Он уже почувствовал близость нужного человека.
Подожди, моя белая розочка...
Осталось совсем чуть-чуть.
Отрок Сергий возвращался в караван-сарай, где оставил два дня назад Ивана, с чувством малыша, который только что поймал первую в своей жизни рыбу – большущего карася – но вместо невода использовал любимый мамин плащ...
Серебристый конь с золотыми гривой и хвостом послушно шагал за ним, позвякивая при каждом шаге едва ли менее драгоценной, чем он сам, уздечкой, а в замшевой сумке за плечами одиноко болталась волшебная ваза, с виду похожая больше на нечищеный кувшин нерадивой хозяйки. Но калиф сказал, что это не грязь, а благородная патина, и что именно это показывает, какая она старинная, чтобы не сказать – древняя, что придает ей дополнительную ценность, и что лет через четыреста, если ее и далее не чистить, ей просто цены не будет, но для родного брата его ненаглядной Прекрасной Елены ему ничего не жалко, давай еще выпьем этого искристого шербета и раскурим кальян дружбы...
Но Серый с детства помнил предупреждения старого знахаря Минздрава, что курение опасно для нашего здоровья, и предоставил пыхтеть и булькать мутным зельем захмелевшему от свалившегося на него в лице своенравной стеллийки счастью Ахмету Гийядину и его гостям. Сам же, ни на секунду не забывая о простуженном Иване, брошенном ими в какой-то пыльной вонючей дыре, именуемой то ли колонна-амбаром, то ли пелотон-чуланом, на милость прислуги, при первой же возможности, прихватив выторгованные призы, помчался к своему недееспособному другу.
Но шаги его с приближением к сулейманскому постоялому двору – как его там? – все замедлялись и замедлялись, и вся заготовленная заранее и казавшаяся чрезвычайно правдоподобной еще полчаса назад ложь об исчезновении Елены Прекрасной начинала представляться беспомощной и нелепой выдумкой, не способной обмануть даже Ивана.
Оставалось только надеяться, что царевич еще не пришел в себя, и тогда его можно будет погрузить на Масдая, завести на него же коня – ох и ругани-то будет, но не в сапог же его совать!.. – и быстренько лечь на обратный курс. А там, когда оклемается сердешный, уже поздно будет. И забудется эта спесивая взбалмошная Ленка как страшный сон.
Хозяин встретился ему у ворот – он провожал старьевщика с повозкой, наваленной дополна всяким хламом, и, прижимая к груди выменянный на копившуюся месяцами рухлядь медный котелок, одновременно пытался выглядеть, не прихватил ли проныра-коммерсант чего ценного со двора.
Увидав драгоценного коня и одежду его владельца, лопающуюся от золотого шитья и самоцветов, хозяин выкатил глаза, вытянул шею и выронил из рук котел.
– Что ты на меня так таращишься? – свысока удивился Волк. – Лошадей, что ли, никогда не видел, или меня не узнал? Я теперь – деверь калифа Амн-аль-Хасса. Или шурин? Или свояк... Короче, я обменял свою любимую сестру на его любимого коня, которого и вверяю пока в твои дырявые руки. Заботься о нем до нашего отъезда как о себе самом – и мы вознаградим тебя по-цар... по-калифски. Но если хоть волосок упадет с его гривы – ты свою беспутную башку не найдешь больше и с атласом. Понял?
– Все понял, ваше высочество, – поклонился до земли хозяин, а, может, просто наклонился подобрать потерю.
– Исполняйте, – не стал вдаваться в тонкости местного придворного этикета лукоморец, а просто бросил ему поводья, а сам быстрым шагом, чуть не бегом, направился в их с Иваном комнату, на всякий случай морально готовясь к самому худшему – крикам, ссоре, драке, лекции...
Но к тому, что комната окажется пуста, он готов не был.
– Масдай, где Иван? – тревожно озираясь, спросил он.
– Не знаю, – недоумевающе прошелестел ковер с лежанки. – Вчера днем, ближе к вечеру, внезапно очнулся, встал, вышел и больше не возвращался. – Может, пошел вас с Еленой искать?
– Еще этого только не хватало, – состроил страшную мину Волк, развернулся и галопом вылетел во двор.
