— Ну и что? Светлая голова! У семьи есть более насущные проблемы. Перстенек, в конце концов, жене взял бы приобрел. А то паши на вас день и ночь, ни славы, ни денег.

Ему хотелось возразить, что деньги разные бывают, те, что за протирание штанов и за оригинальное инженерное решение!

Но он вдруг поставил себя на место жены и ощутил ее правоту. Боль и стыд вернулись к нему.

— Ты не знаешь торгашей, — слышал он как сквозь воду. — Можешь проститься со своей печкой. И с деньгами тоже.

Если бы она посмеялась сейчас, как прежде, он бы, затаив дыхание, придвинулся, глянул в глаза, и потом бы они наперебой говорили — то, о чем передумали в эти несколько дней, пока пребывали в ссоре, и о том, что стряслось за это время с друзьями и знакомыми.

Если бы она хоть раз заикнулась об его успехе и насмешливо, хотя бы насмешливо процедила: «Поздравляю, Архимед», то он счел бы, что игра стоит свеч. Но этого не произошло, и стальные челюсти опять медленно сжали сердце. Но не с прежней силой. Она по-прежнему не разговаривала с ним, а все необходимые для жизни сообщения передавала через сына, и это уже не тяготило всех, а превращалось в долговременную системную игру.

Через месяц позвонили из магазина. Почему он не заходит, ведь мастер должен вот-вот подъехать, и тогда гарантийный срок автоматически продлится.

Взбрыкалов обрадовался этому звонку, сходил в магазин и познакомился с товароведом Адой Семеновной. Ему было приятно внимание женщины, хотя бы такое специфическое.

— Вы не волнуйтесь, будет работать как часы, — Убеждала его Ада Семеновна, ее имя пугало Взбрыкалова. — Агрегат, конечно, сложный. Вы его немного задели, да? Поддон разбили. Но это не беда. Мы его заменим. Не волнуйтесь. Надо было мастера вызвать, он бы подключил. Холодильник покупаете, так вам же его мастер подключает? Или автомобиль. Но все уладится, честное слово.

Взбрыкалов чувствовал, как заряжается ее энтузиазмом. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не воскликнуть: «Да! Да!» И дело даже не в электронной печке. Дело в нем самом и в этой женщине, которая, быть может, тоже говорит вовсе не о печке.

— Мне бы деньги вернуть, — произнес приободренный Взбрыкалов, делая значительные усилия, чтобы выпутаться из окутывавшей со всех сторон словесной паутины.

— Почему деньги? Мы же договорились.

— Семейные обстоятельства, знаете ли…

— Ну и напрасно. Мне бы так. Но не дарят.

— Хотелось праздника, — Взбрыкалов замялся, но все же выпалил: — Премию особую получил. Я же изобретатель.

— Поздравляю! Поздравляю! Я и не знала, что в Магадане есть изобретатели. А что вы такое изобрели? Надеюсь, не вечный двигатель?

— Новые прокладки для насоса, от них экономия сумасшедшая.

Ада закатила глаза и томно вздохнула. Какая симпатичная женщина, подумал Взбрыкалов и неожиданно выпалил:

— А деньги нужны. Теща у меня умерла.

Как только это ему пришло в голову. Тещу он любил за ее умение печь необычайно вкусные блины с калиной. Каково же было его огорчение, когда жена, встретив на пороге, сказала:

— Знаешь, я улетаю на материк. С мамой плохо. Телеграмма пришла.

Вот накаркал! Раскаянию Взбрыкалова не было предела.

Жена пробыла две недели в родном городе, а когда вернулась, осиротевшие супруги встретились сдержанно, будто бы что-то сломалось. Молодость, что ли…

Взбрыкаловы будто бы забыли об «Электронике», и это была какая-то невротическая забывчивость: если уж не хочешь задеть свою большую беду, не трогай и маленькую. Каково же было изумление изобретателя, когда недели через три позвонила Ада Семеновна:

— Заберите ваши деньги.

Он был рад этой пачечке десятирублевок, будто бы возвращению из опасной зоны старого друга. Вечером он отдал премию жене.

— Ты не расстраивайся, — сказала она с неожиданной печалью. — Они очень ненадежные. Из двух одна с заводским браком. И жарят они плохо. Котлеты осклизлые. Тебя же такие есть не заставишь.

— Да ладно, перетопчемся. Я прокладки изобрел…

— Какие еще прокладки? Вечно ты! Взял бы кран в ванной починил!

