– А ты как же? – засмеялся я, хоть сердце у меня и кровью обливалось. – Ведь каждый божий день по этим местам бродишь!

– Я по этому болоту и с завязанными глазами пройду! – заявил он и гордо стукнул себя кулаком в грудь. – За тридцать лет я его так исходил, что не могу ошибиться! А сколько уток я на нем настрелял, сколько гусей! Вина, что под них выпито, хватило бы на речку отсюда до Марицы!

– Не стану я переезжать, – говорю. – Возьму себе нового пса, у пограничников, вот тогда и увидим!

– Чего ты хочешь увидеть?

Слова его заставили меня вздрогнуть, но не сами по себе, а потому, что произнес он их совершенно новым голосом, полным злобы и раздражения.

– Хотелось бы поглядеть, кто сможет мою новую собаку выманить со двора! – сказал я.

Старый Драгнев снова глянул на меня пренебрежительно, но все-таки промолчал. Докурил сигарету, закинул за спину винчестер, прихватил свою палку и, пробурчав «спокойной ночи», исчез в ночи.

Я еле дождался рассвета, чтобы с походной сумкой в руке отправиться на болото. Откуда мне знать: может, в это время один из моих псов как раз нуждался в помощи? Да и любопытство заставляло как можно скорее разузнать, что случилось.

Утро выдалось холодное, ветер разогнал туман. Дождь тропинку оставил в целости, но ноги ступали словно по губке, вода кое-где стояла по щиколотку.

Когда я добрался до второго бочага, того, что за леском, меня так мороз и продрал по коже: болото вело наступление на тропинку, бочаг разлился метров на пять-шесть во все стороны. В завоеванном им пространстве не видно было ни ростка травы. Меня именно это и заставило вздрогнуть: вчера на том же месте трава доходила мне до колена, а сегодня перед глазами раскинулось лишь грязное пятно.

Повернув направо, чтобы обойти яму, я чуть не вскрикнул от неожиданности. Трава здесь была истоптана, судя по следам, человеком довольно тяжелым. Мелькнула мысль, что кто-то меня опередил, но как давно – для ответа на этот вопрос моих способностей следопыта не хватало. В любом случае мне и в голову не приходило связывать исчезновение собак со следами. Собаки-то исчезли в дождь и туман. Кто бы дерзнул скитаться в такую погоду по болоту?

Шагов через десять следы вывели меня на старую тропку. А трупы обоих псов я нашел вблизи раскидистой ивы на полпути к прозрачному озеру, которое мне встретилось, когда я впервые исследовал эту проклятую местность. Ахилл лежал у самого ствола ивы мордой к озеру, а Гектор – в нескольких шагах от него, вытянув лапы и так опустив между ними голову, словно из последних сил старался добраться до корней дерева.

Я тщательно ощупал их шкуры, ребра, хребты, но не обнаружил ни ран, ни других травм. Даже на мордах не было царапин. То, как они прикусили языки, свидетельствовало о смерти в результате действия какого-то весьма сильного яда.

Я достал инструменты, но, когда уже собирался натянуть перчатки, мой взгляд упал на что-то маленькое и блестящее, выглядывавшее из-под сломанной ветки ивы. Предмет этот лежал в трех-четырех шагах влево от Ахилла. Подняв веточку, я с разочарованием обнаружил самую обычную пружинку длиной в три-четыре сантиметра, диаметром примерно 0,5 см, с круглой пластинкой, напоминавшей мелкую монетку, на одном конце. Я говорю «с разочарованием», потому что, вероятно, ожидал увидеть что-нибудь более необычайное. Да, пружина хотя и блестела, но тем не менее оставалась всего лишь куском скрученной проволоки. Ее, наверное, потерял какой-нибудь охотник из тех, что стреляли здесь диких уток. «Эта пружинка придерживала крючок, на который охотник цеплял убитых птиц!» – пришло мне в голову, и я чуть не пнул находку, но раздумал и сунул ее в карман.

Спустя час я подумал, что схожу с ума: в желудках у собак не было ни яда, ни следа отравленной пищи. Неужели неизвестный отравил их… сделав укол?

– У доктора Ивана Сапарева брата не было! – повторил капитан Петров. – Так что у его сына, Прокопия Сапарева, нет никакого дяди.

Аввакум некоторое время помолчал, а потом рассеянно спросил:

– Ты так думаешь?

