— Так мы и терпели, — вмешивается снова Альбина. — Миш, зачем ты снова это тянешь всё в будущее⁉ Авария тебя ничему не научила?

— Альбина, он разорит меня! Ты что, не понимаешь⁈ А тебе сейчас как раз управлять! Ты не вытянешь! А ты, живя с предателем, как, сможешь это принять? Что твой отец не только, возможно, будет калекой, но и нищим калекой! \

Специально сейчас накручиваю её, чтобы она осознала весь масштаб бедствия и представила возможную катастрофу, если она не оставит своего урода.

— Мне ничего от тебя не надо. Я так надеялась, что после аварии, реанимации, положения, в котором ты оказался, ты хоть что-то понял и решил зарыть топор войны, но… Ничего не меняется. Да, ты мой отец, но всё-таки, прости, общаться я не хочу. Забудь обо мне, больше не звони! Хотя, нет, если помощь нужна, звони, я помогу, но только потому, что ты мой отец и я тебе должна. Я отдам тебе все долги. Ничему тебя жизнь не учит, — начинает мне читать морали эта соплячка.

— Неблагодарная! — не могу сдерживать свои эмоции. — Погоди, встану, и мужика твоего уничтожу!

Дочь меня больше не слушает, разворачивается и уходит. В другой ситуации я бы запретил ей уходить, пока мы ни о чём не договорились, но сейчас я немощен, и могу только орать ей вслед.

— Пока, мам, — быстро уходит.

— Ублюдок ты, Миша… Редкостный ублюдок… — смахивает слезу жена и уходит за ней.

— Это она неблагодарная! — кричу, но понимаю, что они меня уже не слышат.

Всё, что попадается под руку, летит об стену. Посуда, пульт от телевизора, телефон. Во мне столько гнева от моей беспомощности, столько злости!

Я отец! Я прав! Она должна была думать о моём благе, а не о том, как пристроить свой зад к моему личному врагу. Но она предала меня!

Самое дерьмо, что Альбинка на её стороне! Это обиднее всего!

Ну ничего, мне бы только встать! Мне бы только встать! И я напомню им всем, кто такой Курбатов!

СПУСТЯ ДВА МЕСЯЦА.

Мы не разговаривали с Курбатовым неделю после того, как он пригласил дочь к себе, а потом наговорил все эти гадости.

Своим поступком он оттолкнул меня ещё сильнее от себя. Но даже несмотря на это, я держу слово и не экономлю ни копейки на его реабилитации.

Всё, как обещала: лучшие врачи, лучшие реабилитологи, лучшие массажисты. Я нанимаю их всех, без сомнения, и жалости к затратам.

И они делают свою работу профессионально! Да, это дорого. Очень дорого! Но я не жалею ни о чём, потому что я просто возвращаю ему долги за маму, за то, что он когда-то сделал для неё.

Я просто делаю, что требуется, и всё. Такую установку я себе дала и двигаюсь благодаря ей.

Конечно, совершенно точно можно было бы вложиться и меньшими деньгами. И людей можно было бы нанять попроще, купить что-то подешевле из лекарств, ведь есть аналоги, дженерики.

Но это было бы менее эффективно и заняло больше времени для его восстановления. А я больше никак не могу и не хочу терпеть его присутствие в своей жизни.

В общем, стараются все из специалистов. В том числе Анна тоже прилагает максимум усилий. Я вижу это благодаря камерам видеонаблюдения.

Как только его выписали, я сразу, открыто сказала Михаилу, что дома для моего спокойствия временно будет установлено это наблюдение, и он не возражал.

Только он про домик для гостей не думал, а вот я подумала. И установила их в том числе и там.

Анна взяла на себя роль сиделки, няни и домработницы.

Ту странную девицу, которую я однажды застукала за странным занятием, где она нюхала пиджак моего мужа, я, конечно, уволила. Даже не стала разбираться, спала ли она с моим мужем или нет. В тот момент для меня это уже не имело никакого значения. Просто рассчитала её без лишних вопросов. Но я потом обязательно спрошу Михаила, было у них что-нибудь или нет. Хотя, что это изменит? Ничего теперь.

Всё моё внимание приковано к этой парочке, и все остальные не имею значения.