Супруги были счастливы в этот вечер и в следующий, не ссорились полгода. Потом он научился заглаживать свою вину цветами. А микроволновку «Самсунг» с биопокрытием и грилем им купил на Новый год сын, когда вырос и стал зарабатывать. Четырнадцать лет прошло со времени «Электроники».

Вот что значат гены, подумал Взбрыкалов. А жена, имеющая, как и Взбрыкалов-старший статус безработной уже восемь месяцев, почему-то расплакалась.

Пробежав десяток метров, Мстислав Васильевич Чудецкий оттолкнулся, распахнул плащ и плавно набрал высоту. Летелось легко, не считая покалывания в пояснице. Вот и ладненько, следовательно, я не птица, у них радикулита не бывает. Только бы голова не закружилась от высоты, а так все великолепно. Но если не птица, то почему же летаю? На каком, простите, основании? И без удостоверения. Штрафанут чего доброго. Или арестуют на пятнадцать суток сгоряча. Правда, у пешеходов тоже никаких удостоверений нет. Его вполне можно приравнять к пешеходам. Ну не к гужевому же транспорту. И не к собачьей упряжке.

Только так подумал и улыбнулся, стало его подбрасывать, как телегу на кочках. Воздушные ямы. Если бы пассажиром в самолете, так ремни пристегнуть — и все. В рот леденец. А тут как? Не за что уцепиться. Держись за воздух. Утомительное занятие. А ведь летчиком хотел стать. Сорок лет назад. Господи! Здоровье когда-то было, сила, когда мать на руках носила.

Мстислав Васильевич, осторожно вращая глазами на окаменевшей голове, огляделся вокруг и чуть не сорвался в штопор, вздрогнул всем телом и начал терять равновесие. Cходились и расходились разноцветные круги и сегменты, набегали квадраты и треугольники, соединялись прямыми и сопрягались кривыми линиями. То был парк с галечными дорожками, мраморными женщинами и причудливыми клумбами. Мстислав Васильевич почувствовал себя умиленным, то есть у него защипало в носу.

Но если чихнуть, недолго и сверзиться. Чертовски трудно удерживать равновесие. Как на велосипеде, катясь по проволоке под куполом цирка. А платок начнешь доставать, так подъемная сила плаща может резко понизиться, и съерашишься, как пить дать! Что ж, придется шмыгать носом, терпеть во что бы то ни стало, пока не почувствуешь почву под ногами. Или хотя бы воду, она тоже держит. Правда, чихать в воде он ни разу не пробовал. Говорят, можно утонуть в ложке воды. А тут в соплях, того и гляди, захлебнешься.

Он приземлился у бамбуковой беседки. Даже сквозь насморк одуряюще пахло розами. В носу защекотало так, что вся наличная кровь прилила к лицу. Мстислав Васильевич глянул по сторонам и, не найдя ничего подозрительного, с наслаждением чихнул. Сдвоено, будто выстрелил из небольшого двуствольного пистолета.

Тотчас он проснулся, сел на постели и чихнул еще раз, так же громко, но уже безо всякого удовольствия. В комнате позвякивали стекла, пастушьей дудочкой дребезжала отклеившаяся от оконной рамы бумага. Пахло соленой плесенью и еще чем-то неприятно странным.

— Бюро добрых услуг, — пробубнил Мстислав Васильевич, и голос его был просевший, как майский сугроб. Пурга обеспечивала ему насморк с доставкой на дом. Или в полете просквозило?

Мстислав Васильевич привычно подшучивал над своим немолодым, поскрипывающим, как сухое дерево и побаливающим телом, и ему нестерпимо захотелось вновь ощутить себя летящим, переполненным тонкой особой молодой радостью, которая лежала на чашке весов его сна, а на другой был тотальный всеклеточный ужас.

Он вытянулся в постели, закрыл глаза и затаил дыхание, сосредоточив всю силу своих мыслей, все воображение на полете, помогая себе напряжением лицевых мышц. На какое-то мгновение ему почудилось, что руки, ноги, а затем и все тело стало совсем легким, невесомым. Как знать, может быть, сей достойный муж смог бы оторваться от земли, если бы не неожиданное препятствие: совершенно явственно он ощутил резкий запах дыма. Замкнуло! Пахнет горелой изоляцией! Чудецкий принюхался, и когда пурга дохнула во все щели, понял: сна ему больше не будет. Он дернул шнурок торшера и с удовольствием зажмурился от света. Боже правый, и провода не порвало ветром, есть чему радоваться. Яркий свет отгородил его от эфемерных впечатлений сна, полет на плаще вызвал у него улыбку. Но при том ветре, который пришел в Магадан с юга, впору летать не только на плаще, но и на носовом платке.