Садовник выкапывает столб, и сны начинают докучать Анструтерам, а по усадьбе разносятся нечеловеческие вопли. Наконец хозяйка, проходящая в одиночестве по саду, замечает в самшитовом кусте жуткое лицо — гладкое, розовое, похожее на карнавальную маску. Его глаза закрыты, рот разинут, а между губами торчит один-единственный зуб.

Из приходских книг напуганные хозяева узнают, что в XVII в. в Уэстфилде проживал ушедший в отставку «сэр, лорд-главный судья времен царствования Карла II». После его смерти приход Уэстфилда охватило волнение, и дабы похоронить судью, собрались все окрестные священники. Они погребли тело, вбив столб «в поле, граничащее с церковным двором Уэстфилда». Местный викарий конца XVII в. добавил к этому сообщению запись: «Quieta non movere» («Не тревожьте спящего»).

Джеймс, несомненно, имел в виду поместье Вилд в городе Брентвуде (Эссекс), которым с 1668 г. владел судья сэр Уильям Скроггс (1623–1683). По отзывам современников, Скроггс был человеком бессовестным, грубым и несдержанным. Его деяния вошли в историю как образец судебной несправедливости. В 1678 г. он был назначен лордом-главным судьей и проявил свои дурные наклонности в ходе ведения процесса о так называемом папистском заговоре. В апреле 1681 г. Карл II сместил его с должности с предоставлением пенсиона. Судья умер 25 октября 1683 г. в своем лондонском доме и был погребен в церкви Святого Петра по соседству с усадьбой Вилд. Писатель нарочно противопоставил дух Скроггса, судившего католиков, мнимым папистам-нечестивцам из народных легенд.

В рассказе «Вид с холма» (1925), несмотря на заверения Джеймса о воображаемом месте действия, скорее всего, обрисованы окрестности фермы Вуд-лэндс (Херефордшир), где писатель гостил в 1906–1929 гг. у Гвендолен Макбрайд и ее дочери Джейн, которых он опекал. Имена деревень и церквей в рассказе полностью выдуманы, однако под видом Фулнакер-ского аббатства, похоже, выступает бывший приорат Килпек со знаменитой романской церковью, находящейся в 2,5 км от фермы. Здешний Холм Висельника (Gallows Knapp; искаженное knap — «вершина холма») расположен в километре от Килпека. Это название присутствует в рассказе. Из леса на холме герой, мистер Фансшоу, еле выбрался, преследуемый духом мистера Бакстера, повешенного здесь мертвецами за свои оккультные опыты с их костями. Но почему реальный холм так назван, в точности неизвестно.

В исследовании, посвященном английским аббатствам (1926), Джеймс рассказал о монастыре Серн (Дорсет) около деревни Серн Эббас, по его мнению, основанном в 987 г. в качестве противовеса «злому старому гиганту» на соседнем холме Трендл. Под гигантом подразумевается геоглиф, известный ныне под именем «Великан из Серн Эббас». Имея размеры 55 м в высоту и 51 м в ширину, гигантская фигура эрегированного мужчины вырезана на склоне холма посредством траншеи 30 см шириной и примерно такой же глубины. Траншея проделана по траве и земле, в результате чего оголился мел.

Происхождение фигуры и ее возраст пока не определены. По разным версиям, она ассоциируется с кельтским божеством солнца или плодородия, римским Геркулесом и саксонским богом неба Тиу. Так как первое письменное упоминание о фигуре относится к 1694 г., есть мнение, что она появилась незадолго до этой даты (предполагают даже, что это пародия на Оливера Кромвеля, выполненная в 1650-х гг.). Тем не менее гигант занял важное место в фольклоре Дорсета. Согласно поверью, записанному в Викторианскую эпоху, женщина, заснувшая на фигуре, будет благословлена на плодовитость, а заснувшая на изображении пениса гиганта сможет исцелиться от бесплодия.

