Аввакум самовольно угостился вирджинским табачком и, довольный собой, удовлетворенно выпустил несколько колечек голубоватого дыма. Значит, и на этот раз арбузы побоку, судьба все еще не повернулась к нему спиной.

В столовой Анастасий и дед Спиро потягивали коньяк, прихлебывая кофе.

– Присаживайся, дружок, и поспеши нас догнать! – хозяин пододвинул Аввакуму стул и щедро наполнил его рюмку золотистой жидкостью. – Элексир, который я тебе предлагаю, не какой-нибудь там «Преслав» или, тем более, «Плиска»,[6] а настоящий французский «Арманьяк» – из области Шампань. От коньяка этого по жилам бежит огонь, сердце веселеет. Глотнешь капельку – и ты уже кум королю!

– Благодарю! – остановил его Аввакум, опустив ладонь на бутылку. – Не переводи понапрасну элексир, дед Спиро, нельзя мне – я ведь за рулем, мне сегодня еще крутить баранку. За встречу, за знакомство могу себе позволить стакан пива, и ничего более!

– Пиво! – презрительно скривился дед Спиро и пожал плечами. – Такого пойла в моем доме не бывает! Водка – да, даже сливовица – на случай, если приходится угощать какого-нибудь аборигена, но пиво? Никогда! Jamais, monsseur! Je regrette, je regrette beaucoup![7]

– Ничего, – улыбнулся Аввакум. – Moi, je prefere unecanette de biere![8] Так что я сбегаю в ресторан и через пять минут вернусь с бутылкой пива!

– Да уж сиди! – приподнялся Драгнев. – Я сам!

– Ну, что ты, дед Спиро! – удержал его за плечо Аввакум. – Все равно мне еще надо ребятам позвонить, чтобы не ждали сегодня вечером. У тебя, дед Спиро, так приятно, что спешить восвояси я не намерен.

Минут через пятнадцать он вернулся с двумя бутылками пива.

– Это твой, что ли, красный «Фольксваген» во дворе? – поинтересовался, наливая пиво в высокий хрустальный бокал, Аввакум.

– Мой, а что?

– Да вот, не разберу, как ты в такую скорлупку помещаешься! Тебе, дед Спиро, больше подошел бы «Шевролет», а еще лучше – блестящий черный «Форд».

– Почему ж это «Форд»? – озадаченно взглянул на него дед Спиро.

– Каков человек – таков и автомобиль! – улыбнулся ему Аввакум.

– Не понимаю я, что-то, твоих намеков! – сказал Драгнев. – В последнее время редко с людьми вижусь, вот и растерял прежнюю догадливость!

– Но кое с кем ты все-таки видишься, так ведь? – стоял на своем Аввакум.

– Ну, вот хоть с доктором! Это да!

– И потому решил его с того места вытурить, так, что ли?

– Чего-чего?

– Вот, значит, зачем тебе нужно, чтобы доктор с того места убрался – чтобы чаще кое с кем встречаться?

– Думаю, кое-кто решил на тот свет его отправить, потому и посоветовал переехать оттуда.

– А с теми, кто решил доктора прикончить, ты часто встречаешься, а, дед Спиро?

– Когда я в корчме работал, около меня кто только не вертелся. Теперь ее нету, нет и меня, но, может, из прежних кто-нибудь и продолжает навещать наши места, только меня это не касается – ихнее дело.

Слушая диалог, Анастасий все более недоумевал, ему становилось все неуютнее. Слова словами, но за их прикрытием охотник прицеливался в жертву, да и жертва готовилась вцепиться охотнику в горло.

– Значит, ни с кем не видишься и ни с кем не разговариваешь, вот как?

– Работал у меня в корчме один паренек, здоровяк был, но страдал отвратительным недостатком – любил меня расспрашивать.

– И что же с тем пареньком сталось?

Драгнев сжал кулак и многозначительно покачал головой. На кулак таких нечеловеческих размеров даже смотреть было страшно.

В столовой воцарилась тишина. Аввакум поднял свой бокал.

– За твое здоровье, дед Спиро!

– И за твое, дружок!

Они снова умолкли. Было слышно, как дождь тихонько барабанит по оконному стеклу.

– Никак за окном стоят какие-то люди! Дед Спиро, может, взглянешь?

Хозяин поднялся, приблизился к окну и прижался к стеклу лицом. Снаружи действительно стояли трое. Одеты они были в дождевики.

