Когда Габриэла открыла глаза, она с удивлением обнаружила, что Питер все еще стоит возле ее кровати. Он старался угадать, о чем думает Габриэла, любила ли она этого Стива Портера и насколько глубокую рану нанесло ей его предательство. Но стоило Питеру увидеть ее глаза, как он понял, что Габриэла не испытывает ничего, кроме облегчения и, пожалуй, удовлетворения. Если бы не боль от многочисленных ушибов, она бы, наверное, выглядела почти счастливой. Питер неожиданно подумал о том, что Габриэла, наверное, была очень красива, прежде чем с ней случилось это несчастье. Он был совершенно уверен в том, что, когда спадут опухоли и пройдут синяки, красота снова вернется к ней, но она могла бы понравиться ему даже такой, как сейчас. В Габриэле Питер чувствовал присутствие какой-то внутренней силы, которая не могла ему не импонировать. Он знал, что она прошла через ад и едва не умерла у него на руках, но — несмотря ни на что — продолжала улыбаться ему разбитыми губами.
— Все правильно, — подбодрил он ее, хотя по глазам Габриэлы Питер видел — она и сама все знает.
— Он был плохим человеком… ужасным, — шепнула она в ответ. — Он убил моего друга.
— Он чуть не убил тебя, — заметил Питер. Для него это было гораздо важнее — ведь Габриэла была его пациенткой.
— Надеюсь, они его поймают.
— Я тоже…
Их желанию суждено было сбыться очень скоро. Около шести вечера, когда Питер наконец-то начал собираться домой, ему позвонил полицейский инспектор и сказал, что Стив Портер задержан агентами ФБР в одном из казино в Атлантик-Сити. Сначала он пытался все отрицать, потом заявил, что Габриэла — психически больная и что она сама напала на него, но Стиву никто не поверил. Его прежние подвиги, хорошо известные полицейским департаментам Калифорнии, Кентукки и других штатов, а также тяжкие телесные повреждения, которые он нанес Габриэле, свидетельствовали против него достаточно красноречиво. Стива поместили в тюрьму без права освобождения под залог, где ему предстояло дожидаться решения суда. А по мнению полицейского, решение это могло быть очень жестким. Даже если бы Стив не избил Габриэлу, ему предстояло отбыть достаточно внушительный срок за то, что он скрылся из-под надзора полиции трех штатов, так что теперь для него все было кончено. ФБР давно шло по его следу, но, к сожалению, они не успели схватить Стива до того, как он поймал Габриэлу в свои сети. Теперь его обвиняли в покушении на убийство, в случае же, если бы полиции удалось доказать его причастность к смерти профессора, Стиву грозил пожизненный срок.
Инспектор сообщил эти новости чуть ли не с торжеством, но Питер не разделял его радости — ему казалось, что было бы гораздо лучше, если бы Стива Портера арестовали до того, как он убил профессора и едва не прикончил девушку. Впрочем, он поблагодарил инспектора и пошел сообщить новости Габриэле.
— Теперь он попадет в тюрьму? — шепотом спросила она, когда Питер закончил. Ей все еще было очень больно разговаривать, к тому же за сегодняшний день она потратила слишком много сил.
— Он уже в тюрьме, и надолго, — уверил ее Питер, и Габриэла кивнула. Как и он, она жалела о том, что полиция не схватила Стива раньше; если бы это случилось, тогда, быть может, профессор прожил бы еще сколько-то времени. Ради этого Габриэла без сожаления рассталась бы со всеми деньгами, которые он ей оставил, однако она только печально вздохнула, понимая, что теперь ничего поправить уже нельзя и что никакие деньги, никакое самопожертвование, никакое волшебство не помогут ей вернуть профессора.
Чтобы немного подбодрить ее, Питер сказал, что все ее соседи по пансиону передают ей привет и желают скорейшего выздоровления.
— Когда им можно будет навестить меня? — сразу спросила Габриэла, и Питер придал своему лицу весьма строгое выражение.
— Когда я разрешу, — сказал он с напускной суровостью. — Здесь я главный. Тебе нужно отдыхать. Кстати, как ты себя чувствуешь?
