Как и должно быть в армии, вслед за приказом командира корпуса в тот же день (18 июня) приказ аналогичного содержания (а в первых своих абзацах дословно переписанный с приказа Шестопалова) отдан и во входящей в состав 12-го мехкорпуса 28-й танковой дивизии. Документ примечателен тем, что в нем указан конкретный план-график выдвижения: все марши — ночные, с 5 утра и до 10 вечера части дивизии прячутся на дневку в лесах. [334] Соответствующий документ во второй танковой дивизии 12-го мехкорпуса (23-я тд) имеет название «Боевой приказ № 1», подписан он в 18–00 18 июня. Приказано «марши совершать только в ночное время; в районах сосредоточения и дневок тщательно замаскироваться и организовать круговое охранение и наблюдение». [335] Командир входившего в состав 23-й тд 144-го танкового полка в 8-30 19 июня выпускает уже Боевой приказ № 2; приказано «категорически запретить всему личному составу какие бы то ни было передвижения в районе сосредоточения» . [336]

В 10 часов утра 20 июня дивизии 12 МК, «выполнив приказ № 0033, сосредоточились в указанных им районах » — о чем сообщается в Оперсводке штаба корпуса за номером два. В тот же день Шестопалов выпускает боевое распоряжение, в котором, в частности, указывает на выявленные в ходе марша недостатки: «Красноармейцы при расположении составляют винтовки в пирамиду и, оставив дневального, сами ходят без оружия. Приказываю: Все бойцы в любом месте расположения и сна (!) должны иметь оружие с собой. По прибытии на место машины все заправлять. Навести полный порядок маскировки и боеготовности». [337]

Вечером 20 июня начальник штаба 12 МК полковник Калиниченко отправляет начальнику штаба 28-й танковой дивизии распоряжение следующего содержания: «С получением сего немедленно выслать начальника 2-го отделения в штаб в/ч 9443 (12 МК). На руках иметь карту масштаба 100 000 района Восточной Пруссии (Мемель, Шталлюпенен, Сувалки)». На документе пометка: «Получил в 4.35. Вх. № 47» . [338] Тут еще следует пояснить, что 28-я тд пряталась в лесах западнее Шяуляя, и от района Шталлупенен (ныне Нестеров), Сувалки ее отделяло расстояние в 150–180 км.

Не отставала от наземных войск и авиация округа. Оперативная сводка № 01 штаба ВВС ПрибОВО выпущена в 17–00 20 июня. Без особых эмоций сводка констатирует: «Части ВВС в течение 20.6.41 г. производили перебазирование на оперативные аэродромы, рассредоточение и маскировку матчасти на аэродромах. Боевых действий в течение 20.6.41 г. части ВВС не производили». Эта фраза вычеркнута пером; ниже теми же чернилами вписано: «В каждом полку находится по одной эскадрилье в готовности № 2, остальные занимаются боевой подготовкой». В 5 часов утра 21 июня появляется Оперсводка штаба ВВС № 2. Документ буднично констатирует: «Части ВВС в течение ночи 21.6.41 г. боевых действий не производили…» [339]

После таких приказов и сводок можно уже вполне спокойно брать в руки хранящийся в ЦАМО документ (Ф. 221. Оп. 1351. Д. 201) и читать совершенно феерическую фразу на его первой странице: «Из журнала боевых действий войск Северо-Западного фронта об обстановке, положении и боевых действиях войск с 18 по 23 июня 1941 г.». Кстати, в Подольск для этого ездить не обязательно, документ доступен в весьма качественной электронной копии на сайте «Подвиг народа».

Что же во всем этом удивительного? Два момента. Во-первых, ничего подобного в архивных фондах Ленинградского, Западного, Киевского и Одесского округов (соответственно, Северного, Западного, Юго-Западного и Южного фронтов) обнаружить не удается. Упорно не удается. И это очень странно — как в рамках одной страны и одной армии могла сложиться такая разница в датах и сроках приведения войск в состояние повышенной боевой готовности? Второе и самое главное — почему все эти приготовления никак не отразились на ходе и исходе приграничного сражения в Прибалтике? Шок и растерянность от «внезапного нападения противника» охватили штабы Северо-Западного фронта в той же самой мере, как и штабы всех прочих фронтов. А может быть, и не в «той же». Штаб 11-й Армии СЗФ покинул Каунас и «перебазировался» на восток в полдень 22 июня, поставив тем самым своеобразный «рекорд дня»…

Марш-бросок к Неману

Разгромить левый (южный) фланг Северо-Западного фронта предстояло 3-й Танковой группе вермахта. Накануне вторжения 3-я ТГр имела в своем составе два танковых корпуса: 39-й (7-я и 20-я танковые, 14-я и 20-я моторизованные дивизии) и 57-й (12-я и 19-я танковые, 18-я моторизованная дивизия). Три танковые дивизии из четырех (12-я тд, 19-я тд и 20-я тд) были сформированы осенью 1940 г. на базе пехотных дивизий, никакого «двухлетнего опыта ведения современной войны» там не было и в помине.

