Там, где нет места или возможности разместить даже небольшой плакатик, царит дикое поле: все столбы, заборы, углы домов и остановок птичьим пометом облепляет масса гражданских объявлений. Они самых разных оттенков: дряхлые, выцветшие и совсем новые; написанные от руки, распечатанные, нарисованные фломастером. Все цепкие, въедливые, как вирусная зараза, все с бахромой отрывных телефончиков. Хотя, если вы не знаете, настоящих гражданских объявлений здесь мало, едва десятая часть. Остальные, даже те, что с деланной небрежностью замаскированы под частные, расклеиваются разными фирмами, всякого рода агентствами, китайскими корпорациями, которые продают пищевые добавки, и так далее. С расклейкой объявлений я знаком очень даже близко.

Когда еще учился на экономическом, осваивая не помню какую специальность, то жил я уже здесь, в своей нынешней квартире, которая как раз тогда перешла мне по наследству. Но квартира — это только жилье. А еще надо питаться, одеваться, как-то отдыхать, в общем, нужны деньги. Никаких навыков и опыта у меня не было, поэтому я отыскал для себя в газетной колонке «требуются» только вакансию расклейщика объявлений.

Так вот, мне повезло: меня приметили как исполнительного, аккуратного расклейщика, со мной стали советоваться. Я высказался по поводу тупости и косноязычности рекламных текстов — мне предложили исправить дело. Исправил — меня назначили специалистом по контенту. Затем благодаря умению рисовать я освоился с дизайном. Потом за несколько лет службы продвинулся до арт-директора.

И вот я в рекламном агентстве.

Сижу за рабочим столом, выдумываю логотип и торговую марку для яблочных чипсов. Для нашего города это новый продукт, его производители ориентируются на среднестатистическую молодежь, ведущую спортивный образ жизни. Поэтому ключевое слово — «энергия». «Молодость». Плюс «яблоки». Три варианта готовы, осталось сделать еще парочку — это для полного счастья. За соседним столом трудится Юля, препресс-дизайнер, готовя к печати большой рекламный плакат.

Она из тех сотрудниц, которые возомнили, будто я хочу с ними переспать. Не то чтобы я против, но — хочу? Нет уж. Честно говоря, я предпочитаю материал посвежее.

У шефа новая секретарша, зовут Анастасия. Хрупкая изящная девочка, то ли блондинка, крашенная перьями в рыжий, то ли мелированная рыженькая — хрен разберешь. Главное, симпатичная и моя ровесница.

Девчонки из офиса меня сторонятся, потому что считают, будто я переспал с половиной из них. На самом деле это не так — наверное, едва треть наберется.

В обеденный перерыв готовлю себе чашку кофе, иду в соседний офис, в приемную шефа. Знакомлюсь с Настей, сидим, пьем кофе, болтаем на жизненные темы. Обнаруживаю, что она глупенькая, но милая. Мне подходит. Кроме того, я ей определенно нравлюсь. Кроме того, приглашаю ее в кафе, она говорит, что подумает. Значит — да. Можно вернуться к делам.

— Ладно, — говорю. — Мне пора работать. Будет время — заходи в гости.

— Куда в гости? — не понимает девушка.

Ко мне в офис, я так думаю. Не прямо же домой. Хотя…

— А ты живешь один? — спрашивает Настя.

— Да, — говорю.

— А родители?

— Умерли.

— Ой! — Настя прикрывает ладонью рот. — Прости меня, пожалуйста. Какой кошмар…

— Ничего страшного, — говорю. — Все в порядке. Это было очень давно.

Удивительно, что уже два десятка лет каждый, кто узнает о судьбе моих родителей, старается меня пожалеть и подбодрить. Все считают, будто мне одиноко, будто я очень скучаю по матери и отцу.

А я ведь даже не помню их лиц. Семейного альбома они не вели, фотографий было мало, все растерялось. Папа с мамой в моей памяти — только два безликих силуэта. И вспоминаю я их лишь иногда во сне, и слышу их молодые голоса, которые никак не могу вынести из сновидения. Сейчас я в том же возрасте, в котором были тогда они. Сейчас мне почти двадцать четыре.

На время отпуска родителей я поселился у дяди с тетей, которым и невдомек тогда было, что этот отпуск затянется и проживу я у них почти семнадцать лет.

