– На балкон! – возопил ковер. – Да вы видите этот так называемый балкон?! Его носовым платком прикрыть можно! Куда, по вашему мнению, тут опускаться мне?!

– Ковер, милый, придумай что-нибудь!!! – взмолился принц. – Я должен попасть туда! Я обязан увидеть ее! Хотя бы раз – обнять прекрасную Оливию – и умереть!.. Жизнь без нее пуста, как высохший колодец, как сердце палача, как...

Серого передернуло. Еще один поэт! Надо срочно что-то делать.

– Слушай, ковер, а, может, ты в воздухе повисишь, не опускаясь, пока мы на балкон спрыгнем, и подождешь нас?

– Подожду. Если кто-то один на мне останется. Иначе не могу. Так устроен. Извиняйте.

– Ладушки, – согласился Серый. – Тогда я...

Но поймав на себе умоляющий взгляд Иванушки, закончил:

– ...останусь. Целуйтесь там без меня.

– О, Иван, Сергий – я до гроба буду вашим должником – вы возвращаете мне жизнь! – воспрянул Орландо, и надежда с новой силой вспыхнула в его взоре. – Любовь моя, я иду к тебе! Оливия!

И наследники престолов исчезли в дверях.

Сергий остался один, растянулся на ковре, подложив под голову мешок с продуктами, закинул ногу на ногу и стал ждать.

"Минут десять-двадцать... нет, пусть тридцать, у них уйдет на поиски принцессы. Минут пять на целование. Часа полтора – на восторги и объятия по случаю счастливого пробуждения. Надеюсь, что кто-то при этом не забудет отдать приказ вырубить весь это чертополох внизу и начать готовить праздничный пир. А то придется вмешаться. За год скоропортящиеся припасы, скорее всего, уже приказали долго жить, но, принимая во внимание, что птица и всякая прочая живность засыпала вместе со всеми, все равно есть шанс неплохо подкрепиться перед дальней дорогой. С Ивановой кухни ноги протянешь, если прежде не загнешься от его проповедей... Тоже мне... Ум, честь и совесть... Нашелся на мою голову... Принципиальный... А хорошо бы, умей тут готовить расстегаи рыбные... Или гуся с гречневой кашей... Так ведь гречки у них здесь днем с огнем не сыскать. Что поделаешь – дикие люди... А пирожки с капустой и грибами тоже бы сейчас лишними не оказались. Или, например, бананы в шоколаде..." – захлебнулся слюной Волк и полез в мешок за хлебом – утром, едва продрав глаза, спасательная команда вылетела к замку, даже воды не испив – Иван так горел энтузиазмом, что и думать больше не о чем не хотел, а самому Серому стенания безутешного Орландо отбивали весь аппетит, и он уже почти не сомневался, что влюбленный принц не по своей воле покинул родные пенаты, а домочадцы, вылив ему на голову переполнившуюся чашу терпения, выставили его за ворота, заявив, что или они – или эта злополучная принцесса...

Умяв полбуханки и пожалев, что воды у них оставалось так мало – придет царевич, захочет попить, а ему не хватит – отрок Сергий перевернулся на левый бок и постарался уснуть – ведь предыдущей ночью вздохи соланского принца лишили его не только аппетита, но и сна.

Но ему не удалось даже задремать.

– Блямс! – осыпалось где-то совсем рядом стекло.

И то ли послышалось, то ли почудилось:

– Сергий...

То ли шепот, то ли стон...

Волка как пружиной подбросило:

– Иван?.. Иван!.. Иван...

Там, внизу, на балконе, на куче битого стекла, лежал, вздрагивая, Иванушка, и глаза его были закрыты.

Как он вытащил царевича с балкона, умудрившись не покинуть полностью ковер, Серый так потом понять и не смог, хотя в тихие часы перед сном иногда и пытался восстановить эти события в своей памяти. Сумел он вспомнить только, как крикнул ковру – "Погнали отсюда!", свист солнечного ветра в ушах, да недвижимое тело царевича на руках.

Картина пронзительной трагичности, если бы не храп.

– Чтоб тебе пусто было, Иван-царевич! Проснись! Проснись же! А ну, проснись, тебе говорят!!! – Волк изо всех сил мял, тряс и тормошил Ивана, но тот и глазом не моргнул.