– Руки вверх и ни с места! – крикнул Аввакум и одним прыжком, которому позавидовал бы хорошо тренированный спортсмен, почти в то же мгновение оказался за спиной Драгнева.

Тот поднял руки, огромное его тело на глазах обмякло и словно бы становилось меньше. Прежде всего Аввакум вытащил из внутреннего кармана его штормовки ту пружинку, что нашел на болоте Анастасий, потом из специальной петли под мышкой слева извлек тяжелый автоматический «Вальтер» и шутливо ткнул бывшего трактирщика в спину.

– Надеюсь, этот-то не заряжен позывными да шифрами! – засмеялся он. – И как, в самом деле, пришла тебе в голову такая великолепная идея?

В столовую вошли двое в дождевиках, с которых текли потоки воды.

– Не сглупи я с этим окном, услыхал бы ты позывной, ну, да ладно! – арестованный махнул рукой.

– Человеку свойственно ошибаться! – развел руками Аввакум. Он положил на стол лист писчей бумаги, карандаш– и, указывая на них Драгневу, приказал:

– Садись и пиши! «Уезжаю на несколько дней в Софию!» Подпись: «Сп. Драгнев». Где у тебя кнопки?

– В ящике письменного стола, – глухо ответил исполин.

– Анастасий, – обратился Аввакум к другу. – Будь добр, приколи листок к входной двери снаружи. Это, любезнейший, даст тебе возможность сделать вклад в полезное для народа дело!

Когда задержанного выводили, он обратился к Аввакуму:

– Непорядок есть во всем этом деле. Хочешь, скажу, в чем он?

– Скажи, – улыбнулся Аввакум.

– Не годится, чтобы гость арестовывал своего хозяина.

– А годится, чтобы хозяин застрелил своего гостя?

– Гм, – хмыкнул дед Спиро. – И ты прав!

Подъехав на «Волге» к ресторану, Аввакум купил хлеба, копченостей и бутылку красного вина, а потом вместе с Анастасием они вернулись в бывшую корчму Драгнева. С неба лило, дворники со скрипом метались по ветровому стеклу, фары серебром покрывали нити дождя.

По дороге Аввакум рассказал Анастасию о своих находках в винчестере и в бюсте. Когда они добрались, ветеринар принялся поджаривать ломтики хлеба, а его друг нарезал закуску и налил вина в бокалы. За ужином Анастасий с трудом заставил себя глотать, а Аввакум, наоборот, уписывал за обе щеки. Потом они убрали со стола и Аввакум сосредоточился, рассматривая свои трофеи, разговаривая с ними, как с живыми существами.

– Вот пружинки! – бормотал он. – Их две, и у обеих имеются на одном конце припаянные пластинки. Одна пластинка чистая, на другой заметны следы какого-то затвердевшего клея. Та, что с клеем, для чего-то послужила. Для чего? Очень просто: вытолкнула, выбросила на некоторое расстояние какой-то маленький предмет. По всему видно, что пружины эти сильные, значит, выброшенный предмет летел с большой скоростью. Но для того, чтобы выброшенный пружиной предмет летел с большой скоростью, он должен прежде всего получить ускорение в некоем закрытом пространстве, ну, хотя бы, в дуле. Хотя бы в дуле вот этого игрушечного пистолета. «Made in Germany» Немецкого. Когда-то и у нас такие делали. Тугая пружина бьет по пробке, пробка получает в дуле ускорение и летит довольно далеко…

Вдруг Аввакум сильно разволновался. Поднявшись с места, он принялся быстро расхаживать по комнате.

– Знаешь, что мне пришло в голову? – обратился он к Анастасию. – Если обыкновенные проволочные пружинки выбрасывают пробку шагов на десять, на какое расстояние и с какой силой выбросят ее эти стальные пружины, если приспособить их к игрушечному пистолету, вроде нашего? – он указал на стол. – Уверяю тебя, что, если бы у такой пробки имелось острие, оно могло бы вонзиться даже в конский череп?

– Ну, и что с того? – улыбнулся Анастасий.

– Sancta simplicitas![9] – воскликнул Аввакум. – A если это острие смочить ядом? Погоди, более того: если яд, смешанный с какой-нибудь смолой, сам превратится в острие, выстрелом посылаемое в определенную цель с помощью стальной пружины?