— Оливер, не покидай меня. Я не смогу.

— Не волнуйся, всё будет в порядке. Расслабься.

Трясясь в такси по дороге в аэропорт, я утешал Барри Поллака.

— Но почему, Олли? Зачем вдруг спихивать это дело на меня теперь?

— У тебя получится. Ты знаешь материалы от корки до корки.

— Я знаю, что я их знаю. Но, Оливер, я не умею вести полемику и находить зацепки так, как ты. Они запутают меня! Мы проиграем!

Я успокоил его и объяснил, как парировать все выпады противной стороны. Главное: говорить отчётливо. Очень медленно. Если можно, баритоном. И всегда обращаться к нашему главному свидетелю «доктор» — это производит впечатление.

— Господи, я боюсь! Почему тебе надо в Денвер именно сейчас?

— Это необходимо, Барри. Не могу сказать ничего больше.

Мы проехали в нервном молчании с милю.

— Эй, Ол?

— Да, Бар?

— Можно я попробую угадать?

— Да. Попробуй.

— Это контракт. Фантастический контракт. Верно?

В этот момент мы добрались до терминала. Я был на полпути наружу ещё до того, как машина остановилась.

— Ну, это так? — ныл Барри, — это контракт?

Оливер, Чеширский Кот, пожал руку молодому коллеге прямо через окно такси.

— Эй. Удачи нам обоим.

Я направился на регистрацию. Удачи тебе, Барри! Ты был слишком потрясён и не заметил, что и мне не по себе.

Потому что ей я тоже ничего не сказал.

В тот момент, когда мы приземлились в Городе-на-высоте-мили (как регулярно называл его развесёлый пилот), я прихватил свой чемоданчик, взял такси, показавшееся мне самым быстрым и сказал:

— «Браун Палас». И пожалуйста так, чтоб и чёрт не угнался.

— Держись за сомбреро, парень, — ответил таксист. Похоже, я угадал.

Ровно в девять вечера (одиннадцать минут спустя) мы парковались у Паласа, одной из самых роскошных гостиниц Денвера. У неё был обширный холл с куполом в стиле эпохи декаданса. Всё внутреннюю часть здания занимал огромный сад. Голова шла кругом уже от одного пространства над головой.

Её номер я знал — после всех наших телефонных звонков. Я оставил багаж у портье и помчался на седьмой этаж. Звонить тоже не стал.

Уже у двери пришлось оставновиться, чтобы восстановить дыхание (высота). Постучал.

Тишина.

Потом появился мужчина. Я бы сказал, очень солидный мужчина. Эдакий кукольный принц.

— Чем я могу помочь вам?

Кто это такой, чёрт побери? Акцент не денверский. Вообще не английский. Марсианский?

— Мне нужно поговорить с Марси, — ответил я.

— Боюсь, она сейчас занята.

Чем? Во что я влез? И парень этот был слишком красивый. Из тех, кому хочется дать в рожу чисто из принципа.

— В любом случае мне нужно увидеть её, — настаивал я.

Он был по крайней мере на два дюйма выше. А его костюм был сшит настолько хорошо, что трудно было понять, где кончается он и начинается хозяин.

— М-м... Мисс Биннендэйл ожидает вас?

Что-то в этом «м-м» наводило на мысль, что оно — прелюдия к сломанной челюсти.

Но до того, как я смог продолжить полемику или перейти к нанесению увечий, изнутри донёсся женский голос:

— Что там, Джереми?

— Ничего, Марси. Ошибка.

Он опять повернулся ко мне.

— Джереми, я не ошибка, — сообщил я, — папа с мамой ждали меня.

То ли это откровение, то ли угроза в тоне заставили Джереми дать мне пройти.

Шагая небольшим коридорчиком, я пытался представить, как отреагирует Марси. И чем она вообще занята.

Основным цветом в гостиной было серое сукно.

То есть она была набита тем самым «руководящим звеном». Присутствующие нервно курили и жевали крошечные сэндвичи.

У стола, стояла Марси Биннендэйл — не евшая и не курившая (но и не раздетая, чего я опасался). Я застиг её прямо посреди...бизнеса.

— Вы знаете этого джентльмена? — спросил Джереми.

— Естественно, — ответила Марси, улыбаясь. Но не кидаясь в мои объятия, как я мечтал всю дорогу.

— Привет, — произнёс я, — извини, если помешал.

Марси оглянулась и сказала всему своему отряду:

— Прошу прощения, минутку.

Мы вышли в коридор. Я взял её за руку, но она мягко уклонилась от объятий.

— Эй, что ты здесь делаешь?

— По-моему, тебе здесь нужен кто-нибудь из друзей. Я останусь, пока ты не справишься со всем.

— А что с процессом?

— К чёрту! Ты важнее, — и я обнял её за талию.

— Ты спятил? — прошептала она. В этом шепоте можно было услышать что угодно, кроме негодования.

— Факт. Спятил от спания (или не спания) в одиночку в двуспальной кровати. Спятил от тоски по тебе. От фанерных тостов и недожаренных яиц. Спятил...

— Эй, приятель, — перебила она и показала на комнату, откуда мы вышли, — у меня совещание.

А какое мне дело, что нас может услышать кто-то из суконных? Я продолжил тираду:

— ...и я решил, что даже в своей президентской запарке, ты может тоже решишь чуточку спятить, и...

— Зануда, — сурово прошептала она, — Я на совещании.

— Я вижу, что ты занята, Марси. Но послушай, когда ты закончишь, я буду ждать тебя у себя в номере.

— Это может длиться вечность.

— Значит, я буду ждать вечность.

Похоже, Марси почувствовала это.

— О'кэй, друг мой.

Она поцеловала меня в щёку. И вернулась к своим делам.

«О, моя любовь, моя Афродита, моя прекрасная рапсодия...»

Жан-Пьер Амон, офицер Иностранного Легиона домогался любви неземной аравийской принцессы. Принцесса придушенно возражала: «Нет, нет, нет, берегитесь моего папа'!».

Было уже заполночь, и этот древний фильм был единственным, чем могло порадовать телевидение города Денвер.

Компанию мне составлял неуклонно уменьшавшийся запас поп-корна. Я дошёл уже до такого состояния, что беседовал с телевизором:

— Ну, Жан-Пьер, просто сдери с неё одежду! — он не обратил на меня внимания и продолжал нести чушь и заламывать руки.

Потом в дверь постучали.

Слава Богу!

— Привет, малыш, — сказала Марси.

Она выглядела вымотанной, волосы рассыпались по плечам. Так, как мне нравится.

— Как дела?

— Я отправила всех по домам.

— Закончили?

— Ох, нет. Там всё ещё безнадёжный завал. Можно я войду?

Я настолько вымотался, что прислонился к дверному проёму, загораживая вход.