в который раз за последний месяц подумал о том, что легкость, с которой он принял тогда решение, возможно, доказывает, что вся его жизнь предопределена каким-то роком.

– И какое он произвел на вас впечатление?

– Жирный.

Финлейсон усмехнулся:

– Да, мой Бог, он действительно жирный!

Мюррей подумал, что Пол, возможно, самый толстый из всех, кого ему приходилось видеть. Оживший Мичелин, шины жира врезались в плохо сидящий шелковый костюм, огромные ляжки свисали со стула – пышный, болтливый гурман с козлиной бородкой и нелепым локоном над одним глазом. Говорил он эрудированно, но забавно, прерываясь звонким, почти девичьим смехом. Сначала Мюррей сравнил его про себя со смешным профессором из фарса 19-го столетия, но через два часа знакомства, когда была выпита большая часть бутылки отличного коньяка, он узнал, что Чарльз Пол воевал на стороне анархистов в Испании, был двойным агентом Свободной Франции во время войны, а через два десятилетия, во время агонии Algerie Francaise снова появился в Северной Африке, работая против OAS на секретные службы голлистов. Пол отказался уточнять, чем именно он занимается в Камбодже, но по нескольким неприкрытым намекам Мюррей понял, что он работает кем-то вроде «советника» изменчивого правителя Камбоджи. Принц Нородом Сианук – универсальный диктатор, кинорежиссер, актер, кларнетист, поэт, поп-певец, человек-оркестр в политике, который зашел так далеко, что редактировал газету оппозиции, где раз в неделю самолично атаковал себя. Мюррей одобрял Сианука и был заинтригован Полом. Он решил на несколько дней сойтись поближе с французом и поэтому согласился отправиться с ним к руинам древней столицы Камбоджи – Ангкорвату.

Финлейсон, который имел привычку прерывать беседу и надолго умолкать, увлекся супом. Мюррей покончил с «Рикард» и, пробуя вино, подумал о том, как символично, что эта идея зародилась в Ангкорвате, в джунглях, на огромном пространстве, куда с трудом проникали солнечные лучи, среди поднимающихся из разъеденных временем камней храмов, подобно великолепному Версалю. Именно здесь, отдыхая на террасе с видом на мертвое озеро, Мюррей рассказал Полу свою историю. Тогда он не придавал ей особого значения: для Мюррея это был просто интересный анекдот войны, которая была полна ими, жестокостью и абсурдом. Его история была прямым пересказом истории, поведанной Мюррею за рюмкой в одном из В-и-В баров Бангкока молодым подвыпившим американцем. Мюррей пересказал ее слово в слово, как услышал сам, но француз так сильно пыхтел и потел, что Мюррею показалось, что его не особенно слушают.

Только позднее, когда они возвращались из Ангкорвата, Пол снова затронул эту тему. От его слов Мюррей напряженно выпрямился на сиденье и силился понять, шутит француз или нет. Конечно, он шутил – это было безумие, фантазия, инспирированная сверхъестественной обстановкой Ангкорвата и выпитым затем вином в туристическом отеле. Но каким-то образом что-то в манере Пола – некий акцент на тайное влияние и безжалостность – постепенно заставило Мюррея поверить в то, что это не безумие и не фантазия. После этого Мюррей начал задумываться: за работой, в постели, в ресторане, в самолете, разговаривая, выпивая, бездельничая – его мозг не переставая работал, исследуя каждую возможность, малейшую вероятность, пока вся сумасшедшая схема не начала оживать, приобретая реальные, опасные черты. Это было так, будто Мюррей вдруг стал переживать в деталях повторяющееся наваждение. Его лишь интересовало, насколько Пол доверился Финлейсону и, если доверился, то насколько серьезно был воспринят?

Банкир перешел в наступление на тарелку с креветками. Мюррей отпил белое вино и сказал:

– А как вы познакомились с Чарльзом Полом?

Финлейсон задумчиво жевал.

– Время от времени я вынужден по работе бывать в Камбодже, – наконец сказал он. – Впервые я наткнулся на него в «Cercle Francais» в Пномпене.

– А чем именно он занимается в Камбодже?

– Он вам не рассказывал?

– Скажем так – он был уклончив.

Финлейсон с мрачным видом покачал головой:

– Он – скользкий дьявол. Честно говоря, я никогда не воспринимал французов. Сначала кажется, их интересуют только вино, женщины, хорошая кухня, интеллектуальная жизнь, но чуть копни и – что обнаруживаешь? Треснутое копыто, вот что. А вообще-то я всегда не доверял бородатым.

– Он верит вам.

Финлейсон немного удивленно посмотрел через стол:

– Продолжайте.

– Именно он вывел меня на вас. Не знаю, как много он вам рассказал, но если бы он действительно вам не доверял, он бы далее не упомянул вашего имени.

Финлейсон замер, держа вилку на весу:

– Да, должен признать, так или иначе мы с Полом довольно хорошо знаем друг друга. Белые люди, можно сказать, крепко связаны между собой, особенно когда бизнес связан с этими азиатами. Иногда они чертовски скользкие.

– Мне показалось, вы сказали, что не доверяете ему?

– Я его допускаю настолько, насколько могу оттолкнуть, а это не очень далеко, – Финлейсон позволил себе немного улыбнуться. – Но нельзя все время работать в одиночку и доверять только себе и никому больше, верно? – Он подался вперед, усы в пятнах никотина дергались, словно передавали спецсообщение. – Я должен признать, – добавил он, – когда дело касается бизнеса, мы повязаны Друг с другом, как воры, – и снова намек на улыбку заиграл на лице Финлейсона.

– И он все рассказал?

– Он рассказал то, что, по его словам, ему рассказали вы. Я бы назвал это скелетом.