– А как же иначе? – капитан Петров выглядел задетым. – Если у отца нет брата, откуда у сына возьмется дядя?

– Откуда мне знать! – пожал плечами Аввакум. – В настоящий момент не могу тебе ответить.

– Или вы шутите, или насмехаетесь надо мной! – огорченно сказал капитан Петров.

– Второе мне вообще не по вкусу, этим я не занимаюсь, – покачал головой Аввакум, – а для первого у меня нет настроения. Просто я тебе говорю, что не готов к решению проблемы дяди Сапарева, а потому и воздерживаюсь высказывать собственное мнение.

– Я вас не понимаю! – покраснел капитан Петров. – О какой «проблеме» вы говорите? Где же тут проблема: может ли у сына быть дядя, если у отца нет брата? Вы меня с ума сведете.

– Раз ты до сих пор не потерял рассудка, мой друг, в ближайшие несколько дней эта опасность тебе не грозит, – улыбнулся ему Аввакум. И, чтобы успокоить своего помощника, ласково спросил: – А, между прочим, не пора ли обедать?

Капитан Петров, никогда не страдавший отсутствием аппетита, подавил свое раздражение и тут же предложил продолжить разговор в ресторане «Гамбринус», который находился всего в нескольких шагах от управления.

Когда обед уже подходил к концу, Аввакум, чтобы окончательно рассеять дурное настроение помощника, спросил:

– Название этого ресторана тебе ничего не напоминает?

– Само собой, напоминает! – кивнул Петров. – Напоминает другой «Гамбринус», в Софии.

– А точнее?

– Дождливые осенние вечера. Русая курносенькая женщина подает вам крепкий коньяк.

– А еще?

– Зимние вечера. Т а же блондинка подает вам тот же коньяк.

– А что еще мог бы ты сказать об этой женщине?

– Вспоминаю ее с искренней симпатией, она вас очень уважала! – сказал капитан Петров.

Оба они тихо и с удовольствием рассмеялись. Потом Аввакум спросил:

– У тебя есть вопросы в связи с делом до настоящего момента?

– Есть! – кивнул Петров. – Вы действительно не верите обоим свидетелям?

– Ничего подобного я не говорил.

– Но вы не допускаете, что Прокопий Сапарев возвращался в отдел?

– Не допускаю.

– С одной стороны, вы верите свидетелям, утверждающим, что видели, как Прокопий входил в отдел. С другой – не верите, что Прокопий действительно в него не входил. Как мне, извините, понимать эту загадку?

– А ты, может, думаешь, что я ее понимаю?

– Будь я верующим – перекрестился бы!

Аввакум пожал плечами и принялся медленно набивать свою трубку. Выпустив первое колечко дыма, он сообщил Петрову:

– Через час я уезжаю в село Воднянцы к своему старому другу Анастасию Букову. Впиши в мысленный блокнот следующее: во-первых, установить круглосуточное наблюдение за матерью Прокопия Сапарева, доктором Юлией Сапаревой; во-вторых, жду вечером, в 23.00 твоего звонка. О позывных и коде мы договорились. Другие вопросы имеются?

– Да. Допускаете ли вы, что у Прокопия есть дядя, хотя у его отца брата не было?

– Не исключаю!

– Domine, non sum dignus![4] – развел руками капитан Петров.

– Надеюсь, нам удастся доказать обратное! – скромно улыбнулся Аввакум.

В три часа пополудни из Н. выехало два автомобиля. В первом полковник Горанов отправился в Софию, чтобы доложить свою гипотезу и потребовать отстранить от расследования Аввакума Захова. Вторая везла Аввакума в село Воднянцы, к старому другу Анастасию.

Дождь уже прекратился, но погода стояла сумрачная, хмурая, тяжелые облака низко нависали над равниной. На полях, подобно черным безбрежным рекам, простиравшимся по обеим сторонам шоссе, не видно было ни души, куда-то делись и все сельскохозяйственные машины. Небольшими стаями летали вороны, в безлюдьи само время будто на пару дней остановилось на ничейной земле между осенью и зимою. Осень не торопилась уходить, зима тоже никуда не спешила, и мир не знал, чего ждать – дождя или снега. Вороны что-то горланили на своем языке, недовольными они не выглядели. Именно мрачную погоду считали они самой подходящей, самым приятным сезоном – последние дни хмурой осени.