Автором и строителем тюремного комплекса был широко известный в Петербурге зодчий А. О. Томишко. Известен и анекдот об окончании строительства.

По окончании строительства тюрьмы Томишко был вызван к царю.

— Я для вас тюрьму построил, — бодро отрапортовал зодчий.

— Не для меня, а для себя, — резко проговорил император и неожиданно прервал аудиенцию.

Реакция императора на неосторожную оговорку, якобы допущенную архитектором во время аудиенции, оказалась пророческой. Правда, надо признать, что эта несчастная оговорка была далеко не единственной причиной, в результате которой Томишко стал героем петербургского фольклора. Другим поводом стала «говорящая» фамилия зодчего. Согласно расхожей фантастической легенде, проект следственного изолятора предполагал строительство тысячи одиночных тюремных камер. На самом деле их оказалось 999. Как утверждает фольклор, в последней, тысячной, «томится дух Томишки», как витиевато, обыгрывая фамилию архитектора, говорили «знатоки». Несчастный архитектор был якобы замурован в одной из камер, дабы секрет постройки умер вместе с ним.

Мы коснулись одной довольно любопытной особенности городской мифологии. Жизнь и смерть архитекторов и строителей в фольклоре самым невероятным, мистическим образом связана с окончанием строительства возводимых ими сооружений. Более того, именно такая смерть чаще всего им была предсказана заранее. Смерть сразу по окончании строительства постигла не только незадачливого Антония Осиповича Томишко. Граф Александр Сергеевич Строганов, бессменно руководивший строительством Казанского собора, скончался через двенадцать дней после его торжественного освящения. Та же судьба постигла и французского зодчего Огюста Монферрана, автора проекта и строителя Исаакиевского собора. Известно, что собор возводился в течение сорока лет. Длительность строительства породила в Петербурге немало толков.

— Говорят, приезжий ясновидец предсказал Монферрану, что он умрет, как построит Исаакий.

— То-то он так долго строит.

Отношение коренных петербуржцев к Исаакиевскому собору и его внешним достоинствам всегда было двойственным. С одной стороны, есть чем гордиться и на что равняться: «Всякий — сам себе Исаакий». С другой — тотальная борьба большевиков за абсолютное превосходство во всем, будь то советская медицина или советские слоны, которые обязаны были быть лучшими в мире, доводила все до абсурда и превращала в свою противоположность. В фольклорной интерпретации этой бессмысленной и бесперспективной борьбы внешние особенности Исаакиевского собора выглядели пародией на самое себя.

Едет американец в такси по Ленинграду. Проезжают мимо нового дома.

— И сколько строилось это здание? — спрашивает американец у водителя.

— Да около года.

— Ну, у нас такой за полгода возводят.

Проезжают мимо другого дома.

— А этот? — спрашивает американец.

— Этот — за полгода — отвечает, наученный опытом, таксист.

— А у нас за три месяца.

Вконец расстроенный таксист едет дальше. Вдруг машина врезается в Исаакиевский собор.

— Черт возьми, — успевает воскликнуть, вылетая из машины, водитель, — еще вчера здесь ничего не было!

До сих пор мощные объемы и гигантские размеры Исаакиевского собора вызывают у туристов и неподдельное восхищение, и искреннее удивление одновременно.

У Исаакиевского собора два туриста.

— Такая громадина… Ты осмотри его изнутри, а я снаружи. Так дело у нас быстрее пойдет.

В допетровской Руси монументальных памятников в привычном понимании этого слова не было. В память о крупнейших государственных или общественных событиях возводились церкви в честь святых, в дни поминовения которых эти события происходили. Троицкий собор был построен в честь Святой Троицы, в день празднования которой был основан Петербург. В день поминовения святого Сампсона произошло победоносное Полтавское сражение, и в память о нем был заложен Сампсониевский собор. В честь иконы Казанской Божией Матери, с которой ополчение под водительством Минина и Пожарского в 1612 г. шло на освобождение Москвы от польского нашествия, был построен Казанский собор. Примеры можно продолжить.

Но европейское влияние проникло и в эту сферу городской жизни. Еще при жизни Петр I заказывает скульптору Растрелли конный монумент «собственной персоны». По замыслу Петра, он должен был быть установлен на поле, где произошло победоносное Полтавское сражение. Но создание скульптуры затянулось, затем умер Петр, а потом и планы изменились. Сегодня эта замечательная растреллиевская скульптура стоит на Кленовой аллее, перед главным входом в Михайловский замок. Напомним, что эта скульптура Петра является первым монументальным памятником, созданным в России, но не первым, установленным в Петербурге. Первым был воздвигнут памятник основателю Петербурга Петру I на Сенатской площади. С легкой руки Пушкина он широко известен как Медный всадник.

Памятник Петру I был торжественно открыт 7 августа 1782 г. Автором его был специально для этого приглашенный Екатериной II в Петербург французский скульптор Этьен Фальконе. Монумент представляет собой бронзового всадника, поднявшего на дыбы коня над бездной. По мысли скульптора, всадник олицетворяет собой Петра, «поднявшего Россию на дыбы». Однако в фольклоре этот образ интерпретируется иначе.

Петр два раза на коне через Неву перескочил. И каждый раз говорил:

— Все Божье и мое!

А на третий раз хотел прыгнуть и сказал:

— Все мое и Божье!

Да так и окаменел с поднятой рукой.

Тема Медного всадника — одного из главных символов Петербурга — не сходит со страниц классных сочинений питерских школьников, отдельные строчки из которых становятся достоянием школьного, а иногда и общегородского фольклора:

На коне сидит Петр I, он поднял передние ноги.

Медный всадник изображает Петра Великого, вставшего на дыбы на своей лошади.

Скульптор перебирал много камней для памятника Петру и наконец выбрал бронзу.

Современная мифология Медного всадника продолжает оставаться столь же яркой и выразительной:

— Ты слышал, Серегу в Питере крупно штрафанули! Врезался, понимаешь, по пьяному делу в лошадь с мужиком.

— Ну и как он, бедняга?

— Все как положено: «мерседес» всмятку, а сам в больнице валяется.

— А тот мужик с лошадью?

— А что с ним сделается, с бронзовым?

В 1873 г. в сквере перед Александрийским театром по проекту скульптора М. О. Микешина был установлен памятник Екатерине II. Памятник давно уже стал одним из любимых объектов городского фольклора. Наименее обидные его прозвища: «Микешинская сонетка», «Печатка» или «Катька». Место встреч и свиданий молодежи в сквере перед Александрийским театром называется «У Катьки». Мифология бронзового монумента богата и разнообразна. Еще в XIX в. начались разговоры о том, что место для установки памятника выбрано вовсе не случайно. Будто бы так и должна стоять лицемерная распутница — спиной к искусству и лицом к публичному дому, который, по одной версии, находился на Невском проспекте, на месте Елисеевского магазина, по другой — на Малой Садовой улице. Записные столичные зубоскалы и остроумцы ни на минуту не оставляли памятник без внимания:

Туристы внимательно разглядывают бронзовые фигуры екатерининских сподвижников на скамье, или «Екатерининской скамейке», как ее называют в народе, вокруг ее пьедестала, которые жестами демонстрируют размеры своих детородных органов. Один только Державин виновато разводит руками, да Екатерина Дашкова исподлобья всматривается в хвастливую жестикуляцию своих знаменитых современников. А над ними возвышается величественная и недосягаемая императрица с лукавой улыбкой на чувственных губах и скипетром-эталоном в монарших руках.