Джеймс схватил моряка за руку:

– Послушайте, когда же освободится моя палатка?

Старик угрюмо оглядел очередь:

– Через час, может, через полтора, точно не скажу.

И тут Джеймс вдруг увидел, как Грейс и Соупворты входят в воду. Черт их всех побери!

– Нельзя ли мне найти палатку где-нибудь в другом месте? Вон те кабины, кажется, свободны?

– Возможно, – ответил моряк, – но это частные кабины. – И он, презрительно поглядев на Бонда, отошел.

Чувствуя себя обманутым, Джеймс пошел вдоль пляжа. Нет, это уж чересчур! В самом деле чересчур! Проходя мимо ряда кабин, он бросил на них убийственный взгляд. Независимый либерал, он вдруг почувствовал себя социалистом, причем самым красным. «Почему это к услугам богатых всегда есть кабины, где они могут в любое время переодеться, не толкаясь в очереди? – подумал он. – Нет, наше общество насквозь прогнило!»

Из воды донесся женский визг: не иначе как Грейс! Визг заглушил дурацкий рев Клода.

«Черт бы их всех побрал!» – скрипнув зубами, с досадой подумал Джеймс. Он никогда прежде не скрипел зубами, только читал об этом в романах. И вот теперь довелось самому...

Он повернулся спиной к морю, с ненавистью прочитал надписи на кабинах: «Ласточкино гнездо», «Буэна виста», «Мое желание». У обитателей пляжа «Кемптон» была мода давать своим кабинам названия. «Ласточкино гнездо» показалось Джеймсу глупым, «Буэна виста» превосходила его лингвистические познания, но третье название он оценил.

– «Мое желание» – вот как раз кстати!

Другие кабины были тщательно заперты, но дверь в «Мое желание» была чуть приоткрыта. Он быстро оглянулся. В этой части пляжа располагались матери с многочисленными семействами, и они следили только за поведением своих отпрысков. Для аристократии было еще слишком рано.

Он толкнул дверь и вошел, сначала испугавшись своей смелости и увидев развешанные пляжные принадлежности, но потом успокоился. Кабина была разделена на две части. Направо – женский купальник, старая панама и пляжные сандалии; налево – старые серые фланелевые штаны, пуловер и зюйдвестка. Джеймс устроился на «стороне джентльменов» и быстро разделся. Через три минуты он был уже в воде и демонстрировал высокий стиль плавания.

– Ах, это ты! – воскликнула оказавшаяся рядом Грейс. – А я уж думала, что ты простоишь несколько часов в этой очереди!

– Да? Ты так думала?

В книжке говорилось: «Сильный человек должен быть сдержанным в любом случае». Джеймс вспомнил это, и к нему вернулось спокойствие. Шутливо, но твердо он отодвинул в воде Клода, который намеревался учить Грейс плавать.

– Нет-нет, дружище, вы в этом ничего не смыслите. Я сам!

В его тоне сквозила такая уверенность, что Клод, пристыженный, отошел. Температура английских вод не располагает купальщиков к длительному пребыванию в воде, а посему Грейс и девицы Соупворт с посиневшими носами и пощелкивающими зубами выбрались на твердую землю. Снова обреченный на одиночество, Джеймс вернулся в «Мое желание». Он был доволен собой, ибо проявил себя как личность. И как личность напористая.

Он растерся полотенцем, потянулся за своей рубашкой и вдруг замер, похолодев от ужаса: за дверью слышались оживленные девичьи голоса, но то были голоса не Грейс и ее приятельниц. Значит, прибыли хозяйки кабины! Будь Джеймс уже одет, он попытался бы как-то объяснить свое присутствие здесь, но в таком виде это было совершенно невозможно! Окна кабины были стыдливо задернуты толстыми занавесками. Он бросился к двери и с отчаянной силой вцепился в ручку. С той стороны ее пытались повернуть, но тщетно.

– Смотрите, закрыто! – сказала девушка. – А Пег сказал, что открыто.

– Нет, это сказал Уогл.

– Вот дурак! Такая досада, придется идти за ключом!

Шаги удалились. Джеймс облегченно вздохнул и стал лихорадочно напяливать на себя одежду. Через две минуты он вышел на пляж с видом агрессивной невинности. Минут через пятнадцать к нему подошли Грейс с Соупвортами. Утро прошло довольно весело: бросали камешки, рисовали на песке, болтали. Затем Клод взглянул на часы:

– Пора и позавтракать. Мы вернемся чуть попозже.

