Миссис Перкинс уронила чашку.

Они сидели за кухонным столом, и чашка упала невысоко, даже не разбилась. Просто пролился чай. Миссис Перкинс неуклюже извинилась, встала и взяла тряпку с раковины.

Подтирая чай, она спросила:

— Речь идёт про кладбище на холме, в Старом городе?

— Я живу в тех краях. — сказал мистер Фрост. — Уже срисовал немало надгробий. К тому же это кладбище объявлено природным заповедником.

— Знаю. — поджала губы миссис Перкинс. — Большое спасибо, что подвезли Скарлетт домой, мистер Фрост. — добавила она ледяным тоном. — Думаю, сейчас вам следует уйти.

— Ну, это уж слишком! — дружелюбно воскликнул мистер Фрост. — Я не хотел вас обидеть! Я что-то не то сказал? Да, я делаю прориси могильных плит для краеведческого проекта… Но я ведь не раскапываю могилы, что вы!

На мгновение Скарлетт показалось, что мать сейчас ударит мистера Фроста прямо по встревоженному лицу. Но та лишь покачала головой.

— Простите, вы потревожили не самые приятные воспоминания. Вы тут ни при чём.

И через силу улыбнулась:

— А знаете, Скарлетт играла на этом самом кладбище, когда была совсем маленькая. Лет., десять назад! И у неё был воображаемый приятель. Маленький мальчик по имени Никто.

В уголке рта мистера Фроста заиграла улыбка:

— Мальчик-привидение?

— Не похоже. Скарлетт даже показала нам гробницу, где он живёт. Хотя, должно быть, всё-таки привидение. Помнишь, дочка?

Скарлетт покачала головой.

— Странная я была в детстве.

— Ничего подобного… м-м… — сказал мистер Фрост. — Нуна, вы воспитали прекрасную дочь! Что же, чай был очень вкусный. Всегда рад новым друзьям. Пожалуй, теперь я пойду. Нужно приготовить хоть какой-то еды, а то у меня скоро встреча местного исторического общества.

— Вы сами готовите себе ужин? — поинтересовалась миссис Перкинс.

— Да. Точнее, размораживаю. И мастерски варю рис в пакетиках. Порцию на одного. Живу один. Этакий закоренелый холостяк. В газетах пишут, что холостяки всегда гомосексуалисты, верно? Я не из них, просто так и не встретил её. — В его лице мелькнула печаль.

Миссис Перкинс, которая терпеть не могла стоять у плиты, объявила, что в выходные всегда готовит, и у неё получается слишком много для двоих. Она проводила мистера Фроста до двери, и тот с удовольствием согласился зайти на ужин в субботу вечером.

Вернувшись из прихожей, миссис Перкинс сказала только: — Надеюсь, ты сделала уроки.

Лёжа в постели, Скарлетт слушала, как машины проносятся мимо их дома по дороге, и вспоминала события этого дня. Она бывала на том кладбище в детстве. Вот почему всё казалось ей там таким знакомым! Она так и заснула, представляя себе кладбище, и даже во сне продолжала ходить по его дорожкам. Была ночь, но Скарлетт видела ясно, как днём. Она очутилась на склоне холма. Рядом, спиной к ней, стоял мальчик примерно её лет и смотрел на городские огни.

— Мальчик! Ты что делаешь?

Он оглянулся и будто не сразу понял, куда смотреть.

— Кто это? Ой, я вижу тебя! Почти. Ты ходишь по снам?

— Думаю, это сон. — согласилась она.

— Я не совсем то имел в виду… Привет. Я Никт.

— А я Скарлетт.

Он снова посмотрел на неё, словно видел в первый раз.

— Конечно! Я сразу подумал, что ты на неё похожа. Ты была сегодня на кладбище, помогала какому-то человеку с бумажками.

— Это мистер Фрост. Он очень хороший. Подвёз меня домой… Так ты нас видел?

— Ага. Я слежу за всем, что происходит на кладбище.

— Никт — что это за имя такое?

— Сокращённое от Никто.

— Вот оно что! — обрадовалась Скарлетт. — Вот о чём мой сон! Ты мой воображаемый друг из детства, только ты вырос.

