– Видим, не слепые.
– Сколько их?
– Пять... Шесть... Шесть!
– Клянусь Дифенбахием, это наши доски!
– Да уж пора бы! Чем раньше начнем, тем теплее будет зимой!
– Десятый год подряд в палатках на ветру продуваться! Дудки!
– А ты доспехи не снимай!
– Умный какой нашелся! Сам не снимай! Даром что всего пятый год тут воюешь – а уже в доспехах, небось, только малину собирать ходишь!
– Да сам-то!.. Сам-то!..
– Ну, хватит вам! Приготовились разгружать!
– ... да и где она, малина-то... Три года назад последнюю вытоптали... Хоть какое-то развлечение было... А сейчас одна радость – если Семафор с Одесситом подерутся – ставки делать...
– Трилионцы ведут себя нечестно!
– Если ты украл чужую жену – поступай как порядочный человек! Защищайся! Делай вылазки, карательные экспедиции, назначай сражения, поливай осаждающих кипятком, бросай в них гнезда диких пчел, горящие бочки со смолой!.. Делай же что-нибудь!..
– Правильно! Они нас ни во что не ставят! – Три тысячи человек ожидают их уже десять лет – а им хоть бы что!..
– Пользуются тем, что мы не можем достать их там!..
– Трусы! Спрятались за стенами – и думают, что им это сойдет с рук!
– Так сходит ведь...
– Но есть справедливые боги! Рано или поздно наша все равно возьмет!
– Возьмет, возьмет... Возьмет и уйдет... Посидев тут еще лет сорок...
– Брюзга!
– Дурак!
– Сам дурак!
– От дурака слышу!
– Эх, досочки наши хорошенькие!.. Такие дома отгрохаем – хоть еще десять лет под этим треклятым Трилионом сиди, хоть пятьдесят!..
– Типун тебе на язык!..
– Дома!.. Бабские нежности!
– Никогда бы не поверил, что чтобы отрубить голову одной неверной жене надо десять лет времени и три тысячи войска!
– И еще не все...
– И еще не все. Если уж ему так приспичило – Меганемнон мог бы уже тридцать раз жениться, обзавестись рогами и тридцать раз спокойно избавиться от изменщиц! А тут сидит, одну столько времени караулит...
– Любовь... Что поделаешь...
– Кончай трепаться! Как бабы!.. Цепочкой строй-ся!
– Эй, на судне! Давай концы!
– Отдашь тут концы...
– Хлорософ, в ухо получишь!
– Молчу, молчу...
– Ребята, не зевай!..
Набежала и отступила тяжелая волна, оставив на широкой полосе прибрежной гальки тяжелые туши шести сухогрузов. Солдаты, сразу бросив пререкаться, хрустя сандалиями по камешкам, не спеша, потрусили помогать выгружать долгожданный стройматериал.
Если уж упрямству их предводителей не было никакого разумного предела, и они желали, во что бы то ни стало, продолжать осаду Триллиона до победного конца, то второй десяток лет рядовые воины хоть разменяют в удобных деревянных казармах. А через год, глядишь, еще один бунт – и им разрешат привезти их жен, детей, собак, коз; разведут виноградники, посадят пшеницу и оливковые деревья взамен сожженных сгоряча в первый день осады десять лет назад... Жены потребуют построить библиотеку, театр, стадион, бани, ипподром... Будут приезжать на гастроли самые известные трагики Стеллы. Проводить чемпионаты Мирра. Да мало ли еще чего!.. И отчего бы тогда не поосаждать в таких условиях?.. И вот тогда эти трилионцы сами попросят разрешения открыть ворота и выйти к ним, да только кому они тогда будут интересны!.. Ну, разве только обманутому Мегамемнону...
Командир сотни Криофил Твердолобый решительно направил свои стопы к самому большому кораблю, на носу которого стояли и, судя по всему, готовились к высадке какие-то люди.
– Эй, вы, там, на корабле!.. Кто такие? Чего тут надо? Здесь идет война, и посторонним тут не место!..
Но, не обращая ни малейшего внимания на грозную тираду Криофила, на камни мягко спрыгнул плечистый молодой воин. На руках у него, нервно ухватившись за кряжистую шею, примостился маленький старичок.
Шагнув на сухую гальку, воин бережно опустил свою тщедушную ношу.
– А, Термостат, рад видеть тебя, бродяга, рад видеть! Ты не забыл, что только ради тебя я проделал весь этот путь в душной каюте на двоих с самой страшной морской болезнью, когда-либо испытываемой простым смертным!.. Дай-ка я обниму тебя, мальчик мой... Как ты вырос... Как изменился... Твой прадед гордился бы тобой сейчас, клянусь Меркаптаном!
И дедок, украдкой смахнув набежавшую слезу в взъерошенную бороду, нежно обхватил Криофила в районе бронированной талии.
Праздный наблюдатель, каковых поблизости было в изобилии, мог бы лицезреть в этот момент на лице сержанта целый калейдоскоп самого обширного ассортимента чувств с тех пор, как человеческие чувства вообще были изобретены.
Отвращение, высокомерие, гнев, непонимание, изумление, озарение, восторг, восхищение, благоговение, смущение, раскаяние, стыд... Пожалуй, список можно было бы продолжать и продолжать, и закончить как раз к предполагаемому завершению осады, лет, эдак, через ...цать, или даже ...сят, но тут вмешался Хлорософ.
Он подбежал, брызжа мелкими камушками и осколками ракушек, и со всего размаху, не заботясь о тормозном пути, хлопнулся на колени перед старичком.
– Демофон! О, милостивые боги Мирра!!! Это же сам Демофон!!! Этого не может быть!!! Ребята, бросайте все – скорее сюда!!! К нам приехал Демофон!!!.. Великий Демофон!!! Непревзойденный Демофон!!! Сюда!!! Бегом!!! Смотрите!!!..
Как железные опилки к магниту на листе бумаги в известном опыте, со всех сторон, куда долетал трубный глас Хлорософа, к месту высадки странного пассажира устремился стеллийский народ. Солдаты спешили и толкались, стремясь увидеть самого живого Демофона, если останемся сами живыми, то есть, осада закончится раньше, чем истечет человеческий век, будет что рассказать дома родне и что вспоминать всю жизнь...
Самые горячие головы стали стрелять в воздух.
Стрелы падали на другие горячие головы, после чего им приходилось немного охладиться в холодке и прийти в сознание. Но никто не жаловался.
Сойди сейчас, кажется, на землю Дифенбахий – никто бы на него и не отвлекся, даже если бы тот поразил все войско своими огненными стрелами-молниями, солдата за солдатом...
В случившейся толчее и суматохе никто не обратил внимания, как с того же корабля, подальше от возбужденных почитателей Демофона, в самые волны, спрыгнули еще два человека, и их встретил тот самый воин, высадивший знаменитого старика на трилионскую землю.
Вода захлестнула сапоги Иванушки, и внутри сразу что-то плотоядно причмокнуло и аппетитно захлюпало, но царевич даже не среагировал.
Как завороженный, наблюдал он за феерическим зрелищем встречи.
– Кто это? – отчего-то шепотом спросил он у Трисея.
– Это – Демофон.
– Кто такой Демофон? – не унимался озадаченный Иван.
– Демофон – это наше все, – торжественно объявил тот.
– Демофон... Демофон... – наморщив лоб, забормотал Иванушка. – Демофон...
И встрепенулся, сконфуженно переводя взгляд с Ирака на Трисея и обратно.
– Уж не хотите ли вы сказать, что это тот самый Демофон, который...
– Именно тот самый.
– Не может быть!!!..
– Может.
– Но он же... Ему же... Его же...
– Да.
– И вы всю дорогу молчали об этом!!! То есть, я все это время находился на одном корабле с самим Демофоном, и вы говорите мне об этом только сейчас?!..
– Н-ну...
– О, милостивые боги Мирра!!! Это же сам Демофон!!! Великий Демофон!!!
И Иванушка, сунув переметную суму в руки Трисею, не разбирая дороги, очертя голову кинулся в гущу солдат. С каждым его шагом истерично хлюпали полузатопленные волшебные сапоги, извергая изо всех своих отверстий яростные разноцветные фонтаны и фонтанчики соленой воды.
– Ион, постой, куда ты!.. – растерянно взмахнув руками, последовал за ним Ирак.
Трисей проводил удаляющуюся фигуру взглядом. "Ну, и педилы..." – тихо покачал он головой.
– ...извините, многоуважаемый Демофон, но я вовсе не Термостат, – виновато оправдывался Твердолобый, когда Иванушка все-таки смог пробиться сквозь армию любителей стеллийской литературы. – Вы меня не за того принимаете...