– Я зверски проголодалась, – объявила Элис Соупворт.

Другие девушки тоже заныли, что и они голодны.

– Пойдешь с нами, Джеймс? – спросила Грейс.

– Похоже, вам не по вкусу то, как я одет. Чтобы вас не смущать, я, пожалуй, воздержусь.

– Ладно. Как хочешь. Тогда до встречи.

Он подавленно смотрел им вслед: «Ах вот как! Откровенно говоря, она перегибает... Слишком!»

И он меланхолично побрел в город. В Кемптон-на-море было два ресторана, оба битком набитые, оба шумные. Утренняя история повторилась: теперь Джеймс должен был отстоять очередь в ресторан. А в последнюю минуту какая-то мегера выхватила у него из-под носа стул. И в довершение ко всему ему пришлось сесть за столик с тремя растрепанными девицами, которые хором обсуждали итальянскую оперу. К счастью, Джеймс не был музыкантом. Засунув руки в карманы, он изучал меню, но делал это без всякого энтузиазма.

«Наверняка ничего путного из еды уже не осталось, – сказал он про себя. – Мне везет сегодня!»

Так и случилось: остались только бобы с бараниной. И Джеймс покорно заказал их. Машинально он сунул руку в карман и нащупал там какой-то камешек. Он достал его, и все его заботы вдруг отошли на второй план: он держал в ладони не обычную гальку, а большой зеленый сверкающий камень. И он не мог отвести от него испуганных глаз: нет, это не может быть изумруд, это, наверное, просто осколок бутылки, отшлифованный морем! Да и изумруд не может быть таким большим!

И вдруг ему вспомнилась фраза из газетной заметки: «Знаменитый изумруд раджи Марапуты величиной с голубиное яйцо...» Неужели это он? Изумруд раджи?

Подошла официантка, и Джеймс нервно сжал камень в кулаке. Мороз пробежал по его спине. Неужели все же изумруд? Джеймс плохо разбирался в камнях, но этот камень так сверкал... Положив локти на стол, Джеймс смотрел на него, не замечая остывающей баранины. В его уме крупными огненными буквами, словно на киноэкране, вырисовывалось слово «полиция». Ему с детства внушали, что человек, нашедший ценную вещь, должен отнести ее в полицию. Так-то оно так, но каким образом эта вещь оказалась в его кармане? Это у него спросят первым делом. Что же он ответит? Он потерянно опустил глаза, и у него возникло странное подозрение. Старые серые фланелевые штаны в той пляжной кабине ничем не отличались от его собственных. Значит, в спешке он влез в чужие штаны, вот и все! Однако зачем столь ценной вещи лежать в кармане старых брюк? Очень странно. Конечно, он мог бы все это объяснить и в полиции...

Весьма щекотливое положение! Ему придется признаться, что он вошел в чужую кабину, признаться в небольшом грехе, который привел его к этому решению.

Подошла официантка, подозрительно взглянув на нетронутое блюдо. Джеймс поспешно расплатился и вышел голодным. В растерянности остановившись на тротуаре, он увидел на другой стороне улицы рекламу вечерней газеты: крупные буквы объявления не могли не привлечь внимания:

Джеймс почувствовал, что у него подгибаются ноги. Он купил газету.

Джеймс уронил газету. Каким образом изумруд мог оказаться в кармане старых штанов, брошенных в незапертой кабине, где его мог взять первый встречный? И что скажут в полиции, если Джеймс все же расскажет подобную историю? Конечно, ему не поверят. Кто станет держать в кармане уникальную драгоценность, которую ищет вся полиция округа? Следовало немедленно принять решение: либо идти прямо в участок и рассказать все – что вовсе не улыбалось Джеймсу, – либо как можно скорее избавиться от изумруда. Почему бы не положить его в пакет и не послать по почте радже? Но он тут же покачал головой: нет! Ни за что! Он прочел немало детективных романов и знал, что королевские ищейки выследят того, кто это послал, и меньше чем через час узнают с помощью микроскопа и прочих точных приборов профессию отправителя, его возраст, привычки и даже цвет глаз. И его быстро найдут.