Хозяина он нагнал около конюшни.
– Эй, хозяин, слышь, как там тебя...
– Маджид, ваше высочество...
– Сергий, между прочим, – неловко сунул руку, свежеукрашенную разнообразными перстнями – подарком "зятя" – для пожатия Волк и чуть не отскочил, когда Маджид попытался облобызать ее.
– Ты че, с ума спрыгнул? – испугано покрутил он у виска. – А ну, прекрати!
– Как прикажет ваше высочество, – с готовностью согласился хозяин.
– Прикажу, – ворчливо буркнул Волк, но тут же добавил, вспомнив, зачем он тут:
– Ты друга моего не видал здесь нигде?
– Больного?
– Да хоть больного, хоть здорового – не видал?
– Нет, не видел, виноват... Я не знал, что за ним... что он встает... Я бы...
– Ну, ладно, не видел, так не видел...
И Серый твердым шагом направился к собирающимся в дорогу купцам.
– Эй, торговый люд, вы тут чужеземца в стеллийской одежде не видали вчера или сегодня?..
Но ни торговцы, ни слуги, ни ремесленники Ивана не видали.
Но тут в голову Серого пришла гениальная, как все простое, мысль, и он быстренько выудил из карманов штанов Ярославнин "иваноискатель".
Ну-ка-ся, ну-ка-ся...
Но приборчик был мертв.
"Может, я его просто придавил сильно где-нибудь? Или он перемерз? Или магия выветрилась? И ничего страшного с царевичем вовсе и не случилось?" – думал, не веря сам себе Волк, устало опустившись на низкую каменную скамеечку у фонтана, откуда был хорошо виден единственный вход в караван-сарай. Он сидел, повернувшись разгоряченным обгоревшим местами, лицом к прохладным струйкам воды и задумчиво подбрасывал случайно завалявшуюся в кармане золотую монетку. – "Может, он пошел погулять в город и немного подзадержался? Или нашел себе приятеля и пошел к нему в гости... Или... Или... Ну, почему, когда его лукоморского высочества нет на месте каких-нибудь полдня, я обязательно должен подозревать самое страшное?.. Может же быть десяток... нет, сотня каких-нибудь совершенно безобидных причин, по которой я не застал его в нашей комнате, когда вернулся! Только почему же это я не могу назвать хотя бы одну?.."
Денежка выскользнула из дрогнувших пальцев Сергия и с едва слышным плюхом упала в фонтан.
"Да еще и вот это!.." – сердито подумал Волк и уже собрался было засучивать парчовые рукава, чтобы достать ее со дна, как услышал за спиной издевательский смешок.
– Рученьки-закорюченьки, да, северянин?
Волк медленно обернулся.
Рядом стоял смуглый до черноты долговязый юнец в чистой дорожной одежде – видно, собирался уходить с караваном.
Серый смерил его взглядом и презрительно хмыкнул.
И этот хмык ясно сообщал всем заинтересованным и не очень лицам, что на его личной шкале таких мелких делений еще не было нанесено.
– Ты, я вижу, тут впервые? – свысока спросил он.
– Да, – вызывающе ответил юноша. – Я из Амальгамы.
– А-а, – снисходительно махнул рукой Волк. – Значит, ты не знаешь.
И отвернулся.
– Чего не знаю?
– Этого поверья.
– Какого поверья? – не унимался тот.
– Старинного. О фонтане.
– О фонтане?..
– Да. Хотя, по-моему, это знают все... В этот фонтан надо бросить золотую монету, если ты хочешь вернуться в Шатт-аль-Шейх еще раз.
– Да?.. – озадачился амальгамец. – А если еще два раза?
– Две золотых монеты.
– А если бы я хотел здесь поселиться?
– Прикинь, сколько лет ты бы хотел тут прожить, и за каждый год – по одной серебряной монете. Ну, и за возвращение – золотой.
– Хм... – юноша хотел сделать вид, что не поверил, но у него не очень получилось.
Серый со скучающим видом снова отвернулся и стал демонстративно заинтересованно разглядывать замысловатой формы трещину в заборе.
Меньше, чем через полминуты он услышал мягкое позвякивание отсчитываемых монет, а затем веселый всплеск.