Мальчик кивнул. Он был выше неё и весь в сером, хотя описать его одежду она бы не смогла. И ещё у него были слишком длинные волосы: должно быть, редко ходит к парикмахеру.

— Ты была такая смелая! Мы с тобой спускались внутрь холма и видели Человека-индиго. И Слира.

Вдруг у неё в голове что-то щёлкнуло. Что-то понеслось и закувыркалось, закружилась темнота, столкнулись картинки…

— Я помню! — воскликнула Скарлетт. Но услышала её только тёмная пустая комната, а в ответ прорычал далёкий грузовик, ехавший куда-то сквозь ночь.

В крипте часовни, в самых прохладных гробницах, склепах и мавзолеях хранились запасы непортящихся продуктов. Сайлес позаботился о том, чтобы мальчику хватило еды на несколько месяцев, и покидать кладбище особой нужды не было.

Никт скучал по миру за кладбищенской оградой, но понимал, что там опасно. Пока. А вот кладбище — его владения, которыми он гордился, его мир, который он любил так сильно, как может любить четырнадцатилетний подросток.

И всё же…

Жители кладбища не менялись. Бывшие товарищи по играм оставались детьми. Фортинбрас Бартлби, когда-то его лучший приятель, стал лет на пять моложе Никта, и с каждой встречей у них было всё меньше тем для разговора. Зато Теккерей Порринджер, которого Никт догнал по росту и возрасту, теперь относился к нему куда благосклоннее. По вечерам он гулял с Никтом по дорожкам и рассказывал о всяких несчастьях, которые приключались с его знакомыми. Обычно всё кончалось тем, что их по ошибке, без всякой провинности, вешали или навсегда отправляли в американские колонии.

Лиза Хемпсток за шесть лет тоже изменилась, но по-своему. Когда Никт спускался к её крапивным зарослям, она почти не выходила, а если и показывалась, то говорила резко, спорила, а иногда прямо-таки грубила.

Никт спросил об этом мистера Оуэнса. Немного поразмыслив, отец сказал:

Полагаю, всё это женские причуды. Мальчиком ты ей нравился, а теперь, когда ты стал молодым мужчиной, она не знает, как с тобой себя вести. Я каждый день играл возле утиного пруда с одной девочкой, а потом она выросла и вдруг запустила мне в голову яблоком. И не сказала больше ни слова, пока мне не исполнилось семнадцать.

Миссис Оуэнс фыркнула:

— Не яблоком, а грушей! И начала я с тобой разговаривать куда раньше! Мы станцевали целый танец у твоего кузена Неда всего через два дня после того, как тебе стукнуло шестнадцать!

— Конечно, дорогая, ты совершенно права. — Мистер Оуэнс шутливо подмигнул Никту, а сам прошептал одними губами: — Семнадцать.

Никт теперь не хотел заводить друзей среди живых. Ещё в школьные дни он понял, что от них одни неприятности. И всё-таки он часто вспоминал Скарлетт, скучал по ней, пусть даже и смирился с мыслью, что никогда её больше не увидит…

И вот она снова появилась на кладбище, а он её не узнал.

Он забрёл глубоко в заросли на северо-западе. Везде были объявления «Не ходить», но сюда и так никто не ходил: в конце Египетской аллеи, за псевдоегипетскими гробницами с чёрными дверьми, было неуютно и страшно. Здесь природа на протяжении ста лет отвоёвывала кладбище у людей. Камни были опрокинуты, забытые могилы давно утонули в зелёном плюще и скопившихся за десятки лет палых листьях, дорожки потерялись или стали непроходимыми.

Никт шёл осторожно. Он хорошо знал, как тут опасно. Лет в девять он исследовал эти места, и вдруг земля под ним просела, и он свалился в двадцатифутовую яму. Могилу готовили на много гробов, а оказался там всего один, на самом дне. Оттуда выскочил взволнованный господин лекарской профессии, который назвался Карстерсом Он чрезвычайно обрадовался появлению Никта и, прежде чем отправиться за помощью, тщательно осмотрел запястье мальчика (тот вывихнул его, когда падал и ухватился за корень).

Сейчас Никт пробирался сквозь груду листьев и плюща среди лисьих нор и подслеповатых ангелов, потому что хотел поговорить с Поэтом.

Поэта звали Неемия Трот, и на его надгробии было написано: