Новая серия мини-романов Амадеус

Амадеус роман

Портрет неизвестной

ЖЕНЩИНА И ВРЕМЯ

Издательство «Амадеус» открывает уникальную серию «Портрет неизвестной». Это мини-романы о судьбах российских женщин всех времен.

Наша серия предлагает женщинам заново узнать себя, а мужчинам в очередной раз попытаться разгадать тайну прекрасной незнакомки.

Женщина смотрится в зеркало. Что может быть естественней! Но чьими глазами женщина себя видит? Долгие века она смотрела на себя глазами мужчины. Но однажды женщина спросила волшебное стекло: «Я ль на свете всех милее?» Может быть, это был первый взгляд на себя собственными глазами. Зеркало времени и река истории сильно изменили отражение женского лица.

Какие они, женщины России? Знают ли они себя? Нравятся ли себе, глядя в зеркало сегодняшнего дня, такое пристрастное и обманчивое? Не забыли в битве за личное воплощение о чем-то важном и сокровенном? Умеют ли так же, как прежде, беззаветно любить и жертвовать или сожгли все мосты в прошлое? Одержали победу над участью вечно ждущих, и если да, то какова цена этой победы? Не погас ли очаг, который женщинам было поручено хранить, или, наоборот, горит так же ровно и надежно, несмотря на пронзительный ветер перемен?

Тогда мне было всего два годика с чем-то, но я довольно сносно все помню. В тот облачный летний день родители улетали в отпуск, поэтому в аэропорту у полосы собралась куча народу: мама, папа, тетя с мужем, я и моя маленькая сестренка Кристина. До подачи самолета оставались минуты. Взрослые что-то негромко обсуждали, я сидел на огромном чемодане, который сейчас мне окажется высотой едва по колено, а Криська носилась туда-сюда по гудрону, распугивая голубей.

Помню, трехлетней Криське надоело в одиночку гонять голубей, она подкралась сзади и натянула мне на глаза мою вязаную шапочку, а потом с радостным визгом пустилась наутек.

Будучи в самых возмущенных чувствах, я рванул следом, тарахтя детскими ботинками по твердому покрытию аэродроме. Я настиг проказливую сестричку и сгреб в охапку, собираясь устроить ей хорошую взбучку.

— Пусти! — с притворным испугом заверещала Криська. — Я нечаянно!

— Нет, чаянно! — непреклонно возразил я, пытаясь отвесить тумаков сестренке, которая все изворачивалась и выкручивалась. — Чаянно!

— Кристина, Коля! — крикнула тетя. — Перестаньте сейчас же, идите сюда, к нам.

— Ну, прости, — сказала мне Криська, когда мы подошли к чемоданам и дорожным сумкам. — Прощаешь? Мир? — И протянула мне согнутый крючком мизинчик.

Я простил и протянул ей собственный. Мы сцепились пальцами, и сестра принялась трясти наши руки вверх-вниз, проговаривая речевку:

— Мирись, мирись, мирись! И больше не дерись… Мир, мир навсегда, а кто поссорится — тот вонючая свинья! — И мы разорвали сцепленные пальцы.

Сестра потопала к стоявшему неподалеку милиционеру-охраннику и прицепилась к нему с расспросами:

— Дядя! А это настоящий? — Маленькая Криська задрала голову и ткнула пальчиком в кобуру на поясе охранника.

Страж порядка глянул на мою сестричку с высоты метр девяносто, улыбнулся, благосклонно ответил:

— Настоящий, — и гордо поправил кобуру.

— А он стреляет? — продолжила Криська допрос.

— Стреляет, — с достоинством ответил охранник.

— А можно… — не отставала сестра, но тут ее снова окликнула тетя, взяла за руку и приструнила. На что маленькая Криська принялась изводить ее по поводу мороженого. Получив отказ, она тут же нашла другую тему: — Мам, а пускай дядя даст пострелять? — Серые детские глаза сестренки смотрели с искренней надеждой — ведь каждый ребенок верит в родительское всемогущество.

Тетя на миг остолбенела, потом сказала «нельзя» и отвернулась к остальным взрослым. Но Криська не сдалась так легко.