Кроме указанных дивизий, в состав Группы также входили: 101-й батальон огнеметных танков, 643-й истребительно-противотанковый дивизион (чешские 47-мм ПТО на гусеничном шасси танкетки Pz-I), 51-й полк реактивных минометов Nebelwerfer, шесть отдельных артиллерийских дивизионов (150-мм и 210-мм орудия), саперные, разведывательные, зенитные подразделения. В первые дни войны, на этапе прорыва приграничных укреплений (немецкое командование предполагало, что их придется прорывать с ожесточенными боями), 3-й ТГр были оперативно подчинены два армейских (пехотных) корпуса: 5-й (5-я и 35-я пехотные дивизии) и 6-й (6-я и 26-я пехотные дивизии).

Характерной особенностью 3-й Танковой группы был незаурядно убогий состав танкового парка. Лучшего, что было на тот момент в вермахте (средних танков Pz-III), ей не досталось ни одного, и предусмотренные по штатному расписанию роты средних танков было вооружены чешскими Pz-38(t) — легкими танками (вес 9,7 т) с противопульным бронированием [117] и 37-мм пушкой. Но даже и этих «могучих машин» в нужном количестве не нашлось, и в качестве линейного танка в трех дивизиях 3-й ТГр использовались пулеметные танкетки Pz-I в суммарном количестве 126 штук; такого летом 1941 г. уже нигде больше не было (в 4-й ТГр «единичек» в танковых полках не было вовсе, во 2-й ТГр их было 18, в 1-й ТГр — 8 шт.). Единственным типом танка, который мог создать некоторые проблемы для ПТО стрелковых дивизий Красной Армии, был т. н. «тяжелый» Pz-IV; в каждой танковой дивизии 3-й ТГр было по 30 танков этого типа.

Не многим лучше был парк колесных машин — не только моторизованные дивизии 3-й ТГр, переформированные из обычных пехотных в последние месяцы перед вторжением в СССР, но и мотопехотные полки танковых дивизий были оснащены пестрой смесью самых разных автомобилей; в большинстве своем это была трофейная французская техника (вплоть до хлебных фургонов), что создавало неизбежные проблемы с обслуживанием, запчастями и проходимостью по российским «дорогам-направлениям». В целом же убогое оснащение 3-й ТГр и ее успешные боевые действия (при рекордно низких к тому же потерях личного состава) могут служить наглядной, в чем-то даже карикатурно-утрированной, иллюстрацией к фундаментальному тезису: воюет не техника, воюют (или не воюют) люди.

На этапе планирования операции немцы упорно (и в конечном счете — безрезультатно) пытались понять — что же на данном направлении собирается делать командование Красной Армии? 16 мая 1941 г. штаб 9-й Армии вермахта подготовил доклад, в котором были даны крайне противоречивые оценки намерений противника: «Интенсивная работа по строительству пограничных укреплений в несколько линий через примерно 5 км, сооружение большого числа ДОТов вдоль границы, а также концентрация крупных сил непосредственно у границы позволяют предположить, что готовится долговременная, фронтальная оборона границы». На полях машинописного документа от руки написано: «Число дивизий, которые предполагает Верховное командование сухопутных войск (3 на 100 км!) восточнее Сувалкского выступа и 5-я тд возле Алитуса не дают основания делать такой вывод».

Восклицательный знак акцентирует внимание на той, очевидной для военного специалиста, истине, что силами трех дивизий нельзя обеспечить долговременную оборону на фронте в 100 км. Далее, на той же странице документа, предполагаются, однако, еще более решительные действия Красной Армии: «Подведение моторизованных и танковых соединений вплотную к границе дает возможность предположить, что при изготовлении немецкой стороны к нападению противник совершит в соответствии со своими тактическими основоположениями (см. приложение 2) превентивное или одновременное наступление с ограниченной целью, дабы сорвать наши приготовления к нападению или помешать им». [340]