Двоюродную сестру я не видел уже лет семь. Когда мы окончили школу в нашем городке, она поступила на филфак местного вуза, а я уехал в областной центр. Мне нужно было хорошее престижное образование, потому что дяде с тетей не улыбалось кормить и содержать чужого совершеннолетнего сына, — я должен был взять судьбу в свои руки. Мне повезло: на экономфак я поступил без проблем, помог мой сиротский статус да тетины знакомства. Вскоре после этого умерла наша с Криськой дальняя родственница. Детей у нее не было, поэтому родственница отписала мне и сестре свою двухкомнатную квартиру, напополам.

Тогда-то я и съехал из общежития. А Криська, мне говорили, скоро нашла себе состоятельного мужа, уехала жить к нему, поэтому квартира досталась мне в полную и безраздельную собственность. На семь лет с небольшим.

До вчерашнего дня. А вчера сестра позвонила, извинилась и сказала, что вынуждена переехать ко мне. Я очень рад был слышать ее голос после стольких лет разлуки, ответил, мол, конечно, половина квартиры в ее распоряжении. Сестра предупредила, что у нее маленький ребенок. И вот она здесь.

У моей сестры Кристины бледная чистая кожа, черные волосы, красные губы и куртка. Она стоит на пороге, укачивая сверток из пеленок в чепчике. Своего ребенка. За спиной у нее раздутый дорожный рюкзак.

— Привет, — говорю. — Слушай, Крись, сколько лет не виделись!

— Привет. — Сестра мне улыбается.

Несколько мгновений мы стоим молча. Кристина с интересом меня разглядывает, а я раздумываю, что сказать, какие слова уместнее.

— Мальчик или девочка? — киваю на грудного малыша.

— Мальчик, — отвечает Криська.

Она передает ребенка мне на руки. Он теплый, влажный и тихонько сопит. Совсем легкий.

— А как зовут?

— Пока никак. — Сестра хмурится. — Еще не придумала.

— Почему?

Криська отворачивается, берется снимать туфли, потом вешает куртку в шкаф.

— Левая крайняя вешалка будет моя, хорошо? Ему только восемь месяцев, — поясняет Криська через плечо. Пока что, мне кажется, это лишнее.

Квартира, которая досталась мне и сестре по наследству, — традиционная двухкомнатная кирпичная коробка в типовой многоэтажке. Все здесь хранит отпечаток прежней хозяйки: простенькие немаркие обои, по всем углам картинки со зверьками и фруктами, в таком количестве, что мне никогда не пришло бы в голову заводить домашнее животное или, скажем, объедаться виноградом. Здесь довольно просторная кухня, большая гостиная и уютная спальня, поскромнее. В спальне мы с Криськой первым делом конструируем подобие детского манежа из диванных подушек и простыней и пристраиваем туда ее малыша. Сестра разбирает рюкзак, рассовывает белье и многочисленные женские аксессуары по ящикам и полкам.

— Завтра пойду куплю кроватку, — говорит она. — Поможешь донести?

— Без проблем.

Мы идем на кухню, усаживаемся друг против друга за обеденный стол.

— Ну, — говорю, — неплохо бы выпить за новоселье?

Лезу в холодильник, достаю бутылку «Финляндии» и пакет томатного сока. Любите водку под томатный сок? Я обожаю, сроду не пил ничего приятнее.

— Извини. — Сестра виновато опускает взгляд. — Я давно уже не пью. И не курю.

— Почему? — спрашиваю.

— Предпочитаю реальность. — Она дергает плечом. — Неприятности, стрессы, нервы… Все в чистом виде. Я бы лучше поела, — улыбается.

— Ах да, — говорю. — Сейчас разогреем.

Ставлю на газ кастрюлю с супом, лью в два стакана томатный сок.

Когда-то, еще в школе, именно я научил сестру пить и курить. В то время я только научился сам, только получил эту запретную свободу, и мне очень хотелось поделиться.

С коротким звяком наливаю себе стопку. Криська с интересом наблюдает игру света на поверхности крепкого напитка, но передумывать вроде не собирается.

— Подставляй нос! — командую.

Криська морщится, улыбается и послушно выставляет носик мне навстречу. Я легонько чокаюсь об него, говорю: «Чтоб жила». Выпиваю, мы пьем томатный сок.