— Ты столкнешься с сильным противодействием и потоками клеветы, — сказал один. — Твои метафизические способности при переходе не будут ни утеряны, ни изменены.

— Это твоя последняя Инкарнация, — сказал мой любимый Наставник, лама Мингьяр Дондуп. — Когда ты окончишь ту жизнь, в которую вступаешь сейчас, ты вернешься Домой — к нам.

Как это похоже на моего Наставника, подумал я, закончить на счастливой ноте. Дальше они рассказали мне, что должно произойти. Трое лам сопроводят меня в астральном путешествии в Англию и проведут операцию, отделив Серебряную Нить от тела этого человека и прикрепив к нему другую — мою! Трудность заключалась в том, что мое собственное тело, находясь в Тибете, также должно было быть подсоединено к нам, поскольку я хотел, чтобы молекулы моей «собственной плоти» в конечном итоге перешли ко мне. Итак, я вернулся в мир и вместе с тремя спутниками отправился в астральном состоянии в Англию. Наш человек уже ждал нас.

— Я окончательно решился пройти через это, — сказал он. Один из прибывших со мной лам сказал этому человеку:

— Тебе придется еще раз перенести падение с высокого дерева, как это уже произошло, когда мы впервые к тебе обратились. Ты должен испытать сильнейшее потрясение, ибо твоя Нить прикреплена очень надежно.

Человек забрался на высоту в несколько футов над землей и отпустил руки, рухнув на землю с глухим ударом: Казалось, Время на мгновение остановилось. Проезжавшая мимо автомашина на секунду замерла, летящая птица вдруг неподвижно зависла в воздухе. Лошадь, запряженная в повозку, остановилась с двумя поднятыми ногами и не упала. Затем движение возобновилось. Машина рванулась вперед со скоростью примерно тридцать пять миль в час. Лошадь побежала резвой рысью, а зависшая в воздухе птица стремительно понеслась дальше. Листва зашевелилась и зашуршала, а трава под дуновением ветра заколыхалась мягкими волнами.

Напротив, у здания деревенской больницы остановилась машина скорой помощи. Из нее вышли два санитара, и подойдя к задней двери, вытащили носилки, на которых лежала старая женщина.

— А! — сказал наш человек, — она отправляется в больницу, а я ухожу навстречу свободе… — Он посмотрел на дорогу сначала в одну сторону, потом в другую и сказал: — Моя жена все знает. Я объяснил ей, и она согласна. — Оглянувшись на дом, он показал рукой: — Вот это ее комната, твоя — там. А теперь я готов как никогда.

Один из лам подхватил астральную форму нашего человека и скользнул ладонью вдоль Серебряной Нити. Казалось, он перевязывает ее, как перевязывают пуповину у новорожденного младенца.

— Готово! — сказал один из священников. Человек, освободившись от связующей Нити, поплыл прочь в сопровождении и при поддержке третьего священника. Я ощутил обжигающую боль, такую страшную и мучительную, какую никогда не хотел бы испытать еще раз, после чего старший лама сказал:

— Лобсанг, можешь ли ты войти в тело? Мы поможем тебе.

Возникло тягостное ощущение багровой черноты. Я почувствовал, что задыхаюсь. Я почувствовал, что меня что-то душит, вжимая в слишком тесные для меня рамки. Я стал тыкаться наугад внутри тела, чувствуя себя как слепой пилот в кабине современного сложного самолета, не зная, как заставить свое тело повиноваться. «Что если у меня ничего не получится?» — закралась жалкая мысль. Я отчаянно метался во все стороны.

Наконец я увидел красноватые проблески, потом немного зелени. Приободрившись, я удвоил усилия и вдруг словно кто-то отдернул завесу. Я прозрел! Мое зрение было таким же, как прежде, я видел ауры проходивших мимо людей. Но я не мог шевельнуться.

Рядом со мной встали двое лам. С этого момента, как я впоследствии обнаружил, я всегда мог видеть как астральные, так и физические образы. Я мог также лучше поддерживать связь с моими собратьями в Тибете. Утешительный приз, — частенько говорил я себе, — за вынужденную необходимость пребывания на Западе.

Двое лам озабоченно присматривались к моему застывшему в неподвижности телу. Я прилагал отчаянные усилия, беспощадно браня себя за то, что не дал себе труда изучить и постигнуть различия между телом Восточным и телом Западным.