Изучивший историю гиганта Джеймс полагал, что он принадлежит к языческим временам. В рассказе «Званый вечер» (1925) увлекающийся древними верованиями мистер Дэвис и его молодой друг ежемесячно ходят на холм с вырезанной на нем фигурой «старика». Обоих позднее находят мертвыми (Дэвиса — в доме, юношу — в лесу) со следами ритуального убийства или самоубийства. Трупы хоронят не на церковном кладбище, а на перекрестке дорог. Когда их везут туда, на лужи крови, капающей с тела Дэвиса, слетаются жирные черные мухи, которые затем поднимаются тучей и скрываются в доме покойного. В дальнейшем призрачные мухи обитают на пепелище сожженного крестьянами жилища колдуна. Церковный служка характеризует это явление как «Повелитель мух» — буквальный перевод с древнееврейского имени бога Бааль Зевув (Вельзевул), сопоставляемого христианами с дьяволом. По описанию на него похожи кельтский бог сельского хозяйства и виноделия Суцел-лус и ирландский бог-друид Дагда. Очевидно, кто-то из них изображен в виде «старика на холме».

Наступил момент подведения итогов. К проблеме правдоподобия мы возвращаться не будем. Об этом довольно сказано во вступлении, а при обзоре английских привидений как культурного феномена достоверность рассказов о них серьезной роли не играет. О мнении автора читатель, надеюсь, составил представление по тому насмешливо-ироническому тону, который сопровождает большую часть вышеизложенных легенд.

Нет нужды систематизировать способы появления привидений и места их обитания. Благоприятная для призраков обстановка и вызванный ими страх великолепно переданы в художественной литературе, а в тех фольклорных сказаниях, которые я попытался проанализировать, это направление слабо развито, ведь они посвящены главным образом прижизненной судьбе духов. Почему так произошло, мы поймем чуть ниже.

Впрочем, некоторые приемы, выработанные английским фольклором за последние столетия, я постарался отметить, среди них — кости, спрятанные в стене за камином или под плитами пола; черепа, бережно хранимые в доме; оживающие фамильные портреты; водоемы со злыми духами; кареты с безголовыми лошадьми и адскими псами. Можно лишний раз подчеркнуть то значение, что имеют для будущих привидений окна и башни, потайные комнаты, подземные ходы. Но и средства, помогающие людям умереть, ничто по сравнению с причинами, вызвавшими смерть.

Каковы же, если допустимо так выразиться, личности английских привидений, свод преданий о которых начал складываться в XVI–XVII вв.? В глаза прежде всего бросается трагичность их судьбы. Это почти всегда жертвы, организаторы и участники преступлений — случайных и предумышленных.

Среди призраков исторических деятелей, за исключением членов королевской семьи, преобладают казненные и убиенные, будь то узники Тауэра, христианские мученики из Гластонбери, Чартерхауса, Уордли и Смайтлса, евреи из Норка, Эдуард II, Пирс Гавестон, Саймон Садбери, а также погибшие в сражениях, во время осады или эпидемии. Иногда личность убитого полностью выдумана (отец Бенедикт из Вестминстера), а иногда выдумана его смерть (Прекрасная Розамунда, Мэри Бэнкс из Корфа, Бланш Арунделл из Уардора). Но и в этих случаях рассказ о нем демонстрирует нравы прошлого по аналогии с «человеческой» кожей на дверях зданий.

Другая категория страдальцев — лишенные свободы. Она включает в себя заточенных в темницу (Элеонора Бретонская, Жанна Наваррская, герцогиня Глостер, Мария Стюарт), замурованных в стенах замка (Мэри Ле Муан из Барнвелла, Элеонора де Померой) или монастыря (Констанция де Беверли из Уитби и прочие монахини), запертых в доме (Дороти Уолпол из Рейнема и множество безымянных жен и дочерей). Поскольку читателя и слушателя особенно завораживали муки жертвы, эту категорию составили почти сплошь женщины — хрупкие и нежные создания. Даже когда пострадавшим оказывался юноша (например, сын хозяина усадьбы Астон), его подменяли девушкой (дочерью).

Вслед за женщинами издевательствам подвергаются убитые и запертые дети. Мучения самих детей (мальчик и девушка из Чиллингема, Элеонора Синглтон из Чинг-ла, Аннабель Лей из Арретона) дополнены наказаниями их мучителей (Свирепый Билл из Литтлкота, мачехи из Бишема, Наннингтона и Фарингдона).