Нед оставил их заниматься своим делом.

Он вошел внутрь арены и стал бродить между скамей, глядя на сверкающий внизу песок. Сегодня на этой арене проводят бои быков. Все изменилось, ничего не изменилось: огромные толпы людей приходят сюда наблюдать за боем.

В Средние века, как утверждал путеводитель, в этих изогнутых стенах находилось нечто вроде гетто, жалкие, полуразрушенные хижины внутри сооружения, прославившего могущество Рима. Если вы склонны к иронии, то это для вас, подумал Нед. Ларри это определенно понравилось бы.

Нед посмотрел на сделанный художником набросок тех средневековых трущоб в книге, которую дала ему Мелани. Интересно, каково это: жить в мире погруженным на такую глубину, бороться только за то, чтобы выжить, когда вокруг тебя поднимаются ввысь эти свидетели славы, нависают над твоими жалкими, полуразрушенными стенами.

Несомненно, здесь невозможно было почувствовать, что мир развивается или становится лучше с годами, решил он. В книге рассказывалось, что однажды, во время вспышки чумы в этом месте, городская стража Арля окружила арену, и солдаты убили всех, кто пытался выбраться из трущоб.

Возможно, сегодня мир стал чуточку лучше, думал Нед. Во всяком случае, некоторые его части.

Пробираясь вдоль рядов, он обошел по кругу арену и подошел к коридору, из которого выпускали быков. Здесь ему удалось спуститься вниз, и он перепрыгнул через барьер на песок.

Внутри арены находились люди, в том числе — большая группа японских туристов, но кажется, никто не собирался его прогонять. Он увидел, что люди его фотографируют. Иногда у него возникала эта мысль: как мы оказываемся лицами фона в фотоальбоме какого-то чужого человека или на его слайдах.

Если бы он был помладше, он мог бы представить себя гладиатором или тореадором, но не в пятнадцать же лет, на глазах у других людей. Он просто бродил там и наслаждался солнцем и огромными размерами этого сооружения. Древние римляне были инженерами и строителями, так сказал отец по дороге сюда: дороги, храмы, акведуки, арены. Что бы вы о них ни думали, этого у них не отнять.

Нед подумал о том, была ли здесь Кейт Уэнджер, видела ли это место. Он хотел позвонить ей, но вспомнил, что сегодня она на уроках в школе. Кроме того, прошло слишком мало времени, и такой звонок был бы явно неуместным.

Но мысль о том, как она сейчас сидит на уроке, заставила его улыбнуться. Он и сам сидел бы в такой час в школе, если бы не уехал. Ему не хотелось, чтобы отец обрадовался, узнав об этом, но Нед вынужден был признать, что тут гораздо лучше.

Он достал собственный фотоаппарат «Кэнон» и сделал пару снимков. Он пошлет их Ларри и Вику по е-мейлу и спросит, как прошел сегодня урок биологии и много ли им задали на дом. Может быть, попросит Стива сфотографировать его в бассейне у виллы и отошлет им снимок. Им незачем знать, что в бассейне ледяная вода. С такими друзьями приходится ловить момент, когда ты на коне.

Нед несколько секунд это обдумывал. Ловить моменты, когда ты на коне: мистер Друкер назвал бы это смешанной метафорой, и может быть, снизил бы за это оценку. Нед улыбнулся про себя. Мистер Друкер сейчас по другую сторону океана.

Они пообедали в ресторане с террасой, выходящей на развалины древнеримского театра, в центре города. Оливер Ли, автор текста книги, присоединился к ним. Он жил за городом, к северу от Арля.

Ли было за шестьдесят, высокий, помятый и сутулый, мешки под выцветшими глазами, очки для чтения на цепочке на шее и длинные, не слишком послушные седые волосы, которые торчали в разные стороны, отчего он выглядел испуганным. Он часто запускал в них пальцы, и они становились еще более растрепанными. Он носил куртку и галстук в диагональную полоску и курил трубку. Галстук и куртка были усыпаны пеплом. Создавалось впечатление, что он играет роль английского писателя.

Однако он оказался забавным, хорошим рассказчиком. По-видимому, много знал о вине и еде Прованса. И еще был знаком с шеф-поваром, который поспешно вышел поздороваться с ним и с энтузиазмом расцеловал в обе щеки. Французское произношение и грамматика Ли оставляли желать лучшего — удивительно, ведь он здесь прожил тридцать лет. Почти все глаголы он ставил в настоящее время. Его это огорчало. Он называл свой язык «франглийским».

