Кесси спасла его от неприятной церемонии. Выговорившись, она демонстративно повернулась к нему спиной. Но не прошло и пяти минут, как она вновь задрожала.

— Господи, ты переупрямишь даже осла, янки! Утверждаешь, что не замерзла, а сама только и делаешь, что дрожишь, — прорычал он. — Ну-ка иди ко мне, иначе тебе ни за что не согреться. Ведь так и мне не удастся выспаться.

Он обнял ее и притянул к своему боку, властно пристроив ее голову на своей груди. А сам немного удивился, что она не стала на этот раз сопротивляться, а ее хрупкое тело, кажется, с готовностью прильнуло к нему. С обреченным вздохом она свернулась калачиком, устроив поудобнее голову на его груди, словно это была самая привычная для обоих поза. Словно они так и спали всю жизнь.

Жесткие курчавые волоски щекотали щеку, но Кесси не имела ничего против этого: его руки были такой теплой и надежной гаванью, что отказываться от них в штормовую ночь было просто безумием. Понемногу жар его тела согрел и ее. Дрожь прекратилась, мышцы расслабились, а дыхание стало более глубоким. Она погрузилась в сон.

Как всегда, Габриэль проснулся утром первым. Золотистые, искрящиеся лучи утреннего солнца проникли в иллюминатор, но он не вскочил по привычке с кровати. Вместо этого он позволил себе насладиться ощущением мягкого женского тела, уютно прижавшегося к нему.

Кесси ни разу не пошевелилась за ночь. Он стиснул зубы, вспомнив заношенную чуть не до дыр и противно мокрую шемизетку, которую стянул с нее, прежде чем отправить девушку в кровать. Какая все же нищета: не шемизетка, а одна видимость! Он был уязвлен оттого, что у его жены всего два платья, и те заслуживали одного — сожжения, что он и собирался сделать в самое ближайшее время.

Мысленно браня себя, ибо прекрасно понимал, что вскоре пожалеет о содеянном, он все же стянул с Кесси одеяло и слегка отодвинулся, чтобы получше рассмотреть ее. Медленно и неспешно он обвел ее взглядом, впитывая каждый изгиб ее тела. В конце концов, он мужчина, а не ангел безгрешный, и излучаемое ею физическое очарование заставляло его забыть даже об остром язычке женушки, который он сразу недооценил.

Волосы ее в беспорядке разметались по подушке, и поза позволяла увидеть все, что его интересовало. Красивой формы руки и ноги, а кожа чистая и гладкая, нежного бледно-кремового оттенка. С начала их путешествия через океан она слегка прибавила в весе, удовлетворенно заметил он. И все же Кесси невероятно хрупкая — былинка, да и только. Он мог бы обхватить оба ее запястья одной рукой.

Кровь прилила к его лицу жаром возбуждения. Да-а, его никак не назовешь равнодушным к женским прелестям янки. Глаза его остановились на вишнево-красных сосках, венчавших маленькую, но совершенной формы грудь. Треугольник рыжевато-золотистых волос охранял ее женскую суть. Желание опрокинуть ее на спину, вонзиться в нее напряженной плотью и почувствовать, как ее мышцы туго обхватят его влажным жаром, на мгновение пересилило все доводы рассудка.

Он попытался напомнить себе, что их брак — пустая формальность и лишь чуть лучше, чем женитьба на Эвелин. И хотя это был его собственный выбор, гордиться было нечем. Внутренний голос тут же предостерег его: не следует превращать фиктивный брак в настоящий. Это чревато многими сложностями и неприятностями. Но что такое голос разума против мощного зова плоти? Мужской инстинкт убедительно нашептывал ему, что любить ее будет весьма приятно… Какое там отвращение, когда девочка просто персик! Слава Богу, что Габриэль давным-давно научился властвовать над своими страстями и эмоциями.

Но тянущее чувство в паху не проходило, настырно заставляя мозг изыскивать уйму доводов в пользу того, что брак признается действительным лишь тогда, когда союз на бумаге скреплен союзом в постели.

Он легонько развернул Кесси, и она вытянулась вдоль его тела. Руки его бессознательно измерили ее невероятно узкую талию. Сонная, сладкая и мягкая, она чуть приоткрыла губы, словно безмолвно приглашая его.

На них-то он и уставился.

— Янки… — еле слышно прошептал он.

