— Сын, это когда тетя живет с дядей, чтобы прикарманивать его зарплату.

— Брак, Васятка, это когда тетя работает рабыней у дяди.

— Правильно, сынок. Я только добавлю, что рабыня целый день бегает по ателье, уволить ее запрещает нарсуд, а продать — никто не купит.

— Состоять в браке, Васильчик, это связаться с ничтожеством и делать вид, что живешь с мужчиной.

— Состоять в браке, сынку, это связаться с теткой и делать вид, что живешь с женщиной.

— Вась, вступить в брак может только женщина без царя в голове.

— Ха-ха-ха, сын. Наконец-то мы слышим признание насчет собственной головы. Между прочим, мужчина может вступить в брак только в сильную жару, перегрев темечко.

— Хэ-хэ-хэ, Василек. Наконец-то мы слышим признание насчет темечка. Кстати, состоять с ним в браке — это значит состоять на учете в психиатрическом диспансере.

— Состоять в браке, сын, это значит интеллигентному человеку беседовать с дружинниками по поводу разбитой тарелки в собственной квартире.

— Интеллигентный человек, Василек, не будет бить тарелку из сервиза, а разобьет тарелку подешевле.

— Интеллигентный человек, сын мой, будет бить именно ту тарелку, которую ему наденут на голову.

— Ни одна женщина, Василек, не утерпит, когда ее макароны назовут веревками.

— А мужчина, сын мой, обязан их жевать, хотя второй год просит испечь блинов.

— В былые времена, Василек, если мужчина хотел блинов, то ехал на мельницу за мукой.

— У меня, сын мой, нет лошади, чтобы поехать на мельницу…

Длинный звонок прекратил нарастающий распад семейных альфа- и бета-частиц. Папа открыл дверь. На пороге стоял Вася.

— Как?! Разве ты вышел? — удивился папа, судорожно завязывая галстук.

— Куда ты выбегал? — спросила мама, надевая шляпку.

— Я из школы — четыре урока было. Мам, обедать будем?

Молодые супруги Теперины прожили два года, но детей не имели по той причине, что от них много пыли.

Однажды они заскучали. В кино уже ходили, телевизор показывал симфонии, а ужинать было еще рано. В общем, заскучали. Грибов замариновали, из них банку съедобных, челышей. Впереди было два выходных. Капусты нашинковали бочонок и под камень положили, и на камне написали «Капуста кислая». Какое-то межсезонье: в футбол уже не играют, в хоккей еще не начали — вот симфонии и показывают. Варенья плодоовощного сварили три пуда, правда один пуд прокис — сахару пожалели.

По всему по этому Лариса (жена) включила третью программу и начала смотреть передачу для домохозяек «Как варить шелкоперых рыб, двоякодышащих». А Те-перин подошел к окну и посмотрел туда. Оттуда, с панели, на него глядел шерстистый пес. Он заинтересованно вилял хвостом, словно Теперин был не молодой мужчина, всего насоливший и насушивший, а его знакомый кот.

— Лара, — радостно ожил Теперин, — нам надо завести собаку.

Жена выключила шелкоперых рыб, двоякодышащих.

***

Супруги Теперины вошли в Клуб собаководства, весело подталкивая друг друга.

— Садитесь, — строго предложила старая женщина в очках и закрыла иллюстрированный журнал «Собачья жизнь».

— Да нам только собачку купить, — сказал Теперин, усаживаясь из вежливости.

Женщина усмехнулась, и ее громоздкие очки встали на переносице дыбом.

— Держание собаки, молодые люди, ответственное дело. Мы еще не каждому продаем. Это не коровой обзавестись.

— Да нам не корову, — разъяснила Лариса. — Нам собачку.

— Корову и ставить некуда, — поддержал супругу Теперин. — А вы разве коровами торгуете?

— Мы заинтересованы, чтобы собака попала в хорошие руки. — Женщина поправила очки, не ответив на вопрос, но задала свой: — Сколько человек в вашей семье и какие жилищные условия?

— Нас только двое, — сообщила Лариса. — Квартира двухкомнатная, отдельная, с санузлом.

— Учтите, что на кухне собаке жить нельзя, — предупредила женщина.

— Не беспокойтесь, — заверил ее Теперин. — Да и кухня занята.

— Чем занята? — подозрительно спросила женщина.