— Мое поколение — упрямые бритты, — сказал он. — Все еще жалеем, что отдали Кале французам пятьсот лет назад, слишком высокомерны, чтобы потратить время и как следует выучить другой язык. Считаем почти достоинством неправильную грамматику.

— Зачем вы тогда здесь поселились? — спросил Эд Марринер.

К нему вернулось хорошее настроение. Очевидно, утро оказалось плодотворным. Выпив один бокал вина, он перешел на воду, поразив англичанина, но ему предстояло работать во второй половине дня.

Оливер Ли махнул рукой в сторону сверкающего мрамора древнеримского театра через дорогу, где возвышались редкие сосны среди разбросанных камней и темно-зеленой травы.

— Солнце и вино, руины и оливы. Древнее, всезнающее море в часе езды отсюда. И трюфели! Вы пробовали здешние трюфели?

Отец Неда покачал головой и рассмеялся. Ли отпил половину третьего стакана вина и приветливо улыбнулся, теребя свою трубку.

— В основном из-за солнца, имейте в виду. Вам когда-нибудь приходилось прожить зиму в Оксфордшире?

— А вы попробуйте прожить зиму в Монреале! — ответила Мелани.

Оливер Ли повернулся к ней.

— Если бы вы встретили меня там, а я был бы хотя бы на десять лет моложе, дорогая, я бы охотно попробовал прожить зиму в Монреале.

Нед моргнул, потом еще раз. Мелани покраснела!

— Вот это да! — сказал Грег, глядя на нее. — Это впечатляет! Никогда не видел, как она это делает.

— Ты, помолчи, — сказала Мелани, глядя в тарелку.

— Интересно, — заметил отец Неда, поглаживая усы и прикрывая улыбку рукой. — Это на вас так зеленые прядки в волосах действуют, Оливер? А люди знают о ваших пристрастиях?

— Украшения были самыми разнообразными на протяжении веков, — беззаботно махнул рукой Оливер Ли. — Мои предки раскрашивали себя в синий цвет, вайдой. Глупо жениться на привлекательной внешности. — Он хихикнул. — Зеленые волосы — вопрос исключительно стиля и выбора женщины, а когда у нее такие глаза, как у вас, Мелани, она может делать любой выбор, какой пожелает.

— Вот это да! — опять сказал Грег. — Гм, она не замужем, знаете ли. И она читала кое-какие ваши книги.

— Заткнись, Грегори! — с тихой яростью сказала Мелани, по-прежнему не поднимая глаз.

Нед никогда не обращал внимания на глаза Мелани. Они зеленые, осознал он. Интересно, подумал он, может быть, цвет этой прядки в волосах и даже цвет чернил выбраны в тон. Женщины так часто делают.

— Мистер Ли, вы слишком любезны. Вы меня сегодня заставите потерять фокус, — произнесла Мелани наконец, поднимая взгляд и глядя на писателя. — А это плохо для фотосъемки! — Румянец еще не сошел с ее лица.

Ли рассмеялся и тряхнул своей лохматой седой гривой.

— Вынужден усомниться в этом, хотя с вашей стороны очень любезно так говорить. Я просто старик на солнышке среди развалин, который отдает должное вашей юности и красоте.

«Неужели люди действительно говорят такие вещи?» — удивился про себя Нед.

Очевидно, говорят, во всяком случае, в кругу Оливера Ли. Пришел официант забрать тарелки. Остальные заказали кофе.

— Поеду домой, не буду вам мешать, — сказал Ли отцу Неда. — Вам ни к чему, чтоб я спотыкался о вашу аппаратуру или забрел в кадр.

Нед решил, что этот человек играет роль, что это поза для публики. Глядя на отца, он увидел, что тот думает так же и явно забавляется.

— Мы будем рады, если вы останетесь, — сказал Эдвард Марринер. — Мелани может помочь вам не попасть в кадр. Мы собираемся поехать в монастырь Святого Трофима.

— А! Хорошо. Вам надо сфотографировать восточную и северную стороны, — посоветовал Оливер Ли, внезапно заговорив деловым тоном. — Если остальные элементы… свет и тому подобное… вас устроят, конечно. Барельефы на колоннах с той стороны — прекрасны и удивительны. О них сложены легенды.