Всё, что происходит, даётся мне нелегко. Каждый день — это словно борьба с самой собой, с воспоминаниями нашей жизни, с болью от предательства, которая, кажется, теперь уже никогда не уйдёт из моей памяти.

По моим ощущениям моё личное душевное восстановление после этой истории, где я наконец-то открою все карты, займёт немало времени. Возможно, месяцы. А может, и значительно больше.

Мне совершенно точно теперь будет сложно довериться мужчине. Но об этом я подумаю позднее. С этим бы разобраться.

Когда я прихожу домой, возвращаясь после работы в свою реальность, в голову лезут кадры, отснятые за день. В этот момент внутри меня начинает всё дрожать от напряжения и обиды.

Ночи становятся моим личным адом. Когда тишина окутывает дом и он засыпает, мои мысли начинают кружиться вокруг одной темы — его каждодневного предательства.

Я лежу в постели, сжимая подушку руками, а слёзы катятся по щекам. Стараюсь сдерживать их, ведь я должна быть сильной. Но иногда кажется, что силы на исходе…

Я знаю, со временем, с каждым днём боль станет менее острой, надо просто подождать. И я держусь! Стараюсь! Ведь в итоге я знаю, что рано или поздно всё изменится. Рана затянется, пусть и оставит шрам. Но пока… пока я просто живу. На автомате. Как робот, запрограммированный на сдерживание эмоций и собственный успех.

Мне по-прежнему больно, хотя уже не так сильно, притупилось…

Мне по-прежнему обидно, хотя эта обида придаёт мне сил…

Я по-прежнему разочарована, но уже привыкла к этому…

К сожалению, мой муж двуличный ублюдок и принимать я это не намерена, даже если он останется инвалидом.

Теперь, когда он дома, я стараюсь дать Анне и Михаилу максимум свободы, позволяла им проводить вместе столько времени, сколько это возможно.

Сейчас мы живём уже два месяца притворяясь, обманывая, выдумывая новые способы, чтобы скрыть правду.

Мы врём. Он мне, я ему. Но не я так решила, а Курбатов.

Анна, как и я пользовалась представленным ей временем. Наблюдая за ней, я поняла, что Анна умеет быть настойчивой. И меня это даже радует.

Пару раз на видео я наблюдала, как он орал на неё, унижая, как тогда в ресторане, но она молчала и принимала.

— Буду умнее, — вспоминаю её слова, но особого ума не заметила. Она также продолжала всё терпеть, закусывая губы.

Я рассказывала про суп и кашу тогда Анне, чтобы она ещё раз подумала, не предполагая, что на самом деле такое возможно, но мои слова оказались пророческими. Он действительно запустил в неё тарелкой, когда она не добавила в кашу сахара.

Но даже несмотря на такое скотское отношение, она не сдаётся. У неё ведь на крайний случай есть договор займа.

Сегодня смотрела очередное видео, как они под предлогом прогуляться по территории одеваются и едут к домику для гостей. А там, веря в то, что камер нет Анна пытается оживить в штанах то, что у него работало как часы ранее.

— Дай я тебя поласкаю, милый, — ластится к нему, как кошка.

Он хмурится, но не отталкивает её, позволяя стянуть с себя штаны.

Зажмуриваюсь, отворачиваюсь. Смотреть на всё это противно, неприятно, но даже отвернувшись, продолжаю слушать их диалог. Нет, я не мазохистка, он мне просто нужен. Его слова нужны, его поступки.

— Ну что ты… всё получится. Закрой глаза, расслабься, и всё заработает.

— Не рано ли ты? Я ещё на ноги не встал, — единственное, в чём он сомневается.

— Ноги и этот орган не связаны, — смеётся, заставляя его расслабиться. — Мы будем пробовать каждый день, и всё обязательно наладится. Ты будешь таким же, как был: неутомимым, сильным, страстным.

— Погоди, посмотрю, где жена, — открывает телефон и изучает моё месторасположение.

Не переживай, милый, я на работе! А у тебя, видимо, совсем мозг атрофировался, если ты думаешь, что сможешь спрятаться от меня с ней за пределами дома.

Да, да, камеры у меня даже здесь… Ты так противно предсказуем, Курбатов…

Причмокивая, облизывая моего мужа, делая вид, что всё это самой Анне приятно, она старается поднять то, что пока никак не хочет подниматься.