— Лобсанг! У тебя дрогнули пальцы! — воскликнул один из лам.

Я поспешно возобновил свои попытки. Неудачное движение снова привело к временной слепоте. С помощью лам я вышел из тела, обследовал его и осторожно вошел снова. На этот раз получилось лучше. Я видел, мог шевелить руками и ногами. С огромными усилиями я встал на колени, но тут же зашатался и рухнул навзничь. Затем, словно двигая на плечах бремя всего мира, я встал на дрожащие ноги.

Из дома выбежала женщина с криком:

— О, что ты опять наделал? Пойдем домой, тебе надо прилечь.

Она взглянула на меня, лицо ее потрясение замерло, и на мгновение мне показалось, что она вот-вот истерически закричит. Она, однако, справилась с собой, обхватила меня рукой за плечи и помогла пересечь лужайку. Шаг за шагом мы прошли короткую усыпанную гравием дорожку, поднялись на одну каменную ступеньку и, открыв деревянную дверь, вошли в небольшую прихожую. Там для меня начались настоящие трудности, потому что пришлось взбираться по многочисленным ступенькам, а мои движения все еще были очень беспомощны и неуклюжи.

В доме было фактически две квартиры, и та, которую занимал я, находилась наверху. Мне было очень странно входить в английский домна такой манер и взбираться по крутым ступенькам, цепляясь за перила, чтобы не скатиться вниз. Мои руки и ноги были словно резиновые и подчинялись мне с большой неохотой. Так оно и было на самом деле, поскольку на то, чтобы полностью овладеть совершенно чужим новым телом, ушло несколько дней. Двое лам парили рядом со мной с озабоченным видом, но они, разумеется, уже ничем не могли мне помочь. Вскоре они покинули меня, пообещав вернуться глубокой ночью.

Я медленно вошел в спальню, ставшую теперь моей, спотыкаясь, словно лунатик, и дергаясь, как механическая игрушка. Наконец я блаженно рухнул на кровать. По крайней мере, — утешил я себя, — отсюда я уже никуда не упаду! Мои окна выходили и на фасадную, и на заднюю часть дома. Чуть повернув голову вправо, я видел за небольшим палисадником дорогу, а за нею — маленькую деревенскую больницу, — не слишком утешительное зрелище в моем нынешнем состоянии.

На другой стороне комнаты было окно, через которое, повернув голову влево, я видел весь большой сад. Он был неухожен, сорняки росли кочками, словно на лугу. Густой кустарник разделял сады соседних усадеб. Травяную лужайку окаймляла живая изгородь из беспорядочно растущих деревьев и проволочная ограда. За нею виднелись очертания фермы и стало пасущихся невдалеке коров.

За окнами слышались чьи-то голоса, но звучали они настолько «по-английски», что я почти ничего не понимал. Английский язык, который мне доводилось слышать до сих пор, был в основном американским и канадским, а здесь странные придыхания и непривычные ударения в стиле выпускников старой школы просто ставили меня в тупик. Моя собственная речь была, как оказалось, затруднена. Попытавшись заговорить, я издал лишь глухое карканье. Мои голосовые связки казались мне загрубевшими и чужими. Я научился говорить медленно, заранее обдумывая, что собираюсь сказать. Я все время норовил произнести «ч» вместо «дж», из-за чего получалось «чон» вместо «Джон», были у меня и другие ошибки. Временами я сам с трудом понимал, что говорю!

Той же ночью ламы, совершив еще одно астральное путешествие, явились снова и постарались развеять мою подавленность, сказав, что теперь мне будет гораздо легче путешествовать в астрале. Еще они рассказали, что мое покинутое тибетское тело надежно хранится в каменном саркофаге под неусыпным присмотром трёх монахов. Изучение древних книг, сказали они, показало, что вернуться в свое тело мне будет довольно легко, но полная замена потребует некоторого времени.

Три дня я не выходил из комнаты, набираясь сил, заново учась двигаться и привыкая к своей новой жизни. Вечером третьего дня я под покровом темноты осторожно спустился в сад. Только к этому времени я, как выяснилось, начал понемногу овладевать своим телом, хотя случались еще непредвиденные моменты, когда рука или нога отказывалась мне повиноваться.