– Ты что, разыгрывать меня вздумал? Да, Иванушка? Ха-ха, я попался. Иван, вставай! Я тебе поверил! Да вставай же!.. Что же это с ним... Что у них там случилось?!.. Иван! Дурацкие твои шутки! Ну, сейчас ты у меня вскочишь... Королевич Елисей – болван, придурок, валенок лукоморский!.. Иван!.. Спит... Ах, чтоб провалился этот Орландо со своей зазнобой... Не хотел ведь я тебя туда пускать... Как чуял ведь...

– Куда летим-то, достопочтенный? – не выдержал ковер. – Определитесь сразу, а то потом ведь порешите, что не туда летели, а кому в такую даль везти вас обратно, а? Мне ведь уже не триста лет, не половичок уж поди.

– Чево? – недопонял Серый, некстати отвлеченный от своих горестных мыслей.

– Садиться где будем, говорю!

– Там, – раздраженно ткнул пальцем себе под ноги Волк. – Хоть где. Найди ровное место и сядь. Привязался на мою голову!

– Ах, привязался... Ну, хорошо, – пробормотал ковер и сделал все, как ему было сказано – быстро нашел превосходно ровную поляну и сел.

Не остановило его даже присутствие на месте посадки маленькой избушки.

Хлоп. Бух. Шмяк.

– Хррр...

– Ах ты, тряпкин сын!!!

Серый вскочил, яростно вращая глазами и потирая отбитый бок.

С двускатной крыши, откуда они только что двое и скатились, как черкасское седло со спины тощей коровы свисал их ковер. И если бы Серый мог поверить в это, он бы сказал, что тот удовлетворенно ухмылялся.

– Ну, я тебе еще покажу, одеяло лоскутное! – и, взмахнув многообещающе кулаком и перепрыгнув через поверженную трубу, помчался на храп искать царевича.

Долго разыскивать того не пришлось – он лежал у противоположной стены домика, под крошечным окошком, на маленькой аккуратненькой клумбочке, аккурат посредине, подложив ладошки под щеку, и чему-то счастливо улыбался во сне.

Не долго думая, Волк стукнул в стекло.

– Эй, дома есть кто?

Молчание было ему ответом.

– Эй, хозяева! Не бойтесь! Это мы тут нечаянно!

От второго стука стекло, глухо хрупнув, сломалось.

– Еще лучше... – мрачно пробурчал Серый, осторожно вынимая осколки из рамы. – Теперь только стену повалить осталось – и... и...

Пальцы стали липкими.

Озадаченный разбойник оглядел их со всех сторон – крови, вроде, нет – и, на всякий случай, лизнул.

Барбарис? Дюшес?

Мятная!

Он лизнул еще. На этот раз – стекло.

Так и есть. Леденец. В мармеладной раме. С карамельным наличником. И стены – из пряников "Белочка" с паклей из сахарной ваты между коврижками. Траля – ляля – ляля. А я сошла с ума. Какая досада.

Серый изо всех сил зажмурился, потряс головой, снова растопырил глаза – ничего, и даже хуже. Теперь на краю опушки показалась еще и маленькая старушка в черном.

"Шоколадная, наверно. С апельсиновой начинкой," – истерично хохотнул про себя Волк, последним отчаянным усилием протирая рукавами очи.

Не помогло.

– А, вот и гости ко мне пожаловали, как с неба свалились, – улыбнулась старушка, и удивительно легко для ее возраста ступая, уверенно зашагала к путешественникам.

– Извините, пожалуйста, – беспомощно развел руками Серый. – Мы тут на ваш торт маленько упали...

– На мое... что?

"Старческая тугоухость", – мгновенно поставил диагноз Волк и проорал:

– МЫ ТУТ НА ВАШ ТОРТИК ПРИЗЕМЛИЛИСЬ НЕЧАЯННО!

– И незачем так кричать, молодой человек, – обиженно заявила бабулька. – Во-первых, я не глухая, а во-вторых, это не мой тортик...

– А чей?

– ЭТО НЕ МОЙ ТОРТИК, ЭТО МОЙ ДОМ, К ВАШЕМУ СВЕДЕНИЮ!

– Ну все равно, по-моему, ничего серьезного тут не сломано, чего нельзя было бы поправить за месяц-два ремонта, – вежливо выразил надежду отрок Сергий.

– А что это такое там на крыше? Очень веселенькая расцветочка, конечно, но...

– Не волнуйтесь, сейчас все исправим! – засуетился Серый и дернул ковер за свисающие почти до окошка кисти.

Раздалось шершавое "Ой!", и ковер с грохотом и остатком трубы обрушился на землю, прикрыв собой Ивана.