Кесси пошевелилась Ее ресницы затрепетали и веки чуть приоткрылись. Казалось, время остановилось, и она никак не могла понять, почему на нее смотрит этот красивый мужчина с каким-то мрачным весельем во взгляде Глаза ее расширились, когда она с ужасом поняла, что лежат они, тесно прижавшись друг к другу — и оба обнаженные! Она ощутила жесткую поросль волос на его ногах. А уж о том, что еще чувствительнее прижималось к ней в области живота, она и думать не смела…

Кесси тут же протиснула меж их телами ладони, пытаясь оттолкнуть его. Но Габриэль даже не шелохнулся. Наоборот, он напрягся и прижал ее к себе еще теснее.

— Что за глупые капризы, янки? В таверне ты не противилась моим объятиям.

Он запустил пальцы в ее волосы, затем обхватил ладонями ее личико и заставил взглянуть в глаза.

— Ну же, девочка, хватит ломаться! Что значит такой пустяк, как поцелуй между мужем и женой?

— Но вы добиваетесь не поцелуя, а гораздо большего! Она снова попыталась оттолкнуть его, но безуспешно. Его тело попросту вжало ее в матрас.

— Ого, у нас налицо прогресс! Теперь ты настолько хорошо знаешь меня, что угадываешь мои желания!

Кесси прекратила бесполезные тычки в его плечи, лишь потемневшие от гнева глаза продолжали пылать. Как же она ненавидела его сарказм!

Кесси никогда не считала себя слабой и беспомощной, но на этот раз поняла: она загнана в угол, он ни за что не отступит от задуманного. Ее обуял тошнотворный страх. Даже ладони взмокли, когда поняла, что ей не остается ничего другого, как сдаться на его милость. И тут он вдруг ее отпустил.

Она отодвинулась к стене и прикрыла одеялом грудь. Он никак не прокомментировал свой поступок, лишь оперся на локоть и стал внимательно смотреть на нее. Сердце Кесси тревожно заколотилось. Она ни на йоту не доверяла ему, потому что логика его поступков была ей недоступна. Что он думал и почему поступал так, а не иначе — оставалось для нее тайной за семью печатями. И он пугал ее, лежа вот так на боку, не произнося ни слова и не сводя с нее глаз. А ведь на ней ни лоскутка одежды, и лишь одеяло как-то скрывало ее обнаженное тело.

— Наш брак, — вдруг заявил он хриплым голосом, — и не был скреплен, как полагается. И любой из нас сможет аннулировать его, стоит только захотеть. И это положение надо исправить до того, как мы прибудем в Лондон.

Кесси побелела. Мысли ее забурлили так же, как волны во время недавнего шторма. Неужели он предлагал ей… Она разжала губы:

— Но… вы же обещали… Вы сказали, что нам незачем… Вы обещали, что оставите меня в покое!

— И кажется, погорячился. — Тон его был жестким и непререкаемым. — Я не позволю, чтобы кто-то мог поставить наш брак под сомнение.

Сердце Кесси от страха ухнуло куда-то в пропасть. Он потянулся к ней рукой. Она в оцепенении смотрела, как его наглый палец очертил контуры ее груди поверх одеяла.

— Я очень нежный любовник, янки, — мягко проговорил он, словно решив успокоить ее.

— Возможно. Но моим любовником вам не быть! — Она беспомощно, по-детски замахнулась.

Он перехватил ее руку. И сразу стало ясно, что их спор не что иное, как попытка доказать, чья воля сильнее.

— Мой поцелуй был тебе приятен, янки. Сознайся!.. Ведь не будешь же ты отрицать очевидное?

Ее грудь взволнованно заходила ходуном, хотя она и пыталась не допустить прикосновений к его мускулистой груди.

— Он не только не был приятен, он еще был и навязчив.

Это было, конечно, ложью. Его поцелуй в таверне вызвал в ней ощущение странной сладости, но она прекрасно понимала, что любая попытка продолжить в том же духе окажется жуткой и унизительной.

В глазах Габриэля сверкнула злость, однако голос его остался спокойным и равнодушным:

— Извини, янки, но ни за что не поверю, что я такое чудовище, каким ты меня пытаешься изобразить. Господи, да в Лондоне многие женщины отдали бы состояние за то, чтобы заменить тебя в моей постели!