— Ма-ам, — потянула она тетю за рукав. — Тогда пускай дядя сам выстрелит, а мы будем смотреть!

— Нельзя, — повторила ее раздраженная мама. — Кристина, оставь дядю в покое. Лучше смотри, вон едет самолет.

Самолет и правда ехал, выезжал на полосу: длинный, белоснежный и прекрасный. Мы с сестренкой раскрыли рты, глядя на это чудо. На самолете было много огней, красные и желтые, некоторые из них неторопливо подмигивали. Самолет назывался ТУ-134, как я подслушал из дядиной реплики. На боку у него была синяя полоска, как у парохода. И черная надпись, большая «А» (эту букву я уже знал), и прямоугольные крылышки. Сейчас я понимаю, что это первый логотип, который мне довелось увидеть в своей жизни.

Мы стояли и смотрели. Криська забыла про стрельбу, про мороженое, про все на свете. Я тоже. Стоял и восторженно разглядывал эту огромную белоснежную махину, которая даже, если верить картинкам из книжек, умела летать. В раннем детстве я все время мечтал летать. А потом отучился.

Все это время мои мама и папа суетились: отняли у меня чемодан, на котором я сидел, собрали сумки, вызвали железную тележку на резиновых колесах, погрузили вещи на нее. Подъехала большая машина со ступенчатой лестницей, приделанной вместо кузова. Она называлась трап.

Мама присела рядом и чмокнула меня в щеку, папа погладил по голове, но я продолжал разглядывать огромный лайнер и не посмотрел на них. Потом родители пошли к лестнице, а там уже толпились другие люди, поднимаясь к открытому люку. Возле люка стояла стюардесса в голубой рубашке с синими погонами, проверяла билеты. Наверное, всем улыбалась.

Наверху, около стюардессы, мой отец оглянулся и похлопал по плечу маму. Она тоже обернулась и помахала нам рукой. Потом сказала что-то папе, они миновали стюардессу и скрылись в недрах белого ТУ-134 с синей ватерлинией. Солнце все время светило мне в глаза, поэтому нельзя было разглядеть выражения их лиц: мама и папа были просто темные тени, очерченные белоснежным бортом самолета.

Потом дядя и тетя окликнули меня, посадили в автобус. Минутой спустя туда загнали довольную Криську, которая выклянчила все-таки мороженое. Мы тронулись и поехали, и шум мотора перекрывался ревом турбин самолета, который уносил маму и папу на восток.

Больше я их никогда не видел. На обратном пути их самолет — уже другой ТУ-134 — разбился, и родители остались только двумя безликими силуэтами, которые до сих пор иногда навещают меня во снах.

На наручных часах 9:57. Будильник должен был поднять меня в 8:15, потому что к девяти мне надо было уже появиться на работе. Но он молчит, стрелки стоят на шести утра, а когда я, продолжая дремать, с легкой ненавистью беру железяку в руки, она начинает громко торопливо тикать, словно хочет нагнать упущенное время. Стою и разглядываю его сквозь сон. Я снова опоздал.

Кажется, двенадцати часов сна в сутки моему организму уже мало.

Нехорошая сторона работы рекламиста вот в чем: начинаешь подмечать весь объем рекламной информации, которая постоянно нас окружает. Нормальный человек не обращает на нее внимания, но реклама у нас повсюду. Трудно окинуть улицу взглядом, чтобы он моментально не наткнулся на очередной щит, плакат, вывеску или светящуюся тумбу. Отовсюду тебя пестрой рекламной компанией разглядывают огромные счастливые лица людей, животных и цветов, отовсюду лезут фирменные названия и логотипы.

Во всех надписях, в речи людей, в собственных мыслях подмечаешь удачные и неудачные слоганы, в жизненных ситуациях видишь рекламные сценки. Привыкаешь не столько говорить от себя, сколько цитировать других.

В спальном микрорайончике, где я живу, рекламы еще немного, но когда приближаешься к центру города, она растет лавиной, и ты чувствуешь себя уже не человеком, а несчастным муравьем, который застрял между глянцевых иллюстраций каталога товаров и услуг. Честное слово, это иногда очень угнетает.