Он был серьезно обеспокоен той серьезной психологической нагрузкой, которая свалилась на нее сегодня. Сначала Габриэле пришлось произнести роковые слова, которые обрекали на многолетнее заключение человека, которого она когда-то любила, а потом — принять последствия этого своего решения.
Но Питер ошибался. Сознавать, что по одному ее слову Стив на долгие годы отправится в тюрьму, Габриэле действительно было нелегко, но зато теперь она окончательно поняла, что никогда его не любила. Стив опутал ее своими сетями, да так ловко, что она приняла за любовь сочувствие, обычную привязанность, привычку.
С другой стороны, какой бы сильной она ни была, ей, наверное, еще долго не удалось бы расстаться со Стивом; он был опытным мошенником, в то время как Габриэла по-прежнему оставалась весьма наивной и неискушенной в житейских делах. Освободила ее от Стива случайность, которая едва не стоила ей жизни, но теперь самое страшное было позади. Габриэла, во всяком случае, была в этом уверена.
— Так как мы себя чувствуем? — повторил Питер свой вопрос, и Габриэла с трудом улыбнулась.
— Спасибо, кажется — ничего… — Она и сама не знала, как она себя чувствует, — слишком многое свалилось на нее сегодня.
— Тебе, наверное, нелегко сейчас, — посочувствовал Питер. — Ведь ты считала его своим другом.
Но Габриэла покачала головой. Сначала она действительно думала, что Стив предал ее, но теперь… Теперь она не знала, что и думать.
— Сейчас я понимаю, что на самом деле я даже не знала его как следует. Он оказался совершенно другим, не таким, каким он мне казался…
Она быстро отвернулась, но в ее глазах Питер заметил что-то такое, что тронуло его чуть ли не до слез. Ему хотелось сказать ей какие-то теплые, дружеские слова, но Габриэла опередила его.
— Кстати, как долго я здесь пробуду? — спросила она, снова поворачиваясь к нему, и Питер сразу вспомнил пожилую леди из соседней палаты, которая требовала, чтобы ее отправили домой на второй день после того, как она сломала шейку бедра. О ней он рассказывал Габриэле перед самым звонком полицейского инспектора.
— Разве тебе тоже нужно к парикмахеру? — с улыбкой поинтересовался он.
— Нет, не совсем, — тихо ответила Габриэла, машинально сделав такое движение, словно хотела поправить волосы, скрытые под бинтами, и Питер на мгновение задумался, какого они могут быть цвета. Когда ее только привезли, он как-то не обратил на это внимания, к тому же голова Габриэлы была сплошь покрыта коркой запекшейся крови.
— Я просто так спросила.
— Ну, пройдет еще несколько недель, прежде чем ты снова сможешь сниматься в кино, танцевать чечетку или играть в бейсбол… Кстати, чем ты зарабатывала себе на жизнь?
Из ее больничного листка Питер знал, что Габриэле — двадцать три года, что она — не замужем, живет в пансионе на Восемьдесят восьмой улице и не имеет никаких близких родственников.
— Вообще-то я работаю в книжном магазине, — ответила Габриэла, и Питер машинально отметил, что с каждой минутой она говорит все лучше, хотя и давалось ей это с очевидным трудом. — Но я хотела бы стать писательницей. Говорят, у меня есть способности, — добавила она смущенно. — Это профессор так говорил. Ну, тот человек, который… которого…
— Я помню, — быстро сказал Питер, чтобы избавить ее от неприятных воспоминаний. — Что ж, писательниц у нас в травматологии еще не было… Ты уже где-нибудь публиковалась?
— Один раз. В мартовском номере «Нью-йоркера» напечатали мой рассказ.
Питер даже присвистнул от удивления. «Нью-йоркер» был престижным изданием, и сообщение Габриэлы произвело на него сильное впечатление;
— Ты, должно быть, и в самом деле здорово пишешь! — заметил он.
— Пока нет, — скромно ответила Габриэла. — Но я буду работать над собой. Мне бы хотелось зарабатывать на жизнь именно этим, и потом, так хотел профессор Томас.
— Только ты пока не пиши, — предостерег ее Питер. — Сперва тебе надо поправиться и набраться сил. Кстати, можно тебя спросить: где ты познакомилась с этим Стивом? На благотворительной дискотеке для бывших заключенных?