— Там теща живет, — сообщил Теперин.

Видимо, в таких случаях и говорят, что у человека

глаза долезли на лоб, — только у женщины полезли на лоб очки.

— Вы же говорили, что вас двое? — удивилась женщина.

— Двое и есть, — подтвердил он, ничего не понимая. — Два человека и теща. Да вы не беспокойтесь. Где оно захочет, там и будет жить.

— Кто… оно? — еще подозрительнее спросила женщина.

— Псина, — объяснил Теперин.

— А теща животных любит? — мрачновато поинтересовалась собаковедка.

— Кто ее знает, — неопределенно ответил Теперин.

— Конечно, любит, — заступилась за мать Лариса.

— А помнишь, как она меня бидоном огрела? — не согласился муж.

— Так ты же человек, — резонно возразила жена. — А животных она уважает.

— Ну, хорошо, — перебила их спор женщина. — Какие у вас материальные условия?

Теперин приосанился и набрал в грудь воздуха ровно столько, чтобы он вытолкнул из-под расстегнутого пиджака десятирублевый яично-широченный галстук. Лариса скрипнула кримпленовым платьем.

— Хватает. Капусты насолили и под камень положили, — сообщил Теперин.

— Телек цветной, — дополнила жена общую картину.

— Вашу псину будем кормить одними люля-кебабами, — заверил он.

— Острое собакам нельзя, — испугалась женщина.

— Мы ей супу наварим, — поспешила Лариса сгладить оплошность мужа.

— Харчо, — тоже поспешил вставить он, чтобы строгая женщина не подумала, что они будут морить собаку какими-нибудь комплексными обедами.

— Вам необходимо прочесть специальную литературу. Вы еще не готовы теоретически, — заметила женщина.

Она достала с полки громадную стопку книг и книжиц. Сверху лежала толстая монография «Щенок (детство, отрочество, юность)». Внизу покоился двухтомник «Психология болонки».

Теперины переглянулись. Столько книг они видели только в бухгалтерии — подшитые отчеты.

— Какую вы хотите породу?

— Нам бы кобелька, — сразу высказал свое желание Теперин.

— Только не мордатого… не этого… не бульдозера, — попросила Лариса. — И чтобы хвост был, как у всех добрых людей.

— Знаете, — объяснил муж, — есть такие волосатые псинки, что рожи не видать. Из них еще шерсть выщипывают на оренбургские платки.

— Шприц, — вспомнила Лариса породу и поделилась: — Я уж ему имечко придумала — Фантомас.

— Лучше Первач, — сказал Теперин.

— А какое у вас образование? — вдруг спросила женщина и сняла очки, словно из-за них она раньше чего-то не рассмотрела в посетителях.

— Я на последнем заочном курсе, — сообщил Теперин. — Она на предпоследнем. А что?

— Нас интересует и духовный мир семьи, — объяснила женщина.

— Духовного мира у нас навалом, — сказал муж.

— Две газеты выписываем, — обиделась жена.

— С культпоходом ходим, — заметил Теперин. — На культпоходы ходим, — поправился он. — «Ну, погоди!» всем коллективом смотрели.

— А у вас есть домашняя библиотека? — спросила женщина.

Супруги изумленно переглянулись. Она поправила бледно-синий парик и встала. Он застегнул пиджак из матовой ткани, которую не выпускала ни одна фабрика мира.

— Мы собаку у вас покупаем, а что вы спрашиваете про библиотеку? — сердито сказал Теперин.

— Если такая морока с вашими собачками, то обойдемся и без них, — заверила Лариса.

— Да мы лучше ребенка заведем, — заключил Теперин.

И завели ребенка. По поводу его появления на свет супругов Тепериных никто нигде и ни о чем не спрашивал. На день они отдавали его теще, которая уважала собак и жила на кухне. А вечером ребенок не шелохнувшись смотрел из коляски цветные серии, посасывая пустышку. Но сразу начинал плакать, если показывали эти проклятые симфонии.

Давая мне в детстве подзатыльник, мама приговаривала: «Вот накажет тебя бог за непослушание». Действительно, я сделался сатириком.

Писатели считали меня несерьезным, потому что я не описывал природу. Читатели видели во мне зубоскала, ибо я не тянул им душу историями из жизни. Редакторы принимали меня за очернителя. Жена просто считала злобным, без всяких аргументов.